Я уже надевал пальто, когда вспомнил, что забыл воспользоваться дезодора
нтом. Серьезное препятствие. Мне представилось, как придется расстегива
ть ремень и рубашку, да еще вытягивать майку из-под трусов Ц стоит ли овч
инка выделки? И так опаздываю.
Именно в этот момент я сделал открытие. Мне привиделся портрет Наполеона
кисти Энгра. Сдвинув в сторону галстук, я расстегнул одну-единственную с
реднюю пуговицу рубашки. Да, действительно, благодаря одной расстегнуто
й пуговице можно просунуть руку под рубашку и дотянуться до подмышки, а з
атем провести твердым антиперспирантом по плевральной полости между м
айкой и рубашкой Ц но лишь в том случае, если удается пальцем подцепить л
ямку майки и стянуть ее ниже подмышечного шва рубашки, таким образом пол
учив доступ к области, которую предстоит обработать. Я чувствовал себя Б
альбоа или Коперником. Учась в колледже, я с изумлением наблюдал, как женщ
ины высвобождаются из лифчика, не снимая свитера Ц через ткань расстеги
вают лифчик на спине, засучивают один рукав повыше чтобы стянуть с плеча
бретельку, а потом, соблазнительно поиграв плечами, невозмутимо вытаски
вают его из второго рукава. Мое антиперспирантное открытие имело тополо
гически разоблачительный привкус этих избавлений от лифчика
Однако первая отмет
ина на этой топологической линии времени появилась между моими тремя и п
ятью годами. Я увидел, как мама выбирает для моей сестры футболку на дерев
янной складной штуковине из тонких шпонок, на которой можно сушить нерас
правленную одежду. Футболка сушилась, вывернутая наизнанку; мама переве
рнула ее подолом вверх, сунула в нее руку, словно выуживая что-то а глубок
ой сумке, и взялась за рукав, потом другой рукой схватилась изнутри за вто
рой рукав. Затем подняла локти, и майка начала вращаться вокруг двух осей-
рукавов; хлопок ткани Ц и футболка повисла на маминых пальцах уже не вве
рх подолом и не наизнанку. Я почувствовал, как мой мозг производит аналог
ичную инверсию, пытаясь осмыслить кажущуюся невозможность и удивитель
ную разумность того, что сейчас проделала мама. Я ощутил укол упущенной в
озможности, поскольку не изобрел этот фокус сам Ц до тех пор, выворачива
я футболки, я действовал исключительно методом проб и ошибок: протаскива
л рукав через его отверстие и не добивался ровным счетом ничего, нерешит
ельно отворачивал подол сзади, заталкивал горловину внутрь и ждал чуда,
Ц только через несколько минут футболку удавалось вывернуть, причем я н
икак не мог вспомнить, как это сделал. Понаблюдав за мамой, я упражнялся в
тех же движениях, пока не понял, в чем их суть, повторяя «внутрь... наружу... вн
утрь... наружу», словно сценический речитатив. Проследив за няней, я понял,
что и другие люди знают этот фокус, и, по словам няни, моя мама ее этому не уч
ила Ц няня знала его просто потому, что так выворачивало одежду все насе
ление города Рочестера. Вскоре я разработал особый метод систематизаци
и человеческой ловкости, предназначенный специально для подобных фоку
сов; они были более ценными, нежели умение свистеть, щелкать пальцами, сто
ять на голове, манипулировать гульфиком трусов, не рискуя задушить свой
миниатюрный член, разбивать яйцо одной рукой или играть мелодию из «бэтм
ена» на пианино, поскольку в основе той разновидности ловкости лежала ид
ея понимания потребности в наборе на первый взгляд непостижимых пригот
овлений Ц чтобы потом единственным преображающим движением, подобно п
авлину, распускающему хвост на канале «Эн-би-си», достичь своей цели. Зад
ним числом я отнес к этой категории усовершенствованный процесс завязы
вания шнурков, а позднее включил в нее (1) придерживание подушки подбородк
ом над чистой наволочкой Ц вместо попыток затолкать угол подушки в отпо
лзающую наволочку, разложенную на горизонтальной поверхности; (2) раскла
дывание пальто на полу, чтобы потом вставить обе руки в рукава и надеть ег
о через голову; (3) завязывание простого узла (базового ботиночного) на беч
евке, для чего надо скрестить руки на манер Мистера Чистюли, взяться за ко
нцы бечевки, а потом разомкнуть руки; (4) скатывание носка клубком, прежде ч
ем надеть его Ц хотя, как я уже говорил, в конце концов я отказался от этой
методики.
.
К метро я шел невероятно довольный собой. Мои ботинки (в то время еще совсе
м новенькие, износ шнурков Ц всего несколько месяцев) приятно шуршали п
о тротуарам. В метро было немноголюдно, и я смог встать там, где любил, да ещ
е и пристроить портфель между ног. Состоялась одна из тех славных поездо
к, когда покачивание поезда успокаивает, в вагоне царит уютное тепло, но н
е жара. Поезд подземки представился мне стремительно несущейся буханко
й хлеба. В голову пришел девиз «Попробуй на взгляд». Какая жалость, думал я
, что белый хлеб впал в немилость Ц ведь только он аппетитно выглядит в ви
де тостов, только белые буханки хорошо смотрятся, когда нарезаны наискос
ок. Мне вспомнилось необычное ощущение, какое возникает, когда вынимаешь
из тостера дымящийся белый тост Ц каким бы дряхлым или замусоренным кр
ошками ни был твой тостер, тост всегда получается ровным и чистым Ц и нам
азать его маслом можно множеством способов. Можно размазать масло легон
ько, чтобы оно осталось на поверхности; если оно холодное, можно вдавить е
го в слой мякоти под корочкой, чтобы тост пропитался; можно посыпать тост
мелкими масляными крошками, вообще не размазывая их, потом сложить два т
оста вместе и разделить пополам наискосок, чтобы нажимом ножа не только
разрезать хлеб, но и способствовать таянию масла. Кстати, а почему разрез
ать лучше наискосок, а не просто поперек? Да потому, что уголок диагональн
ого разреза идеально годится для первой укуса. Если тост прямоугольный,
запихивать его в рот приходится боком, точно так же, как заносишь в узкую д
верь холла громоздкий комод: надо захватить краем рта один уголок тоста,
а потом осторожно повернуть тост, растягивая рот так, чтобы в него вмести
лся и второй уголок; только после этого тост можно грызть. Если ломтик тре
угольный, большая часть острого угла помещается в рот так, что ее удобно ж
евать; но неудобная часть прямоугольного тоста выходит из-под контроля
прямо на выпуклом корне языка. За одну станцию до своей я сделал вывод, что
в уходе от ровного разреза к диагональному имелась своя логика и что это
й традицией мы, вопреки всем представлениям, обязаны не просто вкусам бу
фетных поваров.
Затем я задумался, насколько опоздаю на работу. Наручные часы у меня отня
ли неделю назад, угрожая расправой, но я с надеждой окинул взглядом умень
шающийся в перспективе строй кистей и запястий, держащихся за металличе
ские поручни вагона. Я заметил немало мужских и женских часов, но почему-т
о именно в это утро не смог разглядеть, какое время показывают их стрелки.
Одни были повернуты ко мне не циферблатом, а пряжкой, другие находились с
лишком далеко; женские Ц слишком мелкие, у некоторых отсутствовали цифр
ы по окружности, поэтому часы напоминали вафли «Некко» всем, кроме своих
владельцев; у остальных блики хрустальных стекол или диодов мешали разг
лядеть стрелки. Часы на расстоянии фута от моей головы, принадлежащие че
ресчур старательно выбритому мужчине с газетой, сложенной в миниатюрны
й квадратик, были мне видны ровно наполовину Ц причем ненужную, а вторую,
нужную, скрывала манжета, так что я без труда читал прописные буквы завер
шающего «-же» торговой марки, но мог лишь догадываться, что девяти еще нет
. Пожалуй, эта манжета была накрахмалена профессиональнее моей.
И в эту самую минуту (не могу сказать точно, какую именно) я вдруг осознал, ч
то преодолел свойственный всем человеческим существам этап стремитель
ного роста и в настоящее время застрял на промежуточной стадии личного р
азвития. Я не дрогнул, не повел бровью и ничем внешне себя не выдал. В сущно
сти, когда первое потрясение миновало, новое ощущение не показалось непр
иятным. Я оформился; я Ц тот самый человек, который злоупотребляет выраж
ением «в сущности». Я Ц тот человек, который стоит в вагоне метро и размыш
ляет о намазывании тоста маслом Ц и не просто тоста, а с изюмом: когда выс
окий, хрусткий скрип масляного ножа приглушается редким соприкосновен
ием с мягкими, распаренными тельцами изюминок, а если изюмина сидит в мяк
ише точно по линии разреза, она иногда вываливается, когда берешь ломтик,
целая, хоть и со вмятинкой. Я Ц человек, величайшими открытиями которого
скорее всего будут нюансы пользования туалетными принадлежностями в о
дежде. Я Ц мужчина, но далеко не той величины, какой надеялся достичь.
Поднимаясь на эскалаторе на поверхность, я попытался воскресить первон
ачальную боль, вызванную открытием; я много слышал о людях, переживших вн
езапные озарения, но сам столкнулся с таким впервые. К тому времени, как я
вышел из метро, я решил, что недавнее событие достаточно серьезно, чтобы о
тметить его, пусть даже ценой опоздания, кофе с кексом в какой-нибудь хоро
шей кофейне. Но пока я наблюдал, как девушка торопливо расправляет пакет
ик для моего пенопластового стакана и завернутого в салфетку кекса, так
же расслабленно всплескивая кистью, как делала мама, когда стряхивала гр
адусник (ведь это самый быстрый способ открыть пакет), потом осыпает поку
пку пригоршнями пластмассовых ложечек, пакетиков с сахаром, салфеток и к
усочков масла, меня вдруг потянуло в офис: я с нетерпением ждал обмена утр
енними откровениями с Дэйвом, Сью, Тиной, Эйбом, Стивом и остальными, когда
, прислонившись к дверным косякам или перегородкам, смогу описать, как пр
оцесс развития моей личности вдруг застопорился прямо в метро, и я стал н
овехоньким взрослым. Я оправил манжеты и толкнул вращающуюся дверь, напр
авляясь на работу.

Глава восьмая

Позднее я с облегчением и разочарованием обнаружил, что отнюдь не застыл
в своем развитии, как мне казалось тем утром, но, несмотря на это, продолжа
л считать памятный день примечательной вехой, сменой этапов, какая бывае
т раз в жизни. А теперь запомним, что двадцать три года Ц решительный и оп
ределенный конец моего детства, и предположим, что каждый день у меня воз
никает постоянное количество новых мыслей. (Эти мысли только для меня но
вы и еще необдуманны, даже если остальные считают их избитыми и банальны
ми; реальное количество этих мыслей не имеет значения Ц одна, три, тридца
ть пять или триста в день; оно зависит от эффективности фильтра, отличающ
его повторы от новинок, а также от моей способности мыслить по-новому Ц д
о тех пор, пока она остается постоянной.) Допустим, каждая из этих новых мы
слей, возникнув, не разлагается до определенной степени в процессе анали
за, а скорее остается целостной, чтобы потом в любой момент всплыть в памя
ти, даже если конкретное событие или более поздняя новая мысль, способны
е напомнить мне об этой ранней мысли, никогда не появятся. Известно, что мо
я память начала стабильно функционировать в шестилетнем возрасте. Исхо
дя из этих трех упрощающих допущений, получим: к тому моменту, как в метро
по дороге на работу я вдруг почувствовал себя взрослым, я должен был зало
жить на хранение детские мысли за семнадцать лет (23 Ц 6 = 17). Следовательно, з
аключил я недавно
К этому выводу я пришел, когда быстро вел машину в темноте по шоссе
, где всего за несколько дней до того мусоровоз напомнил мне о железнодор
ожном костыле и фокусе с белым фоном. Я размышлял о том, что лишь переселив
шись в пригород, заметил, как окурки, щелчком выброшенные в щели приоткры
тых окон невидимыми жителями пригородов, едущими впереди меня, падают на
холодное незримое шоссе и рассыпаются крошечным фейерверком табачных
искр, и это зрелище производит на меня такое же впечатление, как последни
е кадры «Рискованного бизнеса»: полуночный поезд чикагской подземки вы
секает во мраке сноп искр, затормозив под надменное «кш-ш!» литавр в убаюк
ивающих электронных ритмах саундтрека, Ц только сигаретные искры были
бледным подобием этой глубокой сцены, еще теплые от чужих губ и легких ос
танки сигарет возникали прямо перед фарами и тускнели в их свете, когда м
ашина оставляла позади подпрыгивающий и вращающийся волчком окурок, чт
о двигался со скоростью 40 миль в час, в то время как машина Ц со скоростью 45
миль. Это напомнило мне, как в детстве при поездках на машине я приоткрыва
л окно, выбрасывал огрызок яблока или груши, впуская в салон свист воздух
а и шум, и смотрел, как мой огрызок удаляется в перспективе, еще продолжая
подпрыгивать и вертеться, внезапно превратившись из предмета, который я
держал в руке, в ничейный предмет, в мусор, валяющийся посреди ничем не при
мечательного, соединяющего два населенных пункта шоссе. И я ломал голову
: неужели люди, швыряющие в темноту окурки, делают это просто чтобы не пачк
ать пепельницу, или глотнуть свежего воздуха, ворвавшегося в приоткрыто
е на четверть окно, или они знают, какими возвышенными мыслями обязаны им
некурящие, и заботятся о нас Ц может, курильщики тоже обращают внимание
на шлейф фейерверков за машинами других курильщиков? А если они с нарком
анской сентиментальностью и эгоизмом ассоциируют эту скоростную крема
цию и рассеивание праха с более длинной траекторией собственной жизни
Ц «ввергнут во мрак в сиянии славы», и т.д.? Эти мысли, как новые, так и повто
ры, я перебирал в голове, когда и пришел к этому выводу.
, мне необходимо и впредь прибавлять к этому запасу по несколько но
вых мыслей ежедневно, вплоть до сорока лет (23 + 17 = 40), и тогда у меня наконец ско
пится достаточно разношерстных зрелых мыслей, чтобы перевесить и вытес
нить все детские Ц и я вступлю в возраст Совершеннолетия. Об этом момент
е я прежде не подозревал, однако он быстро приобрел статус вожделенной, м
анящей цели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23