Недуг загадочен – явно поражены лёгкие, чахотка, но необычная. Стеснено обращение крови, весьма загустевшей, отчего распухают ноги, мутится память. Кровопускание и прочие испытанные средства не приносят облегчения.Покоясь в кресле, она смотрит военный экзерсис. Поток сине-красных мундиров, послушный рокоту барабанов, а над крепостью взлетают комки дыма и пушечный гром бьётся в окно. Вот лучшее лекарство! Заботится Александр…Бумаги, которые он приносит из Верховного совета, она подписывает, едва взглянув. Прожекты, кроме военных, утомляют. Придирчиво изучала рисунок узора для чепраков, коими украсятся лошади кавалергардов. Пистолетом нового образца, облегчённого, тешилась, как дитя игрушкой, и, утвердив, положила под подушку. Князь проглотил смешок, лицом посуровел.– Этак спокойнее, матушка.Откушав с ней вечером, он часто ночует во дворце, в своих апартаментах. Если что потревожит матушку, прибежит стремглав. Доктору, ближним фрейлинам приказано разбудить, не мешкая ни минуты.– Есть злое намерение против тебя. И мне грозят, слуге твоему.Заговор? Глаза царицы молят – скажи, мол, прямо!– Синьор Лини – помнишь коришпондента этого – так ведь и не прибыл. Куда делся?Притворщик находится за решёткой, Стефано пытается вызволить сего редкого ловкача – деньгами светлейшего князя. Жаль ведь губить талант… Но её величеству вовсе незачем знать правду.– Может статься, матушка, свои же товарищи помешали. Разобрались, кому он пишет, что пишет… А сами, может, около нас тут… Есть, есть в Питере английские клевреты. Слежу я за одним коммерсантом. Да ты, матушка, не пугайся! Рассеются враги твои, яки дым. Покуда я тут, с тобой…– Один лорд пророчит: война весной разразится. Пари держит на тысячу фунтов.– С нами война?– С кем же ещё…Вызвал улыбку на бледном отёчном лице. И тотчас погасил.– Бог весть, буду ли цел… Змея тихо ползёт… Расстроилась? О себе молчу, молчу. Ну, коли настаиваешь… Бояре, вишь, недовольны. Хотят, чтобы ты решение объявила. Волю твою, насчёт наследника… А требуют ведь от меня. Не верят мне. Будто я двуличен, будто из корысти какой… Измышляют невесть что… Известно, злыдни, завистники. Бутурлин адъютанта натравлял на меня. Так вот… Сегодня с тобой, а завтра пальнут из-за угла…Исподволь внушает Данилыч царице – единственный способ унять распри и интриги между вельможами, обезопасить его, неусыпного сторожа, а следовательно, и её священную особу – это подписать завещание. Матушка со всех сторон обретёт безопасность. Чужеземные агенты ведь среди придворных ищут сообщников, как им иначе действовать? Значит, необходимо полное единение вокруг престола. Пусть отринет она суеверие, хуже ей не станет, когда подпишет, – напротив, почувствует облегчение, исполнивши монарший долг.Согласилась наконец, упрямица.Документ сдан в Верховный тайный совет, где содержится в запечатанном ларце.Трон завещан царевичу Петру, управление же, до совершеннолетия его, поручается Верховному тайному совету и двум царевнам. Каждой из них назначено по одному миллиону рублей единовременно и по триста тысяч на приданое. Им же достанутся личные драгоценности царицы, столовое серебро и золото, а поместья перейдут в собственность Скавронских. Елизавете указано выйти замуж за князя – епископа Любекского, двоюродного брата Карла Фридриха, а царевичу жениться на Марии Меншиковой.Герцогу надлежит купить на казённые средства дом в Петербурге и притом способствовать ему в получении Шлезвига и шведской короны. Потомство царевен имеет право на российский престол лишь в том случае, если Пётр Второй умрёт бездетным.Став полновластным государем, он не должен требовать отчёта от своих опекунов. Стало быть, регенту, коим мнит себя светлейший, предоставляется свобода рук.
«19 марта. Тезоименитство светлейшей княгини Дарьи Михайловны», – вывел секретарь большими буквами, вдавливая перо.Справили с необычайной пышностью.Утром играли величальную музыканты, присланные царицей, – очень желалось ей участвовать, увы, немощна. Потянулись с поздравлениями подчинённые князя. Дивьер рассыпался в политесах, вид имел покорнейший. Стремясь удружить, отыскал в Курляндии человека, служившего в европских государствах, опытного церемониймейстера.– Хоть завтра вызову. Шляхтич Клокман мечтает поступить к твоей светлости. На всех языках чешет.Данилыч потрепал зятя по плечу.– Дельно… Оставайся откушать.В зале поставлены скобой три стола – за двумя высшие чины империи, за одним иноземные послы и три немецких принца. Накрыто и в других помещениях. «В Плиточной кушали генерал-майор Шаховской Шаховской Алексеи Иванович (ум. 1752) – сенатор, генерал-аншеф и правитель Малороссии.

, четырнадцать штаб-офицеров и пять дамских персон». Вельможа, ведущий свой род от Рюрика, верно, завидует тем, кто в зале, но роптать не смеет, смотрит на хозяина подобострастно. Данилыч с бокалом в руке ходил по комнатам, «трактовал всех», друзей и противников, недосуг ему было вглядываться, мысленно срывать маски. Улыбался с неизменным радушием, сыпал шутки, лихо вскидывая голову и дёргая себя за ус.«А светлейшая княгиня кушала в Ореховой, и с ней пятнадцать дамских персон» – сестра Варвара, супруги сановников. Пируют в святилище, вопреки обычаю, – Дарья настояла. Изволит отныне еженедельно собирать женскую компанию.– И у меня будет салон.– Славно, мать моя.Данилыч уважил чуть не каждого ласковым словом, пригубив из бокала, пьянел он от ощущения успеха, могущества. Гости наперебой зазывали его, хмельное блаженство, хмельная преданность читались на лицах, сейчас одинаковых до смешного. Задержался перед дипломатами, – Рабутин произнёс старательно сочинённый тост.– Подобно Пенелопе ждала Дарья своего Одиссея, возлюбленного супруга Александра, которого труды и сражения надолго отвлекали от мирного очага.Про Марию, прекрасную юную нимфу, сказал, что бог Гименей взял её под особое покровительство. Царственно суждено сиять принцессе, как, впрочем, и восхитительной младшей сестре её. Сладко щурился Рабутин, протягивая бокал второму в гистории великому Александру, стратегу и благодетелю русских.Цесарь о готовящемся обручении извещён и, по словам посла, весьма доволен.Угощение для детей в, зимнем саду. К шести часам, когда в зале гремел полонез, пожаловали Петруша с Натальей. Музыку дробила пушечная пальба с набережной. «Погода была ясная и тёплая», сумерки запаздывали, но, едва загустев, взорвались – забушевал, фейерверк. На крыше дома зажглось:«Виват великой княгине Дарье».Жена князя имперского, но титул кое-кого ошеломил. Великая… По здешним меркам, слишком высоко. Монарший титул… Данилыч распорядился, мастера огня исполнили. Буквы сажённые, полыхают ярко, всей столице видны.Нате, завистники!
Царевичу привольно, занятно у светлейшего. Бывает запросто, без зова, всегда с Натальей, в отроческом неведении. Данилыч озабоченно твердит:– Чур, не проговориться!Жених, невеста – эти слова ведь жгут язык, особенно женский. Царица жива, завещание в тайнике. Разглашать последнюю волю её – преступление. Правда, шепчутся многие: видать же, как обхаживают наследника. Взад-вперёд катается через Неву. Лошадей его распрягают, чистят, кормят отборным овсом, санный возок красят, чинят. Гадают горожане:– Неужто оженят!– Одна дорога – к губернатору. Присушили…– Не по себе Меншиков дерево ломит.– Отчего?– Царская кровь… Не ровня Меншикову.– А род царский от кого пошёл? От мужика… От такого же пня, как ты.– Не-е… Цари от царей.Петруша, едучи мимо, достаёт медяки из бисерного кошелька, бросает зевакам.– Хочу, – сказал он князю, – чтобы меня окружали счастливые подданные.– Похвально, – ответил Данилыч. – Авось получится у вас… Если будете хорошо учиться. Вы ленитесь вычислять. Напрасно, наука о числах есть главнейшая. Господин Гольдбах вас приохотит. Он умнейший в Европе математик.– Не люблю цифры.– Без них нельзя. Господин Гольдбах вам понравится, он был в разных странах.– Он метко стреляет?Тьфу, заладил… Потянет ведь академика в лес, на зайцев. Увлечение чрезмерное. Ванька Долгорукий сбивает, помоги Бог отлучить бездельника. Ещё в пьянство малого совратит. Подальше бы от Долгоруких…Математик артачился – недостоин-де такой чести. Данилыч набавлял жалованье, улещал, сама царица просить велела. Запомнила Гольдбаха, потрясена его новогодней речью во дворце. «Чудо! – восклицал он. – Науки ныне цветут на севере, солнце для них – мудрая щедрость государыни». Данилыч посылал уговаривать Остермана, Блументроста. Положили две тысячи рублей в год с казённой квартирой и отоплением. Скупиться грешно – воспитываем будущего монарха.Мартовские вьюги препятствуют вылазкам за город, инфант и Сашка рвутся с ружьями на балкон. Дурацкий у мальчишек плезир – ворон громить. От обоих в доме лихорадочное беспокойство. Сашка влетел к отцу в Плиточную в самый разгар беседы с вице-губернатором.– Царевич дерётся!Ещё разнимай их!Мария над ними не властна. Ей бы твёрдости к брату, а к жениху – ласки. Шестнадцать лет уже… Данилыч негодует, ему, что ли, обучать дочь обхождению с женихом? Должны женщины… Елизавета привадила его бесстыдством, пример, конечно, дурной, но уж коли раззадорила племянника… Машка тоже кровь с молоком. Которые гран-кокет, те, смотришь, бочком к кавалеру, да платье спустят с плеча или другое что деликатно оголят, глазками, бровями ведут баталию, – и полонён кавалер. Товар честно кажут. Александра – та живо сообразила бы, воструха…Отрок мужает, а Машка с ним по-детски… Книжками, картинками развлекает. Правда, образованна, неглупа – может, Пётр Второй займёт ума у супруги, коли своего нехватка будет.Машка – царица…Видится она отцу на троне, одетая в бархатное, малиновое – к лицу оно рыжеватой – либо в амазонском уборе, верхом на белом коне. Терять дружбу с гвардией не расчёт. Полки кричат «виват» императрице, дочери любимого фельдмаршала… Сладостны воображаемые картины, до боли сладостны, порой и страшно становится. Лучше не загадывать…Но как обуздать воображение! Да и зачем? Великий государь безоглядно кидал вызов фортуне, чего достиг бы он, оробев перед богиней?И снова артиллерийские салюты, виваты бушуют в воображении, – царевич ведёт Машку в свой дворец. Верно, и зодчий слышит шумное новоселье, раскладывая чертежи, рисунки. Дворец Петра Второго… Работные, топча талый снег, уже отмерили, обозначили колышками участок, – весной закладка. Здание в три этажа – пора Петербургу вверх расти – встанет фасадом к Неве, справа Двенадцать коллегий, слева княжеский бург, домовая церковь светлейшего, взметнувшая острый шпиль. Дворец Петра и Марии…Даст Бог, и свадьба тут… Рядом будут жить – одна семья, почти под одной крышей. Вот в чём авантаж. Разумеешь, Андрей Екимыч? Ох, как трудно сдержаться, не высказать! Непроницаем зодчий, губы крепко сжаты, осуждает небось… Сумасшедшее, мол, роскошество. Инфанту и в Зимнем предовольно места. Завистники скажут – Меншиков государственной казной завладел, тратит, словно из своего кармана, как при царе, бывало…Броня от нападок – августейшее имя. Царица одобрила постройку. Екимычу, святому бессребренику, градус, по ходатайству светлейшего. Трезини теперь полковник, значит, потомственный дворянин российский, годовых имел тысячу, ныне оклад тысяча семьсот. Пусть старается…Декор дворца скромен, Данилыч предпочёл бы более пышное обрамление – колонны, балконы. Екимыч отвергает их, напоминая об экономии. Гладкость стен разлиновал пилястрами снизу доверху, парадный вход приподнят, к нему с обеих сторон вбегают две лестницы.– Я по старинке, как государь велел, – говорит зодчий благоговейно.Грустит искусник – замедлилось городовое строительство. Тоскует о прошлом, когда вырастал по берегам строй пилястров, взметая клинки шпилей. Что для него дворец инфанта? Прихоть… Жаждет строить Академию художеств, палаты школьные, гошпитальные. Живёт блаженный, яко в небесах, дальше чертежей своих ничего не видит. Политики вовсе чужд.
5 апреля, в день рождения Екатерины, три полка выведены на Неву по приказу светлейшего, – Ингерманландский и гвардейские. Ледовый плац ещё держит. Застрочил беглый огонь, с крепости и с Адмиралтейства грянули орудия. Царица сидела в кресле против окна, наслаждаясь пороховой грозой. Александру, стоявшему рядом, пожимала руку. Потом, понуждая непослушные ноги, вышла в приёмную, где собрались тайные советники. Благодарила за поздравления.– Спасибо, господа… Я довольна вами… Мой супруг радуется.Спешила удалиться. «Министрам поднесено было по чарке водки». Пили в молчании. Плоха государыня. Двинулись к лейб-медику, набились в каморку, с опаской вдыхая ведовский аптечный дурман. Толстяк Блументрост, потный, в расстёгнутом камзоле, закатав рукава сорочки, скоблил узловатый корень.– Валериана, помогает сердцу, – пояснил он. – Болезнь её величества осложнилась водянкой.Надеется медик. Луна, вишь, вступила в фазу, благоприятную для леченья.Данилыч вернулся к царице. Узкий круг близких остался при ней. Было ещё светло, обязательный фейерверк врезался в небо, назойливо чертил неяркие узоры. Нежные отсветы – красные, зелёные – проникали в спальню. Воительница храбрилась, сегодня ей гораздо лучше.– Канонада полезна, – говорила она по-немецки зятю. – Я заметила на войне… Баталии совершенно меняют воздух, дышится божественно.И по-русски, дочерям:– Ему-то откуда знать!Презрев медицину, велела откупорить бутыль венгерского – тоже, мол, дивное средство. К увещеваньям глуха. Кто унылой миной омрачит праздник, – осушит штрафной кубок. Данилыч, дабы отвлечь от кружки, напомнил:– Матушка, парсуны-то ведь готовы! Прости, из ума вон…Писал её величество француз Каравакк, русский живописец исполнил по высочайшему заказу полдюжины копий. Князь послал за ними. Полотна вправлены в тяжёлые золочёные рамы. Князь поставил их на кровать.– Гляди, матушка, одинаковые!Женщина в раме на десять лет моложе, полные щёки пылают, чёрные глаза блестят, алчут плотских плезиров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114