Дорога к нему шла серпантином, на пригорках, очищенных от снега, цвели р
азноцветные крокусы. Вечнозеленые голубые ели украшали зимний пейзаж.

У подъезда медсестры помогли Александре Михайловне перебраться из маш
ины в коляску, швейцар и горничная приветствовали высокую гостью низким
поклоном.
Ц Завтра приедете за мной, как всегда, утром, в восемь тридцать, Ц распор
ядилась Александра Михайловна. Ц Спокойной ночи.
Ц Спокойной ночи, приятных сновидений, Ц отвечает шофер.
Для Коллонтай были подготовлены апартаменты в бельэтаже. Во всех комнат
ах вазы со свежими цветами. Александра Михайловна попросила распахнуть
дверь на террасу и накинуть на плечи накидку, опушенную мехом.
Ц Со вакра! (Так красиво!) Ц восхищенно сказала медсестра, оправляя наки
дку. Ц Что бы желала мадам на ужин?
Ц Стакан простокваши не очень холодной и вечерние газеты. И вы можете бы
ть свободной. Я доберусь до кровати сама, но закройте дверь на террасу и оп
устите портьеры на окна.
Медсестра сказала, что в случае надобности мадам может вызвать ее, нажав
на кнопку звонка.
Александра Михайловна вынула из сумочки зеркало. О, очень бледна. Чуть-чу
ть пудры. Тронула губы розовым карандашом. Поправила челку на высоком лб
у. В углу комнаты деликатно тикали напольные часы-башня. Еще есть время не
много отдохнуть, собраться с мыслями.
Ровно в одиннадцать часов стук в дверь. Александра Михайловна устроила л
евую руку на подлокотнике кресла, выпрямилась:
Ц Дверь открыта. Прошу!
В комнату вошли трое мужчин в смокингах, поклонились, не подавая руки, Ц
они представляли воюющую сторону.
Александра Михайловна разрядила скованность:
Ц Я протягиваю вам руку.
Паасикиви подошел первым и осторожно пожал ее маленькую ладонь.
Ц Господин Паасикиви, мы с вами старые знакомые, и это знакомство было вс
егда под добрым знаком. Я надеюсь, что сегодняшняя встреча должна принес
ти удовлетворение обеим нашим странам.
Паасикиви представил ей своих советников, отрекомендовав их как едином
ышленников.
Ц Итак, приступим к делу. Садитесь, господа! Паасикиви продолжал стоять.

Ц Считаю для себя за большую честь начать эти переговоры именно с вами, г
оспожа министр, Ц сказал он. Ц Мы весьма ценим ваше сочувствие судьбе н
ашей страны. И как приятно, что мы разговариваем без переводчика на нейтр
альном шведском языке.
Переговоры были нелегкие. Несмотря на то что Паасикиви искренне примкну
л к мирной оппозиции, требовавшей выхода Финляндии из войны, он стремилс
я этот выход сделать беспроигрышным, без территориальных уступок и мате
риальных возмещений. Иногда казалось, что из тупикового положения нет вы
хода, и аргументы и контраргументы повторялись с обеих сторон, как на исп
орченной пластинке. Но Александра Михайловна, глядя на угрюмые лица финн
ов, неожиданно произнесла по-фински:
Ц Ома мао мансика, му маа мустика. (Своя страна клубника, чужая черника.)
Паасикиви рассмеялся:
Ц Ойкен хювя! (Здорово!)
И разговор, похожий на угасающий костер, снова разгорался.
Паасикиви выезжал в Хельсинки и, как он позже говорил, «ломал хребты упря
мцам».
Ц Я им втолковывал, госпожа министр, смысл русской поговорки: «Скупой пл
атит дважды». Они даже заучили ее на русском языке.
Встречи длились весь февраль и март. Что и говорить, шли они мучительно тя
жело. Порой казалось, что к соглашению прийти невозможно, что надо разойт
ись. Разойтись по домам и продолжить войну?
Нет!
Александра Михайловна проявила в этих переговорах незаурядный талант
дипломата и полемиста. Непреодолимые, казалось, преграды разбивались та
кой убедительной логикой советского посла, что умудренный политик Паас
икиви только разводил руками и, тяжело вздохнув, говорил:
Ц Быть по-вашему.

…Утром 20 сентября 1944 года газеты и радио известили народы мира, что Финлянд
ия порвала свой союз с фашистской Германией и подписала перемирие с Сове
тским Союзом. Мировая общественность расценила этот акт как гуманное и в
еликодушное отношение советской стороны к своему соседу.
Эту победу завоевали советские бойцы, и среди них старый ветеран Ц дипл
омат Александра Михайловна Коллонтай.
В этот день сыпались поздравления с одержанной победой.
Александра Михайловна с огромным удовлетворением поглядывала на карту
Европы, окидывала мысленным взором почти полуторатысячную линию совет
ско-финляндского фронта, на котором отныне наступила тишина, та особая т
ишина, которую так благословляют люди. Советские дивизии отходили на нов
ые позиции, перебрасывались для решительного удара против основного вр
ага Ц германского фашизма.
Как дорога человеку каждая минута такой тишины, когда не рвутся снаряды,
не воют сирены, не полыхают зарева пожарищ, когда слышен звоночек велоси
педиста на проселочной дороге, повизгивает пила лесоруба, журчит ручей.

Голова в седеющих кудрях откинута на спинку кресла, глаза полузакрыты, б
ольная рука покоится на подлокотнике кресла, губы улыбаются.
Это был главный подвиг ее жизни.
Тишина…
Тишина Ц это мир, это жизнь, свет в окнах, цветы на земле…


ОПАСНОСТИ, ПОТЕРИ

Глава 23 Под удары колоколов

Когда-нибудь я опишу эти девять месяцев тяжкого одиночества после отзыв
а «Кина». Жила в сложной обстановке. В полной неизвестности о сыне, братья
х, матери, где и что с ними. Из Центра шли телеграммы с запросами по делам, ко
торые вел «Кин». Справлялись у меня, в то время как «Кин», считала я, уже дав
но находился в Москве. Не могла постигнуть, что происходит…
Но вот в начале 1944 года мне прибыла смена, и я должна была выехать в Москву.

Сдавала дела новому резиденту Василию Петровичу. Передавала ему наших а
гентов. С одним из них случился казус. Он («Карл») заупрямился и не пожелал
продолжать сотрудничество. Василий Петрович и после моего отъезда пыта
лся наладить с ним связь, но безуспешно. Истинные причины невозможно был
о понять. Центр настаивал: агент должен действовать. Василий Петрович из
мотался и в конце концов в своей шифротелеграмме доложил: «Карл» был про
сто влюблен в «Ирину», этим объясняется его отказ работать со мной, Ц и, ч
тобы не было недомолвок, добавил: Ц Влюблен платонически». История смеш
ная, но говорю о ней всерьез, подобные случаи в разведке бывают. В нашей де
ликатной работе, построенной на еще мало познанной науке, именуемой чело
вековедением, нельзя отбрасывать значение личных контактов, симпатий и
антипатий, возникающих у людей, связанных с нами.

…Я должна была выехать в Москву. Легко сказать выехать, а на чем и как? Преж
де всего требовалось отвоевать место в английском самолете, которые нер
егулярно, но все же курсировали между Стокгольмом и Лондоном.
Вскоре возможность лететь в пассажирском «Дугласе» мне была предостав
лена, назначен день рейса. Я подписала обязательство, что предупреждена
об опасности перелета из Швеции в Англию и посему прошу родственников и
всех близких в случае аварии самолета не предъявлять Королевскому прав
ительству, другим властям и должностным лицам Великобритании каких-либ
о претензий и не требовать возмещения убытков. О каких убытках шла речь, б
ыло неясно, но обязательство я подписала, и меня облачили к полету.
Сидела в помещении английской миссии на аэродроме и ждала команды на пос
адку. Ждать пришлось долго. Но вот появился помощник английского военног
о атташе. Я обрадовалась.
Ц Можно идти в самолет? Ц с нетерпением спросила я и вскочила.
Ц К сожалению, мадам, я должен вас огорчить. Мы получили приказ отправить
в Англию двадцать норвежских летчиков, им удалось перебраться из Норвег
ии в Швецию, и они теперь по их просьбе зачислены в военно-воздушные силы
Великобритании. Будут помогать русским громить врага. Простите, но предо
ставить вам место мы не можем. Приносим глубокие извинения.
Ц Понимаю, понимаю, Ц не без нервной ноты сказала я, Ц претензий не имею
.
Пришлось отправиться к себе в посольство.
Представьте мое состояние, когда наутро мы получили известие, что этот а
нглийский самолет с норвежскими летчиками был сбит фашистскими истреб
ителя-Ми над Северным морем. Экипаж и летчики погибли. Непредсказуемы, не
постижимы перипетии военной поры. Эти славные ребята-норвежцы наверняк
а не подписывали обязательства, которое подписала я, и так безвременно и
безвинно ушли из жизни. Память о погибших своих сынах свято хранит норве
жский народ в своем опаленном войной сердце.
И снова потянулось томительное ожидание. Прошло еще несколько дней. Наш
военно-морской атташе Алексей Иванович Тарабрин поделился со мной ново
стью:
Ц Завтра прибывает английский самолет, на нем летят моя жена и двое моих
малолеток и жена моего помощника тоже с двумя детьми. Все они пережили ле
нинградскую блокаду. Наконец-то мы обретем свои семьи. Все самое страшно
е позади.
Разве мог этот человек даже подумать, что непомерно тяжкая беда еще впер
еди.
Английский самолет, на котором летели семьи наших посольских товарищей,
был расстрелян врагом в упор над нейтральной шведской землей. Взорвался
… загорелся… рухнул… Все погибли. Чудом спасся шведский пастор. Взрывом
его выбросило в кустарник, и он уцелел, хотя и сильно пострадал.
В ожидании семей Тарабрин и его помощник покупали игрушки, лакомства для
своих ребят. Что говорить, эти семьи ждала вся наша колония. Любовью и под
арками готовились встретить их, перенесших и ленинградскую блокаду, и пе
реход с конвоем из Мурманска в Глазго, и перелет через коварное Северное
море…
Ночью меня разбудил резкий стук в дверь. Я не удивилась. Тарабрин еще днем
предупредил, что по приезде с аэродрома он придет за мной: «Как не выпить ш
ампанского в честь приезда?»
Услышав стук в дверь, я откликнулась:
Ц Поздравляю, поздравляю, Алексей Иванович! Разреши мне приветствовать
твою семью утром, сейчас я не в форме.
Ц Открой дверь! Ц не сказал, а выкрикнул Тарабрин. Выкрикнул так, что мне
стало не по себе.
Я накинула халат, включила свет. Алексея Ивановича трудно было узнать. Ме
ртвенно-бледный, ни кровинки в лице. Каким-то потусторонним голосом он ск
азал:
Ц А мои-то сгорели. Все сгорели, все шестеро, четверо деток.
Он рыдал, закрыв лицо ладонями.
Я усадила его, обхватила за плечи, сама не в силах сдержать рыданий.
Ц Сейчас поедем опознавать трупы. Ц Он тяжело поднялся с кресла.
В обгоревших останках Тарабрин и его помощник едва узнали своих. На одно
й руке спеклись золотые часы и браслет, которые Алексей Иванович подарил
жене к ее тридцатилетию…
К вечеру в посольстве было установлено шесть урн. Две большие и четыре ма
ленькие. Большие урны были окутаны газовыми шарфами, приготовленными дл
я жен. На маленьких Ц октябрятские звездочки. В почетном карауле бессме
нно стояли отцы погибших. Оба познали войну. Один был на Халхин-Голе, друг
ой Ц в республиканской Испании. Они никогда не применяли оружие против
детей, они отважно защищали детство. Сейчас с мокрыми платками у лица они
не могли сдержать слез. Обоих обуревало чувство мести, они рвались в дейс
твующую армию.
А по улице Виллагатан растянулась бесконечная цепочка жителей шведско
й столицы. Люди пришли в советское посольство со словами соболезнования
, возмущения актом вандализма, совершенного гитлеровцами.
Взрыв самолета потряс шхеры…
Взрыв в шхерах потряс сердца шведов…
На этом самолете в обратный рейс должна была лететь я.
…И наконец я сижу в военно-транспортном «Дугласе». На спине Ц сумка с пар
ашютом. Широким ремнем меня пристегнули к креслу. В наступивших сумерках
самолет взмывает и набирает высоту. Член экипажа задраил бортовые окна
черными непроницаемыми шторками и раздал пассажирам кислородные маски
.
Ц Будем лететь высоко над Норвегией, занятой врагом, Ц говорит он. Ц Та
м и в небе хозяйничают они.
Кислородная маска непривычна. От дыхания на подбородке обмерзает край, и
нужно все время обламывать ледяную бахрому. Когда невольно сдвигаешь со
рта клапан, в ушах возникает колокольный звон. Слезы застилают глаза, не г
оворю уже обо всем остальном, что творится в организме. Внутреннее давле
ние намного превышает внешнее, и это вызывает болезненное ощущение. Водв
оряешь маску на место Ц и колокольный звон в ушах затихает…
Моторы зарокотали глуше, словно куда-то отдалились. Опять слышу колокол.
За ним другой, третий. Вот уже много колоколов звонят чистым серебряным з
воном, чувствую их совсем близко. Чудится, будто мы летим над рощей, освеще
нной солнцем, и из зеленых крон выглядывает высокая колокольня и до нее р
укой подать, вроде она под самым брюхом самолета…
Руки шарят по лицу, натягивают на лицо холодную резину маски. Можно вдохн
уть прохладную струю воздуха. Колокола звучат тише, рокот моторов усилил
ся. В такт дыханию хлопает клапан кислородной маски. Самолет снова забир
ается высоко, и от разреженного воздуха сильно колотится сердце. Выдержа
т ли барабанные перепонки?
Штурман все чаще выходит из экипажного отсека, пробегает синим лучиком ф
онарика по рядам кресел, проверяет, все ли в порядке, как мы себя чувствуем
.
Самолет пересек Северное море и приземлился в Шотландии. Пассажиры, держ
а друг друга за руки, в темноте добрались до аэродромного штаба.
Только тут мы узнали, что, когда мы пролетали над Норвегией, наш самолет ат
аковали немецкие истребители и один мотор машины вышел из строя. В фюзел
яже и крыльях одиннадцать пробоин. Из-за шума моторов пассажиры не слыша
ли стрельбы и спокойно реагировали на ненормальную вибрацию машины, пол
агая, что так и должно быть: воздушные ямы.
В помещение штаба привели залитого кровью человека, нашего пассажира. Им
оказался инженер советского торгпредства. Мы решили, что он ранен, но он «
успокоил» нас:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52