Но после провала майсирской кампании наша армия отступала через Ренан, а враг, следовавший за нами по пятам, дотла разорил весь Юрей. Сидя в роще, я несколько раз задумывался: могло ли хоть что-нибудь от блеска Ренана уцелеть после второго нашествия яростных захватчиков?
В начале последней стражи мы собрались, оседлали лошадей, отвели их к пруду у разоренной фермы, напоили их, накормили зерном, которое везли с собой в седельных сумках, а сами в это время уныло жевали кислый хлеб и вяленое мясо, дрожа от холодного тумана и измороси. Все мы были одеты в нашу псевдомайсирскую форму, но каждый повязал на шею кусок красной материи, чтобы мы не порубили друг друга в предстоящей суматохе.
Затем мы медленным шагом двинулись по тропинке, извивавшейся среди холмов, пока не добрались до узкого прохода между двумя крутыми склонами. Здесь я оставил небольшой отряд пехотинцев, с удовольствием заметив, что все они не столько испытывают облегчение от того, что не подвергнутся опасности, сколько негодуют из-за невозможности принять участие в налете.
Еще днем раньше я отметил приметную скалу, и как только мы, миновав ее, выехали в долину, я приказал моему трубачу дать отряду сигнал развернуться в цепь. Звук трубы разбудил майсирцев, но они даже не успели ничего понять: всего через несколько минут мы налетели на их передовые посты и перебили стражу; лишь немногим удалось спастись бегством.
Симея, качаясь в седле, договорила первое из своих подготовленных заклинаний, и небо позади нас окрасилось в красный цвет, но это был не цвет зари, а алый отблеск, словно от гигантских пожаров. Сквозь полотнища тумана мимо нас в сторону врагов промчались огромные призрачные фигуры всадников, чудовищ, великанов, а труба пропела сигнал перейти на рысь.
Мы преодолели передовую линию обороны – это были только мелкие траншеи, годные лишь на то, чтобы собирать воду, – и оказались в расположении врагов.
Раздался пронзительный звук; он сильно ударил по ушам, и я до боли стиснул зубы. Симее удалось освоить кое-что из лучших заклинаний Тенедоса. А потом перед нами оказались палатки, и мы принялись рубить растяжки и парусину. Каждый, кому удавалось выскочить оттуда, успевал лишь раскрыть рот от неожиданности, и мои воины тут же отправляли его обратно на Колесо.
Назначенные заранее люди разбрасывали заколдованные прутья, и за нашими спинами тут же начали разгораться костры. Они были огромными и яростными, такими, каких никто не мог ожидать от жалких щепок. Огонь лишь касался парусины палаток – и они тут же вспыхивали, несмотря на то что материя была насквозь пропитана водой. Впрочем, волшебные факелы мы расходовали экономно: они должны были понадобиться позднее, когда потребуется усилить возникший хаос.
Мерзкий звук стал более низким, превратившись в крики множества перепуганных мужчин и женщин. Они становились все громче, и вскоре в ответ им, словно эхо, зазвучали настоящие человеческие вопли. Майсирцы бросились врассыпную.
Из темноты выскочил человек, одетый в пеструю униформу; это был офицер, правда, вооруженный пикой пехотинца. Я перерубил его оружие, а следующим взмахом меча сразил его самого и, не останавливаясь, проскакал мимо. Затем мне попался верховой, бестолково размахивающий мечом. Я напал на него сзади; его лошадь в испуге взметнулась на дыбы и забила в воздухе копытами, почувствовав, как ей на шею хлынула кровь седока.
Затем мы наткнулись на кучку солдат. Перед ними стоял, размахивая руками и что-то отчаянно крича, калстор. Курти всадил ему стрелу в грудь, и он рухнул как подкошенный, а солдаты, оставшись без уоррент-офицера, сразу же разбежались, даже не пытаясь сопротивляться.
Сея вокруг смерть и панику, мы пробивались через лагерь к выбранной мною цели: одному из складов, в котором хранилось невесть что, – длиннющей куче, накрытой парусиной, огражденной деревянным забором. Мои люди с ходу повалили несколько пролетов и принялись раскидывать свои волшебные факелы. Мне попалась еще одна ограда; моя лошадь легко перескочила через нее, но некоторые заартачились, и трое наших всадников упали. Соратники тут же помогли им подняться, вновь усадили в седла, и наш отряд выехал в чистое поле.
Мы тут же свернули налево и налетели на другой лагерь. В долине вновь заревел огонь пожаров, но это действовали уже не наши волшебные факелы, а перевернутые лампы, которые зажигали просыпавшиеся штабные офицеры.
Снова запела труба, мой отряд перешел на шаг, пехота верхом на мулах догнала кавалеристов, и мы обрушились на майсирцев, пытавшихся выстроиться в боевой порядок, но не понимавших, кто и откуда напал на них.
Мы двигались вперед, сметая все на своем пути.
Я отсчитал десять переворотов песочных часов и приказал играть отступление. Мой отряд бросился обратно по той же дороге, по которой пришел.
Мы слишком замешкались – по крайней мере, так должно было показаться майсирцам, – и за нами направилась погоня: кавалерийский отряд, значительно превосходивший нас численностью. Мы улепетывали тяжелым галопом, всем своим видом показывая, что потеряли головы от страха. Майсирцы с гиканьем гнались за нами, а Симея для верности договорила второе заклинание, специально предназначенное для того, чтобы внушить врагам уверенность в победе.
Мы пронеслись через узкую лощину между холмами так, словно за нами гналась стая демонов, но тут же остановились и развернулись.
Как только следом за нами из лощины выехали майсирцы, солдаты, оставленные мною в засаде, поднялись и осыпали конников дождем стрел и копий, одновременно перекрыв им путь к отступлению.
Мы тут же вступили в схватку. То, что творилось на этой темной поляне, было омерзительной бойней, картиной, вполне годившейся для иллюстрации к описанию ада. Но части майсирцев вскоре удалось пробиться назад.
– По коням! – заорал я, но тут услышал чей-то крик:
– У нас пленник! Офицер!
– Привяжите его к седлу, и сматываемся! – рявкнул я в ответ. – Сейчас здесь будет вся их проклятая армия!
Мы быстрым галопом бросились наутек. Симея теперь ехала сзади. Не снижая аллюра, она творила заклинания, которые должны были сбить наших врагов со следа. Дважды мы останавливались после переправы через ручьи, и она творила другие, более сильные, запутывающие заклинания.
Через некоторое время нас нагнали разведчики Йонга, которых я оставил следить за тем проходом, где мы устроили засаду. Они доложили, что не заметили никакой погони. Это было вполне возможно. Я хорошо помнил, что майсирцам присущи две крайности в поведении: они могли быть или яростными, непримиримыми бойцами, или трусливыми глупцами.
Симея теперь ехала рядом со мной. Она тяжело дышала от усталости; несмотря на дождь и холодный ветер, ее щеки пылали.
– Так вот что такое война!
– Да, это война, – подтвердил я. – Такой она кажется, когда ты побеждаешь. Но когда сам попадаешь в засаду, все выглядит намного хуже.
– Все равно, – ответила она. – Мне это очень не нравится.
Я понял, что ошибался, принимая выражение ее лица за довольное. Как ни странно, она только выиграла в моих глазах от того, что расстроилась после наших сегодняшних подвигов.
– Я и не ожидал, что все это вас порадует, – сказал я. – И все-таки вы прекрасно справились.
Она понимающе кивнула и отъехала в сторону. На ее лице проступила откровенная усталость.

Пленник открыл глаза, сел прямо, потер ладонями бока и хмыкнул.
– Довольно гнусно с вашей стороны было вышибить из меня дух, а потом еще и привязать, как какой-то тюк, к этому поганому ослу, – проворчал он.
Я подал ему полную кружку вина. Он залпом осушил, ее и смерил меня негодующим взглядом.
– Я должен был догадаться, что это ты. Ублюдок. – Он перевел взгляд на Йонга. – И ты. Пара говенных ублюдков.
– Но ведь это ты оказался болваном и угодил в такую пустяковую ловушку, – язвительно заметил Йонг. – Если бы ты так же разъезжал на границе, я прикончил бы тебя еще десять лет назад.
– Это точно, если бы я так же разъезжал на границе, то не заслуживал бы ничего, кроме смерти, – согласился пленник. – А теперь, Бандит, Который Когда-то Был Королем, дай-ка мне еще вина и кончай издеваться.
Он попытался встать, но ноги у него подкосились, и он чуть не упал. Я поддержал его.
– Благодарю тебя, Дамастес Нумантийский, шам а'Симабу, – церемонно проговорил он. – Как я сейчас жалею, что не убил тебя тогда на границе, вместо того чтобы корчить из себя рыцаря. Вот гадость! Похоже, ты теперь лучший негарет, чем я.
Это был «командир порога» Факет Бакр, вождь тех самых негаретов, которые встретили меня на границе Майсира и сопровождали до Осви. Мы совершили вместе дальнее путешествие, охотились, ловили рыбу, и я не раз думал о его жизни с завистью.
– В том, что нам подвернулся именно ты, есть какая-то справедливость, – сказал я. – Ведь ты всегда любил быть впереди.
Это было чистой правдой, и, конечно, именно негареты как настоящие кентавры должны были первыми броситься в погоню за нами. А первыми из первых, естественно, были Бакр и его люди.
– На этот раз я, кажется, немного зарвался.
– Можно и так сказать, – согласился я.
– Мне приходилось столько времени драться с дураками, что я перестал даже думать о том, что у кого-то хватит ума ввести меня в заблуждение притворным бегством, – вздохнул он. – Если вы собираетесь убить меня, то я даже не стану особо возражать. Наверно, я стал старым и глупым, слишком старым для того, чтобы командовать людьми.
– Послушай, ты, помет яка, – парировал я в его же манере. – Ты всего лишь пленник, так что перестань сетовать о своей участи. Когда мы уедем отсюда, то я просто-напросто отпущу тебя на свободу и не буду даже требовать с тебя никаких клятв, потому как знаю, что ты все равно их не выполнишь.
– Йонг, а что ты скажешь? – Бакр перевел взгляд на хиллмена.
В те давние времена Йонг исчез как раз перед тем, как мы встретились с негаретами. Я знал, что мой друг был бандитом и контрабандистом, но никогда не подозревал, что он так близко знаком с Бакром.
Йонг поднял бутыль с вином, стоявшую на каменном покрытии внутреннего двора, отхлебнул, а потом снова наполнил кружку Бакра.
– Ты был жестоким врагом, – с видимой неохотой проговорил он, – но никогда не был убийцей. Я не помню, чтобы ты прикончил хоть одного из моих раненых людей, которые были не в состоянии ехать, да и вообще, никто и никогда не связывал твое имя с жестокостью. Так что, негарет, я приветствую тебя как гостя в нашем лагере. А теперь пей скорее свое дурацкое вино. Я тут уже совсем замерз.

Мы ежедневно предпринимали какие-нибудь действия, правда ни одно из них даже не приближалось по масштабам к первому набегу. Один-два человека постоянно прокладывали ложные следы и перехватывали одиночных гонцов; группы по пять человек останавливали обозы с продовольствием и вещами, следующие из Ренана, и забирали самое необходимое, если у них оказывалось хоть немного времени; отряды по двадцать человек внезапно появлялись из кустов, выпускали смертоносные стрелы в приблизившихся патрульных, а затем исчезали.
Особенно хорошо все это получалось у моих каллианцев, поскольку точно такую же войну они не так уж давно вели против меня.
Товиети тайно пробирались в лагерь майсирцев и убивали всех, кого могли, кинжалами или шелковыми удавками.
Я наводил ужас на врагов. За полсезона мы потеряли только четырех человек убитыми, да еще семь получили ранения, но урон, нанесенный нами противнику, был в сто с лишним раз больше. Я знал, что почти не располагаю временем до того, когда Байран, его армия и волшебники проведут-таки против нас крупномасштабную операцию и я буду вынужден быстро отойти на юг.
Каждый раз, когда нам удавалось нанести врагу достаточно серьезные потери, Байрану и его свите приходилось выезжать из Ренана и проводить в лагере чуть ли не целый день. Без сомнения, все это время он и его приближенные устраивали разнос провинившимся командирам и назначали на их место новых. Скорее всего, кого-то даже казнили под горячую руку – такова была не слишком полезная, на мой взгляд, майсирская традиция.
Кутулу, Йонг и я потратили немало времени на разговоры с Бакром. К счастью, вино хорошо развязывало ему язык. Как и у остальных негаретов, патриотизм пробуждался у него лишь в тех случаях, когда верх брал он, поэтому он ничуть не возражал против того, чтобы в подробностях обсудить все происходившее после того, как Байран стер наше войско в порошок и возвратился из Нумантии.
– Он был очень доволен собой, – рассказывал Бакр. – Тогда до меня впервые дошли слухи о том, что наш король подумывает о новых вылазках. Почему мы должны ждать, пока старые враги на севере и востоке соберутся с силами и решатся напасть на нас? А не лучше ли нам сделать с ними то же самое, что и с нумантийцами, с одной лишь разницей – нанести удар первыми.
Должен сказать, что, насколько мне известно, при дворе такие мысли не встретили большой поддержки. Мы никогда не торопились лезть в бутылку и рассчитывали, что и другие поведут себя так же.
Так что Байран заткнулся. На некоторое время. Но думаю, что он успел почувствовать вкус победы, ему понравилось ощущать себя героем со стальным взглядом, хотя все, у кого есть голова на плечах, знают, что на самом деле победу над Нумантией одержали йедаз Винтер и йедаз Суэби. Скажете, не так?
– Впрочем, это его право, – продолжал Бакр после короткой паузы. – Он король, а короли именно так и думают. Или, возможно, именно так не думают; ведь во всех этих фантазиях не было ни малейшей логики или выгоды.
Ему взбрело в голову, что из нас, негаретов, можно сделать первоклассную конницу, и потому он напустил на нас кучу йедазов, те взялись чуть ли не за все наши ланксы и принялись дрючить нас в хвост и в гриву, чтобы из нас получились солдаты регулярной армии.
Мне говорили, что с ними произошло по меньшей мере два довольно странных несчастных случая. Я наверняка должен был когда-то рассказывать тебе о том, как некий шам однажды ночью гулял вдоль берега реки и поскользнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62