Они сошлись с бойцами моей передней линии, и сражение утонуло в облаке пыли, сквозь которую с трудом можно было рассмотреть кучки воинов, то расходящихся, то снова кидавшихся друг на друга. Сражающиеся то сплачивались вокруг своих штандартов или же на небольших пригорках, то рассыпались поодиночке, мелькали поднимавшиеся и опускавшиеся мечи и алебарды, порой над полем боя облачками взметались стрелы, направленные в невидимые мне цели.
Второй удар Тенедос нанес своим Правым флангом. Атакующие двинулись по широкой дуге, пытаясь обойти мое Левое крыло. Его конница – я с удовлетворением заметил, что кавалеристов у него было заметно меньше, чем у меня, – прикрывала разрывы во фронте его войска и располагалась на флангах.
Я сидел на том же самом пригорке – высшей точке поля битвы – и прилагал все силы для того, чтобы держать рот на замке и не посылать к домициусам гонцов с приказами следить за их Левыми или Правыми флангами или же вводить в дело резервы, а не беречь их, как подарок, сделанный к юбилею любимой бабушкой. Для меня во время сражения труднее всего сдерживаться и не вмешиваться в мелкие стычки, доверять своим командирам и держать при себе оценку ситуации, в то время как где-то мчатся, рассыпаясь лавой, кавалеристы, где-то пятится назад сбитый со своей позиции полк, повсюду орут офицеры, да раненые бредут спотыкаясь, пытаясь выбраться из гущи боя, или же просто падают наземь и стараются укрыться за трупами людей или лошадей.
Синаит тоже заметила, что кавалеристы Тенедоса на рысях пытаются обойти наш Левый фланг.
– Мне кажется, что это должно показаться им любопытным, – сказала она и, опустив ладонь в стоявший перед нею сосуд, несколько раз плеснула водой в воздух. Вода имела странный аромат, как будто в ней были растворены неизвестные благовония, и не падала каплями на землю, а повисала в воздухе, образуя цветной туман.
Волшебница что-то чуть слышно пробормотала. Когда она умолкла, я поинтересовался, что она делает.
– Обратите внимание на их лошадей, – сказала она с чуть ли не мечтательным видом.
Кавалеристы Тенедоса двигались все быстрее и вот-вот должны были перейти на полный галоп, но внезапно сбились в замешательстве. Я всмотрелся в даль, но не сразу разглядел сквозь пыль, клубившуюся над полем боя, что остановило их. Лишь через некоторое время я увидел исчезающие следы иллюзии, созданной Синаит, – стремительно уменьшающееся в размерах озеро. Вы, скорее всего, назвали бы это явление миражом и были бы почти правы. Разница лишь в том, что этот мираж выглядел достаточно реальным для того, чтобы напугать мчащихся галопом лошадей и заставить их метнуться в сторону. При таком аллюре этого вполне хватит для того, чтобы сорвать кавалерийскую атаку, особенно если конники не имеют идеальной подготовки, для которой нужны годы.
Так и получилось: атака захлебнулась, не начавшись, многие конники попадали наземь, а я быстро послал на Левый фланг конных разведчиков и в поддержку большой отряд лучников, приказав им, воспользовавшись замешательством, напасть на кавалеристов. Лучники со всех ног побежали вдоль наших линий, взяв с собой только свое оружие и побросав заостренные колья, которые должны были втыкать в землю перед своими позициями. Они пытались не отстать от разведчиков, но те умчались карьером, желая первыми обрушиться на врага и без помехи ограбить трупы – таков был их традиционный промысел. Во время гражданской войны редко захватывают пленных, поскольку выкуп, как правило, не предлагается или не принимается.
Затем я приказал всему Левому крылу перейти в наступление. Для этого было самое подходящее время. Мне было любопытно посмотреть, как это будет сделано, тем более что командовал крылом еще один представитель моей старой гвардии, когда-то капитан, а теперь домициус, Пелым. Прежде он командовал эскадроном в 10-м Гусарском полку и был крайне недоволен тем, что я превратил его в пехотинца: несмотря даже на более высокое звание, он считал это понижением. Если сегодня он преуспеет и останется в живых, то станет генералом; но я время от времени спрашивал себя, заставит ли это его смириться. Пожалуй, нет. Кавалеристы твердолобостью уступят разве что баранам.
А замешательство наступающих все усиливалось, и вскоре наступление прекратилось, а затем войска подались назад, на исходные позиции. Впрочем, они не бежали, а отступали, сохраняя чуть ли не полный порядок.
К тому же Тенедос бросил в сражение далеко не всех своих солдат. То, что происходило, пока еще было очень далеко от того генерального сражения не на жизнь, а на смерть, на которое я возлагал большие надежды, так как оно давало нам возможность покончить с Тенедосом в самом начале военной кампании.
Мой Центральный фланг, которым командовал Линергес, держался непоколебимо и буквально молниеносно восстановил порядок после того, как первая атака Тенедоса была отбита.
Кто-то завопил, указывая рукой в сторону. Я взглянул туда и увидел, что солдаты Тенедоса снова кинулись в атаку против моего Центра.
Я отправил на Правый фланг гонца с приказанием командовавшему им некоему Илкли, высокопоставленному Товиети, бывшему в прошлом их агентом в имперской армии, осторожно выдвигаться против наступающих и попытаться нанести им фланговый удар, но не забывать при этом контролировать свой собственный Правый фланг на случай еще одной атаки Тенедоса.
Вместе с Синаит, Симеей, Свальбардом и эскадроном охраны, которым командовал барон Пилферн, я направился вперед, чтобы попытаться понять, кем же были эти новые нападающие.
По мере их приближения я начал беспокоиться, поскольку они были одеты в необычную форму: темные сапоги, коричневые штаны и куртки с черными нагрудными и наспинными защитными металлическими пластинами. На головах у них были старомодные тесные шлемы со стрелками, защищающими лицо, и отверстиями возле ушей. Я не мог не задаться вопросом, где Тенедос нашел деньги на такое снаряжение: оно было столь шикарно, что подошло бы и для гвардии любого короля.
Вооружены они были в основном мечами и короткими копьями, но ни у одного не было щита.
И еще одно показалось мне очень странным: хотя наступавшие солдаты были очень хорошо экипированы, двигались они как рекруты, всего лишь день-другой тому назад надевшие солдатскую форму. Они то и дело спотыкались, бестолково размахивали оружием и время от времени падали, цепляя при этом кого-нибудь из своих товарищей.
Когда они подошли еще ближе, я услышал… трудно объяснить, что это было: не боевой клич или одна из тех яростных песен, которые ревут, распаляя себя, пехотинцы, а скорее неразборчивый рев, напомнивший мне покашливание льва, выходящего на охоту и пробующего голос, перед тем как издать свой громоподобный рык.
Они с силой врезались в наши ряды, и мои солдаты в первый момент дрогнули, но тут же нанесли ответный удар. А затем начался настоящий кошмар, потому что, как только кто-нибудь из этих темных воинов получал рану или погибал, его облик тут же менялся: и броня, и сапоги мгновенно исчезали, исчезало и хорошее оружие, и воины превращались в стариков, детей и женщин. Я услышал крики ужаса, которые не могли сдержать мои солдаты.
Того и гляди, они могли удариться в панику. Я крикнул своим спутникам, чтобы они возвращались на холм, приказал Пилферну следовать за мной, выхватил меч, поднялся в стременах и дал команду атаковать.
От передовой линии нас отделяло всего лишь десятка полтора ярдов, поэтому стоило нам пришпорить коней, как мы оказались в гуще – нет, не боя, а самой настоящей свалки. Я вонзил меч в грудь ближайшему из темных воинов, и меня чуть не вырвало, так как его лицо тут же утратило зверское выражение и превратилось в добродушную физиономию услужливой лавочницы средних лет. Изо рта убитой хлынула кровь, она упала, но сразу же передо мною возник другой воин. Тут-то я увидел, что все они имели совершенно одинаковые, вытянутые, с мощными подбородками лица. Я убил и этого, он оказался десятилетним мальчиком.
Я чувствовал, что судьба сражения в этот момент висит на волоске, но тут запели трубы и справа в массу атакующих врезался мой 17-й Уланский. По ноге скользнуло лезвие меча, я почувствовал вспышку боли и зарубил противника, даже и не подумав взглянуть, кем он был на самом деле – обычным воином или одним из этих несчастных оборотней.
Сражались они очень неумело, но с величайшим ожесточением. А мы теснили их назад, теснили и убивали. Кое-кто из обыкновенных солдат Тенедоса мог бросить оружие и начать размахивать чем-нибудь белым, показывая, что сдается, но только не эти кошмарные фигуры в черной броне.
Теперь сражение достигло своего апогея, и оставалось только приложить все силы для того, чтобы исход его оказался благоприятным для нас. Я не видел ничего, кроме разлетающихся брызг крови и мелькания моего меча – он тускло сверкал в воздухе и вонзался в мягкую плоть или же с хрустом разрубал кости. Щитом я отражал вражеские удары и убивал, непрерывно убивал.
А потом убивать стало некого, и я очутился посреди поля, заваленного трупами, а армия Тенедоса отступала, сохраняя, впрочем, некоторый порядок. Даже немногочисленные уцелевшие солдаты в черном пятились назад, повинуясь призывам горнов.
Глядя на многочисленные изуродованные тела простых мирных селян, я наконец-то понял, для чего Тенедос сгонял к себе окрестных обитателей. Своим колдовством он заставил их всех измениться, превратил в гомункулусов – полагаю, что это слово будет здесь самым подходящим, – и послал против нас, оставив в их головах лишь одну мысль – убивать и умирать за него.
Я хотел забиться в палатку, сорвать с себя пропитанную кровью одежду, смыть грязь, но не мог себе этого позволить. Напротив, я приказал подать другую лошадь и скомандовал наступление, и мы двинулись вперед, неторопливо, но неудержимо оттесняя Тенедоса дальше и дальше к реке, точно так же, как он теснил нас несколько месяцев тому назад.
Мы поднялись на холмы, перед нами открылась Латана, и я понял, как Тенедос переправился через реку. В этом месте в русле Латаны было множество островов. Я вспомнил, как в давние времена проплывал через этот лабиринт на судне и восхищался умением капитана, безошибочно сворачивавшего в нужные протоки.
Сейчас эти острова были соединены между собой множеством мостов, и армия Тенедоса переходила по ним на противоположный берег, оставляя на покинутом берегу только заслон, который должен был помешать нам ворваться на переправу на плечах отступающих.
Как только последний солдат покинет этот берег, мосты исчезнут. Теперь я понял, как экс-императору удалось быстро форсировать реку с такой многочисленной армией. Мосты были построены заранее, вероятно еще в зимнем лагере, разобраны на мелкие части, а когда подошло время переправляться, Корпус волшебников за считанные минуты воспроизвел их здесь.
Значит, снова колдовство, колдовство, заполнившее весь этот день. Впрочем, такая уловка могла сработать лишь однажды.
А вот воины в черном – это совсем другое дело. Я, естественно, не знал, каким образом они появились: их мог изобрести сам Тенедос, но, пожалуй, с тем же успехом эта трансмутация могла оказаться делом самой Сайонджи. Разве не могла она оказать покровительство своему старательному слуге, невзирая даже на то, что тот стремился стать (а может быть, уже считал себя) могущественнее своей хозяйки-богини?
Все это было мне неизвестно, и я очень сомневался, что на этот вопрос смогли бы найти ответ и Симея с Синаит.
Но одно я знал наверняка.
При помощи этого колдовства Тенедос мог превратить в воина любого дряхлого старика, так что война, которую я надеялся закончить легко и быстро, только начиналась.

21
ПОХОД СИМЕИ

Большинство моих воинов ликовали, радуясь первой победе над Тенедосом, хотя я видел среди солдат и офицеров и опечаленные лица. Эти люди никак не могли оправиться от шока, вызванного у них столкновением с новым злодеянием экс-императора.
Той ночью Йонг, Синаит, Линергес, Джакунс и Симея пришли ко мне. Правда, никто из них не сообщил ничего нового; все лишь волновались по поводу той же самой напасти.
– И все-таки, – спросил наконец Йонг, – что мы будем делать?
Я считал, что важнейшим из всех дел было пробиться в Никею и воссоединиться с армией Великого Совета. Это не только помогло бы почти удвоить наши силы, но и зримо увеличило бы законность наших притязаний.
Бартоу и Скопас, разумеется, были не самыми лучшими союзниками, так как все знали, что они правили Нумантией по указке Байрана, но все равно большинство нумантийцев продолжали рассматривать короля как законного претендента на власть.
Я запутался во всех этих тонкостях и чувствовал, что вот-вот начну мечтать о тех днях, когда все было просто и ясно и любую проблему можно было решить добрым ударом меча.
Когда все выговорились и устали, я объявил, что армия ускоренным маршем отправится к Никее и пересечет дельту реки. В это время специально выделенный отряд будет беспокоить Тенедоса наскоками, чтобы не позволить ему напасть на нас во время перехода или оттеснить нас от столицы.
– Интересно, – заметил Джакунс. – Магия против магии…
– Совершенно верно, – согласился я. – Изводить его огнем, мечом, колдовством и добиться того, чтобы он и думать забыл о погоне за нами.
– Значит, – сказал Йонг, – снова придется набирать дураков вроде моих разведчиков, которые настолько безмозглы, что готовы сломя голову кидаться в любые авантюры, лишь бы не плестись в толпе немытых балбесов.
– Именно так, – согласился я. – Ни мозгов, ни доблести, – так, по-моему, они говорят.
– Ха!
Линергес улыбнулся (улыбка показалась мне довольно злой) и прошептал что-то на ухо Йонгу. Тот столь же тревожно ухмыльнулся в ответ.
– Разведчики… –продолжал размышлять вслух хиллмен. – Да еще отряд легкой пехоты, возможно, несколько парней из Куррама. Каждому дать по мулу; их у нас вполне достаточно. И еще, пожалуй, знающий волшебник?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62