Повернув голову, Дейсейн увидел Паже, шедшего вдоль ряда стоявших машин в его направлении. Неуклюжесть его громадной фигуры подчеркивалась белым халатом. Шляпы на нем не было, и ветер растрепал его волосы.
Паже свернул на свободное пространство, где стояла машина Дейсейна, остановился и заглянул в открытое окно грузовика.
– Ну вот, – произнес он, – все, как Дженни говорила: вы вернулись.
Дейсейн покачал головой. Сказанное Паже что-то означало, но смысл этих слов не доходил до сознания Дейсейна. Он провел языком по губам.
– Что?
Паже нахмурился.
– Дженни все предвидела. Она сказала, что вы, скорее всего, приедете сюда. – Казалось, что он говорит это, прикладывая большие усилия.
«Прибытие», – подумал Дейсейн.
Так они называют это – воздерживаясь от поспешных суждений – просто для обозначения происходящего. Он внимательно посмотрел на широкое добродушное лицо Паже.
– Я видел детей, – сказал Дейсейн.
– А чего вы ожидали?
Дейсейн пожал плечами.
– Вы собираетесь выкинуть меня из долины?
– Эл Марден говорит, что тот, кто покидает Сантарогу, заболевает лихорадкой, – ответил Паже. – А те, кто остаются под наблюдением, извлекают из этого пользу.
– Считайте, что я – в числе последних, – сказал Дейсейн, улыбнулся и открыл дверцу грузовика.
– Поехали, – сказал Паже.
Дейсейн, вспомнив о реке, помедлил. Он вспомнил о разорванном ковре в коридоре гостиницы, газовую струю, озеро, стрелу… хлорную известь. Он вспомнил Дженни, убегающую от него… «Не подходи! Я люблю тебя!»
– Поехали же, – повторил Паже.
Все еще пребывая в нерешительности, Дейсейн спросил:
– Почему детей держат здесь?
– Мы должны делать акцент на внешних проявлениях детства, – ответил Паже. – Да, это жестоко, но естественно – здесь выращивается еда, – он обвел рукой теплицы. – Здесь они получают образование. Здесь есть электроэнергия. Ничто не расточается зря. У детей нет неудовлетворенных желаний.
И снова Дейсейн встряхнул головой. «Что-то не могу понять его».
«Делать акцент на внешних проявлениях детства».
Это походило на монолог шизофреника, и он вспомнил случайно подслушанный им разговор пары молодых сантарожанцев в «Голубой овце».
«Как можно кому-либо слышать закат?»
– Вы говорите не на английском, – пожаловался Дейсейн.
– Нет, на английском, – возразил Паже.
– Но ведь…
– Дженни говорит, что вы все поймете. – Паже с задумчивым видом поскреб по щеке. – Тренируйтесь, Дейсейн. – Снова показалось, что он говорит с огромным трудом. – Куда делось ваше Weltanschauung? мировоззрение (нем.)

У вас же широкий взгляд на вещи? Целое больше, чем сумма частей. Что это такое?
Паже широко обвел рукой, как бы охватывая не только всю эту долину с комплексом теплиц, но также всю планету, всю Вселенную, простиравшуюся за ней.
У Дейсейна пересохло в горле. Этот человек спятил!
– У вас же есть опыт переживания, который дает Джасперс, – продолжал Паже. – Попытайтесь усвоить его. Дженни говорит, что вы легко сможете сделать это. А она редко ошибается.
Чувство, сдавившее Дейсейну грудь, превратилось в боль. В голове мелькали беспорядочные я лишенные смысла мысли.
Суровым голосом Паже произнес:
– Лишь примерно для одного из пятисот Джасперс оказывается не в состоянии… – Он распростер руки ладонями вверх. – Вы не относитесь к числу этих нескольких. Могу утверждать это. Вы станете человеком с раскрепощенным сознанием.
Дейсейн взглянул на какое-то здание, торопящихся мимо людей. Все двигались быстро и целенаправленно. Словно бы в каком-то танце пчел – их движение должно было направить его мысли в каком-то направлении. Но что-то мешало ему.
– Попытаюсь облечь это в слова внешнего мира, – продолжал Паже. – Возможно, тогда… – Он пожал плечами, оперся о дверцу, наклоняя широкое лицо поближе к Дейсейну. – Мы просеиваем семена реальности через фильтры идей. Мыслеформы ограничены языком. Другими словами: язык формирует русло, в котором двигаются наши мысли. Если мы ищем новые формы действительности, то мы должны отказаться от языка.
– Какое это имеет отношение к детям? – Дейсейн кивнул в сторону теплиц.
– Дейсейн! Мы с вами имеем обычный инстинктивный опыт. Что происходит в психике несформировавшегося человека? Как индивидуальности, как представителя отдельных культур и обществ, мы, люди, повторяем каждый аспект инстинктивной жизни, являвшийся неотъемлемой частью существования человечества как вида в течение бесчисленных поколений. С Джасперсом этот связывающий элемент нам уже не нужен. Так что, соединять это с жестокостью детства? Нет! Тогда мы получим насилие, хаос. У нас не будет общества. Как это просто, верно? Мы должны перенести ограничивающий свободу порядок на врожденные свойства нашей нервной системы. У нас должны быть общие интересы.
Дейсейн почувствовал, как его захватывают эти идеи, и попытался понять благодаря им смысл фраз, сказанных Паже раньше. «Делать акцент на внешних проявлениях детства»? «Широкий взгляд на вещи»?
– Мы должны удовлетворить потребности отдельных индивидуумов в выживании, – продолжал Паже. – Мы знаем, что внешний мир со всей его цивилизацией, культурой и обществом умирает. Они действительно умирают, вы ведь видите это. И сейчас, когда это вот-вот случится, от родительского тела отрываются частички. Эти частички обретают свободу, Дейсейн. Наш скальпель – это и есть Джасперс. Подумайте над этим! Вы ведь жили там. Это Виргилиева осень… сумерки цивилизации.
Паже отодвинулся от Дейсейна и внимательно посмотрел на того.
Дейсейна же очаровали слова доктора. В этом человеке сохранилась некая сущность, не поддающаяся действию времени – могущественная, накладывающая свой отпечаток на все окружающее. Над воротником белого халата вздымалась египетской формы голова, выдававшиеся скулы, нос времен Моисея. Белые ровные зубы виднелись меж тонкими губами…
Появившаяся на губах Паже улыбка выражала непоколебимое упрямство человека, которого невозможно в чем-либо переубедить. Его взгляд с восхищением скользил по местности, охватывая теплицы и людей, сновавших вокруг.
И в этот момент Дейсейн понял, для чего он был послан сюда. Не просто для того, чтобы составить отчет по рыночной экономике Сантароги. Марден был прав в своих предположениях. Он здесь для того, чтобы сломать эту систему, уничтожить ее.
Вот здесь происходит обучение детей сантарожанцев. Детский труд. Паже, похоже, ничуть не волновало, сколько тайн откроется здесь перед Дейсейном.
– Поехали, – сказал Паже. – Я вам покажу нашу школу.
Дейсейн покачал головой. Что может случиться с ним там? Случайный толчок в окно? Неожиданный удар в спину, нанесенный ребенком?
– Я… мне нужно подумать обо всем увиденном, – произнес Дейсейн.
– Вы уверены? – Слова Паже прозвучали как вызов.
Дейсейн подумал о неприступном аббатстве средневековья, воинах-монахах, которые разительно напоминали Паже и его долину в своей уверенности, позволявшей им бросить вызов внешнему миру. «Но в самом ли деле они имеют эту уверенность? – спросил он себя. – Или же они актеры, загипнотизированные действием представления, которое разыгрывают?»
– Вы просто плыли по течению, – заметил Паже. – Вы никогда не боролись ни с чем. У вас даже не развит тот наивный взгляд на вещи, который позволяет видеть Вселенную, не замутненную всяким философским хламом прошлого. Вас запрограммировали и послали сюда сломать нашу систему.
Дейсейн побледнел.
– Запрограммированность означает предубежденность, – продолжал Паже. – Потому что предубежденность подразумевает отбор и отталкивание от себя мыслей, а это и есть запрограммированность. – Он вздохнул. – Мы с вами возимся только из-за нашей Дженни.
– Я прибыл сюда с чистой совестью и открытой душой, – сказал Дейсейн.
– Без предубеждения? – Паже поднял глаза.
– Значит, вы соперничаете с… группами из внешнего мира, доказывая, чей путь правилен…
– Соперничаете – это слишком мягко сказано, Дейсейн, – перебил Паже. – Сейчас ведется гигантская битва за право контроля над человеческим сознанием. А мы – здоровая клетка, окруженная больными. На карту поставлены не человеческие разумы, а их сознание, способность понимать происходящее. Это не борьба за рынки сбыта. Не заблуждайтесь на этот счет. Это борьба за то, что считается самым ценным в нашей Вселенной. Там, во внешнем мире, ценностью считают то, что можно измерить, подсчитать или составить в виде таблиц. Здесь же мы пользуемся другими стандартами.
Дейсейн почувствовал угрозу в словах Паже. Маска притворства была сброшена. Доктор обозначил стороны в этой войне, и Дейсейну показалось, что он оказался между этих воюющих сторон. Он понял, что никогда раньше не оказывался в более опасном положении. Паже и его друзья контролировали эту долину. Инсценировать несчастный случай для них не составляло никакого труда.
– Нанявшие меня люди, – начал Дейсейн, – считают…
– Люди! – фыркнул презрительно Паже. – Они там… – он указал рукой за холмы, которые окружали долину, – уничтожают среду обитания. Они превращаются в нелюдей, уничтожая природу! Вот мы – люди! – Он ударил себя в грудь. – Они же – нет. Природа – она общая, для всех. Радикальные изменения в среде обитания означают, что ее обитателям тоже придется измениться, чтобы выжить. Нелюди во внешнем мире изменяются, чтобы выжить.
Дейсейн удивленно уставился на Паже. Да, конечно, так оно и есть. Сантарожанцы – консерваторы… они не изменяют свой образ жизни. Он сам тому свидетель. Но Дейсейна отталкивала его фанатичность, религиозный пыл. Итак, ведется битва за человеческие разумы…
– Вы, наверное, говорите себе, – начал Паже, – что у этих придурков-сантарожанцев есть некая воздействующая на психику эссенция, которая превращает их в нелюдей.
Эти слова настолько напоминали его мысли, что Дейсейн замер в страхе. Неужели они способны читать мысли? Может, это побочный эффект действия эссенции Джасперса?
– Вы сравниваете нас с неумытыми, неотесанными потребителями ЛСД, – продолжал Паже. – Чудаки, говорите вы. Но вы сами подобны им – не способны понимать происходящее. А мы все осознаем. Мы воистину освободили свой мозг от всяких оков. У нас сильнодействующие лекарства. Это всего-навсего виски, водка, аспирин и табак… и, ах да, ЛСД – вот они, наши самые сильнодействующие лекарства. Но вы должны заметить разницу. Виски и другие депрессанты делают субъекта послушным. Наши лекарства освобождают человека от животных инстинктов, подавить которые никогда не удавалось… до последнего времени.
Дейсейн взглянул на теплицы.
– Да, – произнес Паже. – Посмотрите туда. Именно здесь мы подавляем животное начало в человеке.
Потрясенный тем, что услышал, Дейсейн вдруг осознал, что теперь ему не позволят покинуть долину. О возвращении теперь не могло быть и речи. В том состоянии, в котором сейчас пребывал его разум, для сантарожанцев был только один выход: убить его. Все дело было лишь в том, поняли ли они это? Принимают ли они подобные решения сознательно? Или же они действительно действуют на уровне инстинктов?
Дейсейн понимал: если он преодолеет душевный кризис, он найдет выход. «Есть ли возможность избежать смерти?» – спросил он себя. Пока он размышлял, не зная, что же ему делать, Паже обошел вокруг грузовика и забрался на сиденье рядом с Дейсейном.
– Раз вы не хотите ехать со мной, – сказал он, – то я поеду с вами.
– Вы поедете со мной?
– К моему дому, клинике. – Он повернулся лицом к Дейсейну и внимательно посмотрел на того. – Я люблю свою племянницу, понимаете? И я не хочу, чтобы она страдала, если в моих силах предотвратить это.
– А если я откажусь?
– Ах, Джилберт, да вы заставите рыдать даже ангела. А мы не хотим рыдать, ясно? Мы не хотим, чтобы Дженни плакала. Неужели вам наплевать на нее?
– Меня кое-что тревожит в…
– Когда начинается тревога, заканчиваются расспросы. У вас тяжелая голова, Джилберт. А тяжелая голова вызывает боль в спине. Давайте поедем в клинику.
– И какого же рода смертельную ловушку вы устроили мне там?
Паже в ярости уставился на него.
– Смертельную ловушку?
Стараясь говорить как можно более рассудительным тоном, Дейсейн произнес:
– Вы пытаетесь убить меня. Не отрицайте это. Я…
– Вы омерзительны, Джилберт. Когда это мы пытались убить вас?
Дейсейн глубоко вздохнул, поднял правую руку и начал загибать пальцы, перечисляя несчастные случаи, которые едва не произошли с ним, пока его пальцы не сжались в кулак. Он не упомянул только об инциденте с Пити Йориком… и то – лишь потому, что обещал это.
– Несчастные случаи! – воскликнул Паже.
– Мы оба знаем, – возразил Дейсейн, – что в вашей долине очень редко происходят настоящие несчастные случаи. Большинство происшествий, которые мы называем несчастными случаями, на самом деле бессознательное насилие. Вы вот сказали, что у вас раскрепощенное сознание. Так воспользуйтесь им.
– Тьфу! Ваши мысли подобны замутненной воде!
– Так пусть эта замутненная вода успокоится и вся муть осядет! – заметил Дейсейн.
– Вы ведь не способны быть серьезным. – Паже бросил пронзительный взгляд на Дейсейна. – Впрочем, вы всегда такой. – Он закрыл глаза на мгновение, потом открыл их. – Ладно, а поверите ли вы Дженни?
«Не подходи ко мне! Я люблю тебя!» – вспомнил Дейсейн.
– Что ж, едем в вашу клинику, – сказал Дейсейн. Он завел двигатель, развернулся и направился в сторону города.
– Пытаться убить вас, – пробормотал Паже. Он смотрел в окно на местность, проносившуюся мимо грузовика.
Дейсейн вел машину молча… погруженный в раздумья. В его голове снова стали возникать былые фантастические картины. Дженни и ее долина! Она опутывала его своей аурой – постепенно сводя его с ума! Но эти картины начали проясняться, в них появлялась логика – логика жителей Сантароги.
– Так, значит, не каждый может воспользоваться вашим… сильнодействующим лекарством? – спросил Дейсейн. – Что же случается с теми, кто терпит неудачу?
– Нас тревожит собственная судьба, – проворчал Паже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37