На Доку? Так ведь он и впрямь им не нужен. Если на меня, то зачем? Вывести из себя, сбить с толку?… Смех просто.
Меж тем майор Калитин выжидал, давая возможность Игнату сесть в «Мерседес» и свалить. Папаня, однако, не спешил. Стоя рядом с Васей, он хмуро наблюдал за происходящим. Что было делать майору утро, намеревавшемуся отделить Француза от криминального коллектива? Гнать Папаню именем закона с городского пустыря? Но ведь он, майор, сам же объявил, что против Игната Доки ничего не имеет. Значит, именем закона не получится. Так что же, заламывать мне руки при свидетелях?
Ушлый майор принял соломоново решение:
– Грин Глеб Михайлович, прошу вас пройти с нами.
– Куда? – полюбопытствовал я.
Сычиха, радость моя ненаглядная, ответила без запинки:
– В похоронное бюро, мерку снять.
Майор глянул на нее с осуждением, но одергивать не стал. Затем дал мне правильный ответ:
– Поговорить надо. Можно проехать на Петровку, а можно – у нас в машине. Что предпочитаете?
Я бесшабашно махнул рукой:
– Едем на Петровку.
Они обменялись взглядами. Везти меня к себе в контору, видимо, в их планы не входило. Глядя на ухмыляющегося Васю, капитан Сычова в досаде пригрозила:
– Щас ты у меня поскалишься, подлюга!
Вася вспыхнул, покосился на невозмутимого Папаню и промолчал. А майор Калитин наградил меня скупой милицейской улыбкой.
– Так далеко ехать? В такую погодку?
Я пожал плечами:
– Сами предложили.
– Погорячились, – признал свою оплошность майор. – У нас к вам несколько вопросов. Можем прояснить их прямо здесь.
Сказать, что мне все это надоело, – значит слукавить. Во мне клокотало такое бешенство, что я готов был запихнуть этих горе-сыщиков в их красное авто и зашвырнуть куда-нибудь в Гималаи. Весь ужас заключался в том, что мне это было раз плюнуть.
– Извините за назойливость, – возразил я вежливо, – но я вынужден настаивать на поездке в МУР.
– На кой черт?! – вырвалось у майора Калитина.
– Хочу, чтоб у меня взяли отпечатки пальцев.
Троица вновь обменялась взглядами. Они явно были в смятении, о причинах которого нетрудно догадаться. Майор попытался сделать хорошую мину:
– Господин Грин, позвольте уж нам решать…
– Ну конечно! – перебил я. – На открытках с подписью «Француз» – никаких отпечатков. А на местах преступлений, как говорится, ищи-свищи. У вас, дуболомов, ничего нет…
– Заткни фонтан! – Сычиха шагнула ко мне. – Или я сама его заткну!
Я вздохнул:
– Светлана Анатольевна, уймитесь. Я не в настроении. – И повторил майору: – У вас нет ничего, кроме…
Сычиха прыгнула, целясь пяткой мне в лоб. Убивать, очевидно, не собиралась – просто хотела «заткнуть фонтан». Прыжок, надо заметить, был впечатляющий: леди вспорхнула, точно в балетном па. Я чуть отклонился, присел и поймал ее на руки. Затем, держа как невесту перед брачной ночью, бережно поставил на травку, развернул к себе спиной и дал коленом под зад. Пролетев метров пять, она грациозно опустилась на четвереньки. Товарищи по работе ошеломленно следили за ее успехами в борьбе с земным тяготением.
– Кому-то прокладки надо менять, без понтов, – не сдержался Вася.
Папаня ему подмигнул:
– Помочь рвешься?
Пунцовая от стыда и ярости, Сычиха, невзирая на окрик майора, вновь ринулась на меня. Не знаю, что она задумала изобразить, но блеснуть мастерством ей опять не удалось. Нырнув девице под руку, я снова оказался у нее за спиной… Нет, от пинка под зад на сей раз я воздержался: это могло войти в привычку. Я лишь обхватил брыкающуюся каратистку вместе с прижатыми к телу руками и в третий раз обратился к ее начальству:
– У вас ничего нет, кроме трупов с открытками. И это за два месяца. Благо на открытках подпись «Француз». Что бы вы без нее делали?
Майор Калитин сухо произнес:
– Отпустите капитана Сычову.
– Пусти, недоносок! – Сычиха извивалась в моих руках.
Я мотнул головой:
– Не могу, Светлана Анатольевна. У вас черный пояс, я опасаюсь за свою жизнь. – И вновь обратился к ее шефу: – Какие у вас ко мне вопросы? Где я был с шести до девяти? Не смешите, майор. Вдруг выяснится, что под газетными колпаками налетчиков скрываются удалые милиционеры?
Сычиха, замерев на мгновение, перестала извиваться. Майор Калитин хмуро на меня посмотрел, приоткрыл рот, но промолчал. В голове его явно бродили невеселые мысли. Окрысился лишь верзила Серега с пародийной фамилией Гномкин.
– Думайте, что говорите! Какие у вас основания подозревать милицию?!
Вместо меня ответил Вася:
– Во, блин! Да я тебе вагон оснований выкачу!
Внезапно ситуация изменилась. Не успел Вася выкатить обещанный вагон, а Игнат – умерить его пыл, не успел лейтенант Гномкин затеять ссору, а майор – ее пресечь, не успела Сычиха вырваться из моих рук, а я – придать ей нужное ускорение, как возле Папаниного «мерса» лихо затормозил «БМВ» цвета капучино с джипом сопровождения позади. Если так пойдет и дальше, маленький наш пустырь вскоре будет напоминать полигон во время боевых учений.
Я отпустил Сычиху, и она, утратив агрессивность, воззрилась на «БМВ», из которого вышел сухопарый господин лет шестидесяти в светлом костюме и с тросточкой. Два накачанных амбала конвоировали его по бокам. Из джипа выскочили еще четыре амбала и расторопно прикрыли корму хозяина. Господин с тросточкой степенно приблизился к нашей скульптурной группе.
– Игнат, – произнес он капризно, – стол накрыт. Я не привык ждать.
Папаня выразительно посмотрел на офицеров МУРа.
– Обстоятельства, Павел Тимофеевич. Обстоятельства выше нас.
Лицо Павла Тимофеевича, все в мелких морщинах, вроде бы улыбалось, но водянисто-голубые глаза, пристальные и холодные, этой улыбке явно противоречили.
– К черту обстоятельства, Игнат. Я жрать хочу. – Он обвел взглядом присутствующих. Майор Калитин непроизвольно вытянул руки по швам. И сухопарый господин строго проговорил: – Всех знаю. – Он указал на меня тростью: – А этого – нет.
Я чуть поклонился.
– Странно, что я существую.
Сычиха скосила на меня глаза едва ли не с симпатией.
А господин с тросточкой обратил взор на Папаню:
– Тот самый Француз? Да, Игнат?
Плутоватые глазки Игната избегали смотреть в мою сторону.
– Да, Павел Тимофеевич, в общем-то…
– Майор Калитин! – гаркнул я. – Либо едем на Петровку, либо адье, как говорят французы!
Майор не отозвался: он ел глазами господина с тросточкой. И тот, словно только что майора заметил, состроил удивленную мину:
– Чем занимаешься, Алексей? Бандитов ловишь?
У майора Калитина вспыхнули уши.
– Да так, Павел Тимофеевич… – пролепетал он. – Просто возникли кое-какие вопросы.
– К нему? – Павел Тимофеевич указал на меня тростью. – Брось дурить, Алексей Иванович. Мне за него поручились.
– Но извините, – запротестовал майор, – все же мы обязаны проверить…
– Не там ищешь, олух! – взвизгнул вдруг господин с тросточкой. – Хочешь себе проблемы?
– Да нет, Павел Тимофеевич, я просто…
– Вали отсюда, Алексей! Забирай своих шавок и вали!
Красный как рак майор Калитин двинулся к «Москвичу». Лейтенант Гномкин с каменной физиономией зашагал рядом. А Сычиха, проходя мимо господина с тросточкой, процедила:
– Я не шавка, Хлыст. Заруби это на носу.
И господин из «БМВ» несолидно огрызнулся:
– Вали, вали, не отсвечивай!
«Москвич» с муровцами уехал с пустыря. А мне оставалось лишь гадать, кто такой этот Павел Тимофеевич – непрошеный мой благодетель. Объект моих недоумений меж тем подошел ко мне с улыбочкой.
– Ну, как я это разрулил? – Он хлопнул меня по плечу и был весьма удивлен, что плеча на месте не оказалось.
– Блестяще, – ответил я. – Но не стоило хлопот.
– Да ну, какие хлопоты? Рад был помочь. – Он вновь попытался хлопнуть меня по плечу – и ладонь его опять чиркнула по воздуху. Ему это не понравилось, но он продолжал улыбаться. Лицо его в мелких морщинах выглядело, как треснувшая яичная скорлупа. – Смотрю, вы мужик увертливый. Ценю.
Я слегка шаркнул ногой.
– Приятно слышать.
Ехидство мое от него не ускользнуло, его водянисто-голубые глаза приобрели штормовой оттенок.
– Говоришь, он жутко крутой? – обернулся он к Папане. – А я вот сомневаюсь.
Игнат занервничал: наше столкновение, очевидно, в планы его не входило.
– Можешь сомневаться, Пал Тимофеич, только поехали жрать. Ты вроде с голоду помирал.
Словно прикинув что-то в уме, Павел Тимофеевич произнес:
– О'кей, Француз, едем в «Арагви». Потолкуем за обедом.
– О чем? – спросил я.
– Там узнаешь. Лезь в машину.
– Спасибо. Жрите без меня.
Казалось, он огреет меня тростью. Но он (то ли благоразумие возобладало, то ли я был ему зачем-то нужен) лишь приказал:
– Ты поедешь.
Вася, которому хорошо было известно, чем все могло кончиться, пробормотал:
– Ну, блин, Пал Тимофеич…
Игнат поспешно предложил:
– Отстань, Хлыст. Человек не голоден, у него диета. Поехали, пора сделку обмыть.
Но господин с тростью, похоже, сделался невменяем. Глаза его присосались ко мне, как пиявки, губы подрагивали от злости:
– Лезь в машину. Нужно обсудить кое-какой проект. Не залупайся, фраер.
Возможно, у Павла Тимофеевича временно помутился рассудок… Возможно, он просто не переносил ни в чем отказа. Копаться в этом у меня не было ни малейшей охоты. Я взглянул на побледневшего Папаню:
– Надрать бы тебе уши, Игнат. И за приглашение в «Арагви», и за случайную эту встречу.
Игнат промолчал. Еще бы! Ему с милым этим дядюшкой предстоит деньги делать, и небось немалые. Ладно, мне-то что? Я направился к своему «жигуленку».
– Стой! – приказал Павел Тимофеевич. И, поскольку я не внял, крикнул одному из охранников: – Давай, Гринь! Ткни его мордой в дерьмо!
На что Игнат угрюмо заметил:
– Хлыст, я тебя предупреждал.
На пути моем возник амбал, меланхолично жующий жвачку. На сонной его физиономии читалось: «Мне лично ты – до фени. Но раз хозяин приказал…» Он встал в низкую стойку и приготовился к атаке. Боже, как все они надоели! Сколько их было за двести с лишним лет!.. Я дал ему шанс.
– Тебе за это не платят, – сказал я. – Ты не обязан выполнять прихоти клиента.
«Клиент» хохотнул за моей спиной:
– Давай-давай, проповедуй. Вмажь ему, Гриня!
Мой призыв к благоразумию пропал втуне. Парень выбросил правую ногу, целя мне в лицо. Я отклонился, не сходя с места, и уведомил:
– Какую ногу поднимешь, ту и сломаю.
Не знаю, серьезно ли он отнесся к моим словам, однако жвачку выплюнул. Затем сделав руками обманку, левой ногой попытался ударить меня в голень. В момент его движения я сам нанес ему удар под колено. Послышался короткий хруст. Он завалился с воплем набок, обхватив сломанную ногу. Все это было до тошноты глупо и предсказуемо. Но, как обычно, урока никто не извлек.
Пока охранники суетились вокруг подбитого коллеги, а Игнат с Васей пытались урезонить бесноватого Павла Тимофеевича, сей последний, не желая вовсе урезониваться, издал воинственный клич:
– Серый, давай! Уделаешь его – проси что угодно!
И, разумеется, Серый не устоял. Обогнав меня возле «жигуленка», он заслонил водительскую дверцу. Детина был приземист и широк в плечах. Ухмыляясь кривыми зубами, он вступил со мной в переговоры:
– Давай без карате-шмарате. Согласен?
– Можем вообще разойтись миром, – предложил я.
Он мотнул квадратной башкой:
– Не-а, драться будем. Но давай боксом, до нокаута. Согласен?
Ну до чего славный парень. Передо мной покачивался и приплясывал типичный полутяж, вес которого превышал мой килограммов на десять. И вот, стало быть, этот умник предлагал мне биться по-джентльменски против пудовых его кулаков. И, что забавно, он почему-то рассчитывал на мое согласие. Я бы оказался скотиной, если б его разочаровал.
– Идет, – кивнул я. – Бью в солнечное сплетение, минут за десять очухаешься.
Он заухмылялся и восплясал пуще прежнего. После чего попытался достать меня джебом. Затем согнулся пополам и рухнул на щебенку, не успев заметить, что с ним произошло. Мышцы живота у него были как литые. Но не для Мангуста. Надо ли говорить, что никакой радости от победы я не ощутил? Только грусть и горечь. Всегда только горечь.
Галдящие за моей спиной «зрители» в недоумении примолкли: как-то слишком быстро свалился Серый, не оправдал ожиданий. Открыв дверцу «жигуленка», я оглянулся. Папаня с Васей понуро уперли зады в «Мерседес». Они опасались моего гнева. Зря.
А Павел Тимофеевич, господин с тросточкой, не опасался ничего абсолютно. Более того, как ни странно, он выглядел довольным. Вот его я бы взял за горло… Однако сел в машину и уехал.
– Не хвали меня, Стив Пирс. Я отпустил мерзавца не потому, что сохранил хладнокровие воина, и не из уважения к заповедям Мангустов. Я не прибил господина с тросточкой лишь потому, что мне было жаль его охранников, которых пришлось бы заодно покалечить. Но для тебя, учитель, в этом все же есть утешение: школярские мои выходки иногда совпадают с правилами.
ГЛАВА 8
Гоня по нагретому асфальту к дому, я с досадой думал о том, что не продвинулся ни на шаг. Что сообщил мне Папаня об отморозке, именующем себя Французом? Дерется, как смертоносная машина. Ладно, положим, это кое-что. Но где искать этого ниндзю?
Было полтретьего пополудни. Солнце пекло умеренно, без напряга, и языки встречных собак не вываливались от жары. Язык готов был вывалиться у меня от этих головоломок. Даже ветерок, врывающийся в окошко, ничуть не освежал.
Допустим, мой двойник и есть Француз-отморозок. Что говорит в пользу этой версии? Он полная моя копия, это раз. Хочет меня изгнать и называться моим именем, это два. Дерется опять же: выдержал около минуты поединка со мной – не фунт изюма. И все-таки не верю. Почему? Глуповат, неуравновешен… Если б только это. Несамостоятелен, наверняка работает на того хмыря в полотняном костюме… Так-так, теплее. Он знает, что уступает мне в драке, но абсолютно уверен в своей неуязвимости. Еще теплее. Он ведет себя так, будто убежден, что я не сдам его в милицию. Интересно, с какой стати? Может, в этом вся закавыка?
Приближаясь к дому, я въехал в безлюдную улочку с односторонним движением. И на тихой этой улочке, припарковавшись на тротуаре, меня поджидал, мать его, красный «Москвич».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41