Казалось, они репетируют очень важную немую сцену. При нашем появлении Рыжий буркнул:
– Родить было можно.
– Точно, – поддакнула капитан Сычова.
Впервые они выступили согласованно. Однако альянс их на этом, увы, распался.
Я сел за руль, Дашка – назад к Светлане.
– Всем привет, – сказала она. – Кто в обиде, может нам врезать.
В зеркальце я увидел, как Сычиха скосила на нее глаза:
– Я бы с удовольствием. От души бы.
Дарья слегка опешила:
– За чем же дело стало? Воспитание не позволяет?
Включив зажигание, я выехал со двора.
За Сычиху ответил Рыжий:
– Воспитание ни при чем. Натура у Светы такая. Пока по роже кому-нибудь не смажет, человеком себя не чувствует. Да, Свет?
Светлана снова принялась соединять лоскуты порванного платья.
– Стас, это ж я так… Она сама напросилась.
Рыжий хмыкнул:
– Повадки, Свет, у тебя ментовские. Под дых, в печень да по зубам – ух, весело! Вон Даша карате не занималась, пистолета не носит – глянь, какое у тебя преимущество.
Покраснев, Сычиха зыркнула на Дарью.
– Слушай, Стас… А пошел ты.
Транспортный поток на улицах рассосался, и я беспрепятственно гнал «жигуленок» к Дашкиной двухкомнатной квартире, которую мы держали про запас для таких вот примерно случаев.
Рыжий меж тем повернул назад кудрявую голову:
– Я бы пошел, Свет. Даже, как ты выразилась, с удовольствием. Но, в отличие от тебя, не могу переходить черту.
Плечи капитана Сычовой поникли, на нее жалко было смотреть. В зеркальце я поймал растерянный взгляд жены.
– Рыжий, – сказал я, вписываясь в крутой поворот, – знаешь, что я о тебе думаю?
Стас криво усмехнулся:
– Что я подлюга.
Я покачал головой:
– Это ты думаешь, что ты подлюга. А я думаю, ты запутался. И прошу: разберись с этим в наше отсутствие. Согласен?
Стас кивнул с той же усмешкой:
– Само собой. А знаешь, что я о тебе думаю? Что ты ни черта в людях не разбираешься. Несмотря на свои двести тридцать два года. – Проговорив это, Стас тотчас прикусил язык.
В зеркальце я увидел, как Дарья ожгла его спину взглядом.
А капитан Сычова, хоть и в смятении чувств, конечно же, не могла такое пропустить.
– Какие, на хрен, двести тридцать два года?
Повисло молчание. Затем Рыжий буркнул:
– Шутка, Свет. Юмор у меня глупый.
Светлана с готовностью откликнулась:
– Ой, ладно. Француз – не барышня. Возраст небось не скрывает.
Дашка прыснула:
– Если и скрывает, то не от уголовного розыска.
Сычиха улыбнулась. Я вновь отметил, что улыбка у нее обаятельная.
Доехали молча, без грызни. Возле бывшего Дашкиного дома Стас и капитан Сычова цепко оглядели сгущающийся сумрак и лишь после этого проследовали к подъезду. Их грамотное поведение заслуживало похвалы, хоть я уже точно знал: «хвостов» за нами нет.
Мы поднялись в лифте, не встретив, к счастью, никого из соседей. Дарья открыла ключом дверь, и мы тихонько вошли. Сперва наглухо задвинули на окнах шторы, затем включили свет.
Двухкомнатная Дашкина квартира содержалась в порядке. Все лежало на своих местах, полы были вымыты, пыль не успела скопиться. Окинув взглядом обстановку, Сычиха, похоже, была озадачена. Возможно, она полагала, что ее спрячут где-нибудь в угольном подвале. Она стояла, озираясь и придерживая порванное платье в горошек.
Стас не сходил с коврика возле двери. Позой и выражением лица он демонстрировал: дело сделано – я свободен.
Дарья прошла на кухню, открыла холодильник и, вернувшись, чуть заметно качнула головой. В ответ я слегка прикрыл веки: не волнуйся, дескать, все под контролем. Сычиха засекла наши переглядки:
– Что у вас? Какие-то проблемы?
– В холодильнике пусто, – смутилась Дашка. – Надо сгонять в магазин.
Я выразительно постучал себя по лбу. Вот морда! Такой накладки я от нее не ожидал! Покаянный взгляд Дашки выразил, что она все поняла. Но было поздно.
– Никуда не надо гонять, – возразила Сычиха, направляясь на кухню. – Если найдется ломтик сыра или яйцо… – Она распахнула дверцу холодильника.
Дарья поспешила следом, чтобы принять удар на себя Стас усмехался: он хорошо все понял.
– Ни хрена себе! – раздался возглас Сычихи. – Это у вас называется «пусто»?
Смотреть мне было незачем. Я точно знал, что уже более минуты холодильник снизу доверху набит деликатесами: от копченых языков и осетрины до всевозможных сыров и пирожных. Я так решил: если в девчонку все время стреляют, пусть хоть поест в свое удовольствие.
– Ну, не знаю… – пыталась выкрутиться Дашка. – Нам этого на день хватает. Если ты привыкла питаться скромно…
– Ни хрена себе «скромно»! – возмутилась капитан Сычова.
Расплывшись до ушей, Стас показал мне большой палец.
В ответ я погрозил ему кулаком:
– Сколько мне лет, говнюк?
Рыжий покаянно дернул себя за вихры.
С кухни меж тем донесся голос Дарьи:
– Ну ладно, потом все перепробуешь. Пойдем, покажу, где лежит белье. Что-нибудь из одежды себе подберешь.
– Спасибо. Я платье зашью.
– Что тут шить? Выкинь.
Когда обе они вышли с кухни, щеки Сычихи порозовели, серые глаза приобрели синеватый оттенок, а губы улыбались. Метаморфоза, надо заметить, была разительной. Для тех, конечно, кому это интересно. Стас, к примеру, нахмурился и объявил:
– Все, я отчаливаю. Где и во сколько завтра?
Сычиха погасла, как свеча.
Дашка посмотрела на Стаса:
– Ты же без машины. Подожди, подвезем.
– На метро доберусь.
– Так торопишься? Прямо зудит?
Рыжий начал багроветь:
– Мое дело. Даш, я вышел из детского возраста.
Я поспешил объявить:
– Завтра здесь, в одиннадцать утра. Годится?
Стас перевел дух:
– Вполне.
– «Хвоста» не приведи.
– Обижаешь! – Скользнув за дверь, Рыжий захлопнул ее за собой.
Сычиха взирала на коврик, где он только что стоял. Дашка прервала ее медитацию:
– Пойдем, я все тебе покажу.
Показ занял около пяти минут, в течение которых я заменял Стаса на посту у двери. Затем подошла Дарья и взяла меня за руку.
– Вроде все. Можем ехать.
У нее за спиной возникла капитан Сычова:
– А выпить здесь не найдется?
Дашка взглянула на меня. Я прикрыл веки.
– Кое-что найдется, – ответила Дарья. – Бар вон там.
Они зашли в комнату. Видать, я перестарался, потому что вопль Сычихи потряс стены:
– Ни хрена себе «кое-что»!
Слово «хрен», судя по частоте употребления, было ее тотемом.
Голос Дарьи предостерег:
– Не захлебнись тут. Передышки делай.
– Учи ученого! – парировала Светлана.
Они обе вышли в прихожую.
– Ну, – вздохнула жена, – теперь уж вроде…
– Может, в дурачка сразимся? – Сычиха извлекла из сумки колоду. – А что, время детское.
Мы с Дарьей переглянулись.
– Светлана Анатольевна, – сказал я, – к телефону не подходите, шторы не раздвигайте.
– Не хотите, значит, в дурачка? – осклабилась капитан Сычова. – Тогда, может, любовью втроем займемся? Вот только душ приму… – Она зашлась судорожным смехом. – Ой, ну и рожи у вас! Да пошутила я, пошутила!
Дашка смотрела на нее распахнутыми глазами.
– Шутки тебе удаются. Прямо наповал.
– И никому не открывайте дверь, – завершил я свое наставление. – У нас имеются ключи. – Я щелкнул дверным замком. – Спокойной ночи.
– Эй, супермен! – окликнула меня Сычиха. – Глеб Михайлович Грин, ты ведь у нас супермен?!
– Угу, – кивнул я. – А ты супермент.
Светлана вновь зашлась смехом.
Под этот смех мы вышли за порог. И, прежде чем захлопнуть дверь, Дашка тихо проговорила:
– Пока, супермент. До завтра.
В лифте она прислонилась к моему плечу, оставив происшедшее без комментариев. Только пригрозила:
– Заплачешь – убью!
Ответить я не потрудился. Хотя бы лишь потому, что не принимал эту напраслину на свой счет.
ГЛАВА 19
Когда мы вернулись домой, Дашка была молчаливой и выглядела утомленной. По крохотной нашей квартирке она передвигалась, держась за мою руку.
– Ты чего? – не выдержал я.
– Сегодня у нас среда? – уточнила она задумчиво. – А из Японии я прилетела в понедельник. Эти три дня были слишком густо посолены. Тебе не кажется?
Я пожал плечами:
– Не успел навести порядок к твоему прибытию. Извини.
– Дурак, – вздохнула она. – Не смей наводить порядок без меня. Даже не думай.
Я отсалютовал по-военному:
– Да, мэм!
Дашка опять вздохнула. И за ужином ухитрялась не выпускать моей руки.
– А он, – ткнула она в лежащий среди еды булыжник, – пусть пока побудет. Он свой парень.
Эта реплика навела меня на ребячливую мысль. Мне захотелось Дашку подбодрить. И, когда мы перемыли посуду, я предложил:
– Не устроить ли вечеринку?
Она подняла на меня заинтересованный взгляд.
– Какую?
– В узком кругу.
– Давай. А с кем?
Я подвинул булыжник в центр стола, на почетное место, и уточнил:
– У нас вроде была свечка?… Поставь сюда и зажги.
Дашка проворно пристроила свечку в баночку из-под майонеза и, чиркнув спичкой, поставила рядом с булыжником.
– Что дальше?
– Наполни миску водой, – распорядился я. И, когда она это выполнила, постучал по столу пальцем. – Вот сюда.
– И что теперь? – оживилась Дарья.
– Садись рядом.
Она села, прижавшись к моему плечу.
– Ну и?
На столе перед нами разместились горящая свеча, булыжник и миска с водой.
– Не догадалась еще? – осведомился я.
Дашка мотнула «конским хвостом»:
– Не-а. Подсказка нужна.
– Ха! – сказал я. – Разочаровываешь! – И, глядя на свечу, произнес: – Привет, Плясун! – Затем обратился к булыжнику и к воде в миске: – Пьер! Блу! Привет, ребята!
Пламя свечи вытянулось и, утратив плавные очертания, превратилось в лохматого пляшущего мужичка.
Булыжник завертелся на месте, ужался, распрямился и встал каменным молодцом, ростом с кабачок.
Вода в миске вздулась, как тесто, затрепетала и преобразовалась в прозрачную женщину, изящно придерживающую длинное платье.
– Привет! – произнесла она звонким голосом. – Почему не слышу музыки? Этой нашей: пам-па па-рам-па пам-па! – напела она «Хэлло, Долли!».
– Блу, – ответил я, – мы в жилом доме. Начнем тут отплясывать, соседи сбегутся.
– Не обязательно каблуки ломать, – возразила Блу. – Можно и под сурдинку. Даш, скажи.
Дашка моя… Как описать ее лицо? Не смеется, не плачет – сияет вся.
– Правда, Блу, не стоит, – сказала она. – Под нами такая бабка проживает – кляуз не оберешься.
– Подумаешь, бабка, – отмахнулась прозрачная женщина. – Зальем ей потолок на фиг. Могу вообще из каждой трубы у нее хлынуть.
Мы с Дарьей прыснули.
А пляшущий свечной мужичок прошипел:
– Во-во, ей бы только заливать! Немочь мокрая!
Блу нахмурила прозрачные бровки:
– Я вот все ждала, когда ты встрянешь. Думала, не заболел ли?
Пляшущий мужичок выставил огненный кукиш:
– Во, видела?! Не дождешься!
Каменный молодец притопнул по столу.
– Ну все, достали! Не прекратите собачиться – обоих отдыхать отправлю!
Блу подбоченилась:
– Что ты нам сделаешь, мужлан?
– Да, – поддержал ее Плясун, – мне тоже интересно.
– Отвечаю. – Каменный парень расправил плечи. – Тебя придавлю в свече. А тебя из миски выплесну: заливай соседей на здоровье. Вопросы есть?
Вопросов не последовало. Огненный мужичок яростно отбивал чечетку, а прозрачная дама обиженно отвернулась.
Пряча улыбку, я вмешался:
– Не слишком ли круто, Пьер?
– С ними иначе нельзя: на шею сядут, – объяснил каменный молодец, ростом с кабачок. И обратился к жене – Даш, спасибо, что обо мне вспомнила, как в школе. Если кого шарахнуть надо, ты меня только направь. А там уж я сам.
Дарья всхлипнула:
– Пьер, я никогда тебя не забывала. – Она взглянула на меня, и оба мы расхохотались.
Пьер выпятил каменную грудь:
– Не понял юмора! Что смешного?!
Дашка чмокнула его в бугристый лоб:
– Ничего абсолютно.
Тут Плясун, воспользовавшись паузой, прошипел:
– Танцев-шманцев не будет, о'кей. Но почему я тут самый мелкий? Пересадили бы меня на полено, что ли.
– Ага, щас! – мигом окрысилась Блу. – Сперва на полено, потом на пол и потолок, а после мне усмирять тебя отморозка!
Плясун так взъярился, что от свечи полетели искры:
– Да ты что, дура?! Нешто я не знаю, что я у своих?!
– Ну да, знаешь! А как с тормозов соскочишь, мне потом с тобой…
Пьер грохнул ногой по столу:
– Опять?! Терпение испытываете?!
Блу раздраженно повела плечом.
– Ничего не опять! Зачем драть глотку? – Прозрачное ее личико выразило вдруг смятение. – Даш, представляешь, такой сон вчера видела – кошмар просто! Будто устроила я у Каймановых островов штормягу… прямо светопреставление! Бр-р-р, подумать страшно! – Блу аж передернуло.
– Ну вот, – ввернул Плясун, – а на меня бочки катишь!
– Помолчи! – одернула его Блу. – Даш, ты ничего о шторме не слышала?
Дарья мотнула «конским хвостом»:
– Нет. А сама разве не помнишь?
– Если бы! Я, когда сплю, совсем бесчувственная. Только что-то все снится, снится…
– А у меня, по-твоему, что? – опять встрял Плясун. – Маниакальная жестокость, что ли? Мне тоже, между прочим, снится.
Пьер внезапно поддержал:
– И мне. Только в основном сельские и горные пейзажи. Без этой вашей агрессивности.
– Да помолчите оба! – прикрикнула Блу. – Представляешь, Даш: места себе не нахожу. Что я там натворила? Может, что-то по ящику передавали? Про штормягу в районе Кайманов, а, Даш?
«Вечеринка» наша закончилась около трех ночи. Свеча догорела несколько раньше, и Плясуна мы переместили на газовую конфорку. Там он подрос, заважничал и стал нести околесицу, пока его не выключили. Пьер зевнул, ссутулился и вновь спрессовался в булыжник. А Блу, подчинившись наконец закону тяготения, растеклась в миску обычной водой. До следующей вечеринки. Кому рассказать – кто поверит?
Даже ты не поверил, Стив Пирс, хоть видел их своими глазами. Ты решил, что Блу, Плясун и Пьер – просто фокусы твоего шалопая-ученика. А я не сумел внушить тебе нехитрую истину: Вода, Огонь и Камень – не мои марионетки. Они мыслят и чувствуют на том самом Четвертом уровне, на котором не существует границы между косной материей и живой. Ты не желал, учитель, заглядывать на этот уровень и… Черт побери, разве я тебя упрекаю? Просто мне очень не хватает наших бесед, Стив.
Дарья заснула, положив у подушки булыжник. Можно смеяться, но я слегка ревновал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41