останавливались, зная, что находятся на расстоянии прицельного выстрела вражеских лучников, по ночам разводили на открытом месте костры, чтобы приготовить пищу; лучники выскакивали из-за укрытия, чтобы лучше видеть цель.
Время от времени я видел Симею; как правило, это случалось, когда мы оба переходили из одного места, где складывалась опасная ситуация, в другое.
Я перевел мой штаб из-за реки и все время перемещал его по мере нашего продвижения, следя за тем, чтобы он всегда находился недалеко от передовой линии. Везде, где находилось место, ставили мою палатку, так что иногда мне удавалось урвать часок, чтобы наскоро вымыться или вздремнуть. Порой оказывалось, что там спала Симея, и я старался не тревожить ее. Дважды мы встречались там, когда оба бодрствовали, и оба раза предавались яростной, жадной любви, вновь подтверждая тем самым, что мы живы и что существует нечто помимо этой смерти-в-жизни, именуемой войной.
Мы сражались днем и ночью, и ночные бои оказывались самыми жуткими, так как знаменитый никейский газ все еще горел, но теперь его факелы подчас сияли над трещинами в мостовых, а бывало, что от случайной искры внезапно взрывались наполненные газом дома, рядом с которыми не было видно ни одной живой души.
Мы сражались не только обычным солдатским оружием, но и огнем. Мы поджигали дома, полные защитников, бившихся с яростью обреченных, таскали с собой бутылки с жидким маслом, вставляли в горлышки фитили из тряпок, поджигали их, швыряли бутылки во вражеские позиции, и масло разливалось, образуя пылающие лужи. В низинных районах саперы закачивали речную воду в подвалы, все еще занятые врагом. А бывало и так, что мы засыпали траншеи вместе с солдатами землей, не тратя жизни своих воинов на то, чтобы захватывать их.
У нас не было времени строить осадные орудия, но нам посчастливилось найти кое-что в городе. Мы получили пару катапульт, и наши потери резко сократились. Еще несколько катапульт мы раздобыли в военном музее. Они были некогда удостоены чести сохраниться для потомков за красоту отделки и изящную резьбу, но после того, как мы заменили в них ремни, веревки и прогнившие деревянные части, эти почтенные старички заработали так, что ничем не уступали своим юным родственникам.
Вот так, дом за домом, квартал за кварталом, улица за улицей, мы пробивались к сердцу города.
Но Сезон Жары уже близился к концу, а мы сумели овладеть всего лишь третью Никеи. Моя армия несла большие потери, а люди Тенедоса бились так же упорно, как и прежде. У нас не было возможности окружить город, и враги продолжали получать все необходимое с севера и востока.
Я понял, что должен нанести решающий удар. И тогда мне на память пришла легенда.
Войска были приведены в готовность для решительного общего наступления; солдатам раздали маленькие лучинки, которые должны были превратиться в факелы после того, как кто-нибудь легонько потрет деревяшку и произнесет над ней три волшебных слова. Солдат предупредили, что могут произойти какие угодно необычные явления, чтобы они не поддавались панике и не полагались целиком на магию. О, как бы я хотел дать каждой роте по волшебнику, чтобы они ободряли людей, но, увы, для всех волшебников уже были готовы свои задания. Некоторым из них предстояло творить контрзаклинания, чтобы не дать Тенедосу раньше времени разгадать наш план, а остальные должны были нанести главный магический удар.
Накануне начала волшебного наступления тридцать девять – тринадцать раз по три – волшебников начали безостановочно повторять свой странный напев:

Джакини, Варум,
услышьте нас
и подайте знак.
Шахрийя, уходи,
уступи,
не твое здесь место,
не твое здесь место
сегодня,
сегодня.
Снова обретешь
владение свое,
а сейчас уйди,
уступи.
Владение твое,
оно не внизу,
откажись,
отвернись.
Каналтах хвах дой
Джакини, Варум, услышьте нас…

Снова и снова повторяли они эти слова монотонным речитативом, который делался все громче и громче, хотя ни один из певцов не повышал голоса и ни одно видимое человеку существо не примкнуло к их кругу.
Через восемь с небольшим часов вокруг все так же стоявших в кружок волшебников были зажжены жаровни, а другие волшебники принялись рисовать на черном песке странные знаки, в то время как помощники подкладывали в огонь крошечные щепотки трав: сушеное алоэ, барбарис, голубую вербену, пеларгонию, анис, камфару, осиновые листочки и много других, неизвестных мне растений. Жаровни тлели и дымили, как будто не желали гореть.
Когда прошло еще девять часов и уже начало темнеть, Синаит и сопровождавшие ее Симея и третий наш могущественный волшебник (все трое в синих одеждах в честь Варума, бога Воды), каждый со своей собственной курильницей, начали иное песнопение:

Варум, Джакини, младшего возьмите, младшего бога, пусть возьмет чужое, возьмет чужое имя он на малый срок, он на малый срок, он на малый срок. Х'лай васа п'ркк х'лай х'лай.
Держите его крепко, чтоб он не знал свободы, чтоб забыл о власти, коей он владеет. Р'вен ал' гаф на малый срок, на малый срок, чтобы грех избыть.

Два напева смешивались, образовывая причудливые сочетания звуков.
Песнопение троих волшебников звучало все громче, заглушая напев тридцати девяти адептов. Помощники поднесли верховным магам чашу с солью, чашу воды и крошечную метелку из свеженарезанных прутьев.
Синаит делала размеренные пассы прутьями, а двое других волшебников следовали за нею с чашами. Потом Синаит бросила прутья в свою курильницу, и одновременно Симея вылила в свою курильницу воду, а третий маг высыпал соль. Тлеющие огни ярко вспыхнули, и в то же самое мгновение все остальные жаровни погасли.
Полная тишина, полная темнота и разочарование.
А потом с позиций наших войск и из города послышались отдельные крики, вскоре слившиеся в полный отчаяния вопль.
Газовые факелы Никеи, факелы, которым город был обязан своим вторым именем – Город Огней, – угасли.
Потому-то и раздались крики. Дело было в том, что старинная легенда утверждала: если огонь, данный богами Никее, когда-нибудь погаснет, это будет означать, что Нумантия обречена.
Теперь город погрузился в непроницаемую тьму, ужас и полнейшую безнадежность.
Офицеры – большинство из которых были напуганы не меньше, чем все остальные, – почти все сохранили самообладание. Они тут же скомандовали зажигать факелы, и повсюду в расположении наших войск замерцали огни.
Я подал знак отделению штабных горнистов, и ночь прорезали медные звуки, призывавшие к наступлению. Моя армия двинулась вперед, поначалу довольно медленно, но затем солдаты стали продвигаться все быстрее и быстрее. Очень скоро мощные оборонительные линии пали. Враги чуть не поголовно стали сдаваться; они стояли, подняв руки вверх, а их глаза стали белыми от ужаса.
Как и было предусмотрено, первая волна двигалась вперед, обходя очаги сопротивления. Вторая и третья волны окружали укрепленные пункты и истребляли упорствующих врагов.
Мы наступали быстро и продвинулись очень далеко. У меня не оставалось иного выхода, как ввести в бой резервы и поддерживать темп наступления. Я послал вестовых с приказанием вывести спешенных кавалеристов из боя и отправить в конюшни. Теперь бой шел на просторных площадях и широких улицах, среди не разрушенных зданий, и конники могли принести немало пользы.
Внезапно непроглядная темнота сменилась серым сумраком, а я почувствовал, что с трудом держусь на ногах и изо рта у меня вместо слов вылетают невнятные хриплые звуки, похожие на воронье карканье.
Но мы могли торжествовать, потому что захватили более половины Никеи, а оставшиеся защитники отступили и сгрудились на тесном участке в центре, где находились дворцы отцов города, казармы и Императорский Дворец, откуда Тенедос командовал обороной и где творил свое колдовство.
Тут нашим противникам вновь удалось крепко зацепиться, и наше наступление остановилось.
Я приказал прекратить атаку и готовить укрепленные позиции.
Свальбард принес мне кружку крепкого чая, большой ломоть хлеба и изрядный кусок сыра, на котором было даже не слишком много пыли.
И тут же я увидел Синаит и Симею, спешивших ко мне со взволнованными, нет, напуганными лицами. Я быстро допил чай, а еду отодвинул в сторону. Усталости как не бывало.
– Поблизости творится заклинание, – сказала Синаит. – Большое. Очень большое.
Я знал, каким должно было оказаться это заклинание, – самым могучим из всех, которые когда-либо вершились под небом Нумантии, то самое, при помощи которого Тенедос однажды уже пытался проучить свою страну и подданных.
Это было заклинание, вызывающее чудовищного черного демона, уничтожившего Чардин Шера вместе с его замком, тот ужас, который Тенедос позднее намеревался обрушить на майсирцев, а затем на Никею и не преуспел в этом лишь потому, что я ударил его так, что он потерял сознание.
И вот прямо сейчас Тенедос снова заключал сделку с этим демоном, сделку крови и смерти. В прошлый раз в оплату этой сделки должны были пойти миллионы жизней нумантийцев и еще больше майсирцев.
Какую цену демон запросит на этот раз?
И как долго будет бушевать ужас, призванный Тенедосом, насколько далеко он позволит ему продвинуться?
Этого демона можно было остановить только одним способом.
Я ожидал, что Линергес снова примется спорить и доказывать, что мне нужно держаться в стороне, но он не стал этого делать. Напротив, посмотрел на меня каким-то странным взглядом, пробормотал что-то насчет разбитых старых оков и сказал, что проведет отвлекающее наступление там и тогда, где я сочту это нужным, чтобы прикрыть меня.
Синаит заявила, что должна идти со мной, но я запретил. Она подбирала и обучала моих волшебников, и я считал, что по могуществу она до сих пор несколько превосходит Симею. Сейчас, когда предстояло неизбежно столкнуться с великим колдовством, я хотел, чтобы Синаит оставалась с армией и была способна немедленно отреагировать на любую угрозу.
Я отвел Симею в сторону и в двух словах сообщил ей, что намерен предпринять.
– Вот и прекрасно, – сказала она. – Я очень рассердилась бы, если бы ты ушел без меня. Как ты расцениваешь наши шансы?
– Пожалуй, семьдесят против тридцати за то, что мы доберемся до дворца, сорок против шестидесяти – что проникнем внутрь, а уж насчет того, сможем ли мы выйти оттуда… Тут уже сама Сайонджи будет бросать кости.
– Какая возвышенная речь, – ответила она. – У меня так и зачесались пятки бежать туда и поскорее умереть за кого-нибудь. Я возьму Джакунса. У нас к Тенедосу счет даже побольше, чем у тебя.
– Нет, – категорически заявил я. – Тут ты не права.
Я поискал глазами Свальбарда и увидел, что он идет к нам вместе с Йонгом.
– Если мы отправляемся к Тенедосу, – сказал великан, – то, думаю, Йонг должен отправиться с нами.
Тут тоже ничего нельзя было возразить. Йонг был со мной с самого начала и даже раньше; мы вместе отправились в Кейт и по пути встретились с провидцем Тенедосом.
– И десяток твоих лучших разведчиков, – сказал я, и Йонг молча кивнул.
Я вымылся, удостоверился в том, что меч и кинжал остры и легко вынимаются из ножен, взял тарелку, которую один из вестовых доставил с кухни, и торопливо поел. Я не захватил с собой ничего, кроме оружия и фляги с водой. Если мы не вернемся к вечеру, значит, нас нет в живых.
Йонг возвратился в сопровождении десяти человек.
– Я набрал целый полк дураков, – гордо заявил он. – Каждый из этих идиотов настаивал, что пойдет со мной, хотя я даже не сказал им, какой будет операция, а только сообщил, что наверняка живым никто не возвратится.
Его солдаты добродушно усмехались.
Я попросил Симею создать магическую защиту и рассказал, куда и зачем мы пойдем. Один из разведчиков сплюнул в сторону.
– Доброе дело, – прорычал он. – Самое время загнать этого говенного демона обратно, в ту самую задницу, откуда он вылез. А тогда завяжем с этой окаянной войной, вернемся домой и попробуем жить как люди.
Мы уже были готовы к выходу, когда примчался Кутулу.
– Я слышал, что у вас есть дела на той стороне…
– Как ты это узнал?
– Не бойся. – В последние дни он, как в прежнее время, стал обращаться ко мне на «ты». – Никто, кроме меня, об этом не знает. А мне известны самые лучшие пути, ведущие в Императорский Дворец.
– У тебя на это столько же прав, сколько у каждого из нас, – ответил я. – К тому же, думаю, тебя можно удержать здесь, разве что крепко связав.
– Да, – серьезно произнес он. – Я должен вернуть очень-очень давний долг.
Он улыбался и весь светился радостью, словно ребенок, получающий подарки в день рождения.
После того как Кутулу показал мне по карте маршрут, который и впрямь был самым удобным, я сообщил Линергесу, где он должен будет начать атаку.
А мы приложим все силы, чтобы убить Короля-Демона.
Проникнуть сквозь все еще не окончательно укрепленную вражескую линию обороны оказалось нетрудно. Мы пробирались мимо разбросанных трупов, сожженных домов и угрюмых грязных воинов на восток, к рукаву Латаны, протекавшему близ Императорского Дворца.
Там оказался лодочный док, в котором было с полсотни лодок. Я выбрал одну, достаточно большого размера, с вместительной каютой. Лодка выглядела ветхой, но все же не должна была слишком быстро пойти ко Дну.
Мы набились в каюту, оттолкнулись от берега и позволили течению подхватить наш ковчег. Судно плыло медленно, крутясь в водоворотах, словно было пустым и некому было взяться за руль.
Много лет назад я очень любил кататься верхом по берегам этого самого протока под раскидистыми деревьями, среди густых кустов парка, окаймлявшего с этой стороны правительственный район Никеи.
Сейчас было заметно, что за парком давно не ухаживали. Тут и там виднелись проплешины: деревья рубили на дрова и для всяких других целей. На отмелях валялись принесенные течением трупы людей и животных, и при свойственной этому времени года жаре все вокруг смердело смертью.
Я буквально всем своим существом ощущал наваливавшуюся тяжесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62