Эстонка по национальности, она вышла замуж за финна, и Финляндия стала ее
второй родиной. Получив отличное образование в Петербургском универси
тете и в Берлине, она была удостоена звания магистра философии.
На наследство, доставшееся от умершего мужа, Вуолийоки приобрела лесопи
льный завод и основательно изучила лесопромышленный мировой рынок.
Кризис, разразившийся в 1929 году, разорил ее. На последние деньги она завела
на севере сыроваренный завод. Но и он обанкротился. Тогда ее деловой дар п
еребросился на сельское хозяйство. Купила небольшое имение, наняла рабо
чих, завела животноводческую ферму, углубилась в сельскохозяйственную
науку, и поместье ее приносило немалый доход.
Затем бразды правления она передала в руки компетентного управляющего,
а сама засела за письменный стол и принялась писать пьесы, которые быстр
о обрели известность, шли во многих странах мира. На наших сценах ставили
сь ее драматические произведения «Женщины Нискавуори», «Каменное гнез
до», «Юстина».
Вуолийоки была большим другом Советского Союза, не скрывала своих симпа
тий к нам. Она и ее единомышленники оказали влияние на мирное разрешение
непопулярной «зимней войны», советско-финского конфликта 1939 Ц 1940 годов. А
ктивно выступала она против финляндско-германского альянса в 1941 году и в
озглавила финляндскую «шестерку» горячих сторонников мира.
В бытность в Финляндии мы с мужем подружились с мадам Вуолийоки. Узнав, чт
о мы в Швеции, она в 1942 году приехала в Стокгольм. Ей понадобилось лечить бо
льную печень, и она устроилась в местную больницу Красного Креста. Отсюд
а позвонила мне домой и просила ее навестить.
Я приехала в больницу с цветами и фруктами, прихватив в сумочке два тонен
ьких блокнота, на которых можно было писать заостренными палочками. Блок
ноты были с «секретом». К верхнему краю гладкой деревянной дощечки была
прикреплена прозрачная пленка, и на ней четко проступали оттиснутые чер
ные буквы. Но стоило приподнять прозрачный листок, как все написанное ис
чезало.
Один блокнот я передала мадам Вуолийоки и написала на нем палочкой: «Нас
здесь могут подслушивать. Будем переписываться». Меры предосторожност
и были необходимы. За нашим другом, приехавшей из воюющей Финляндии, шла с
лежка, и мой визит к ней не мог остаться незамеченным.
Хэлла Эрнестовна хорошо владела русским языком, но говорила с очень милы
м акцентом, сопровождавшим смешные обороты речи (например: «безрабочие в
олноваются», или «я сегодня повесилась Ц сто тридцать килограммов, майн
гот, как много», или «я не могу обходиться без шинка» (ветчины).
Экспериментировала она и над собой, глотала динамит, чтобы похудеть, пот
еряла тридцать килограммов, но разрушила организм и целый год пролежала
в больнице.
Несмотря на свой вес, она была весьма энергичной, подвижной. Приобрела ав
томашину, которой пользовался царь Николай II во время посещения Финлянд
ии. Ей пришлось купить эту царскую машину не случайно, в любую другую она в
тискивалась с трудом. Но и тут случился казус. На царскую машину наехал гр
узовик, произошла авария. У Хэллы Эрнестовны были поломаны ноги, руки, реб
ра, как осталась жива Ц непонятно. Вновь длительное время пробыла в боль
нице и все же, как птица Феникс из пепла, возвратилась к жизни.
С самой ранней молодости Вуолийоки пользовалась известностью в разных
слоях общества. А уж общительность ее рождала легенды. Словно магнитом, о
на притягивала к себе людей.
Еще в 1917 году к ней в имение по рекомендации друзей явился Джон Рид, молодой
американский журналист, который пробирался через европейские воюющие
страны в Россию, только что свергнувшую царя.
Вуолийоки помогла Джону материально и зарядила его своим восторгом пер
ед начавшимся великим обновлением России. На обратном пути уже после Окт
ября он снова остановился у Хэллы Эрнестовны и там набрасывал план своей
знаменитой книги «10 дней, которые потрясли мир».
Дарование Вуолийоки проявлялось во всем, с чем она сталкивалась. Владея
пятью или шестью языками, она переписывалась со многими крупными полити
ческими деятелями, писателями, художниками, деловыми людьми.
…В больнице я пробыла у нее часа три. Нас, безусловно, прослушивали. Заходи
ла то одна сестра, то другая, спрашивали: «Не угодно ли чего?» Кто-то открыв
ал дверь и заглядывал: уже который час мы общались молча.
В своем блокноте Хэлла Эрнестовна подробно описала (все той же волшебной
палочкой) положение в Финляндии, взрыв антисоветской кампании, охвативш
ей страну. Силы оппозиции, которые стоят за выход Финляндии из войны, пояс
няла она, не имеют пока значительного числа сочувствующих, но в их рядах е
сть весьма авторитетные трезвые головы, понимающие, что поражение фашис
тской Германии неизбежно и что Финляндия должна как можно раньше выйти и
з этой бойни.
«Кто же возглавит оппозицию? Кто стоит за нею?» Ц спрашиваю я кончиком па
лочки в своем блокноте.
Хэлла Эрнестовна чертит:
«Паасикиви. Левые социал-демократы, депутат сейма Кай Сундстрем, журнал
истки Мирьям Рюдберг и Сюльви-Кюлики Кильпи. Поэтесса Синерво. Врач Маур
и Рюэмя. Это влиятельные люди. Ну, и без меня дело, конечно, не обходится, хот
я я почти безвыездно живу у себя в имении. Круглый год. В городе бываю редк
о, я боюсь бомбежек, а на мое имение русские сбрасывать бомбы, надеюсь, не б
удут».
Палочка быстро бежала по прозрачному листку, и я успевала прочитать напи
санное, пока легким щелчком не отрывала пленку и все исчезало. Высказанн
ое ею было для нас необычайно важно.
В то свидание я передала мадам Вуолийоки книгу шведского классика Стрин
дберга «Виттенбергский соловей» («Nдkterojalen i Wittenberg») и написала, что по этой книг
е мы будем переписываться тайнописью.
«Ключ к ней вы найдете на странице 6 этой книги. Запомнить легко, цифра «6»
Ц месяц и год вашего рождения».
Хэлла Эрнестовна все понимала с полуслова.
Ц Хорошо, используем конспирацию… Ах, какой вкусный виноград! Ц воскли
кнула она, увидев вошедшую медсестру, и угостила ее ягодами.
Я распрощалась и ушла домой.
Через пару месяцев мы получили от Хэллы сообщение: «В связи с тяжелым пол
ожением на советском фронте гитлеровское командование требует все бол
ьших поставок солдат на фронт». Послание завершала фраза: «Я верю в побед
у!» Письмо было закамуфлировано ключом, взятым с 6-й страницы романа Стрин
дберга.
Прошло еще несколько тяжелых месяцев. Однажды мне принесли домой корзин
у с цветами, и в ней вместо визитной карточки в конверте была записка на ан
глийском языке: «Я здесь проездом, навещу вас завтра утром. Мэри».
Мы с «Кином» поняли, что это та самая Мэри, кузина Хэллы Эрнестовны, котора
я и раньше жила в Финляндии, вышла замуж за англичанина и сейчас возвраща
ется домой в Лондон. В свое время мы с «Кином» встречались с Мэри в Хельсин
ки.
Утром Борис Аркадьевич ушел на работу, а я осталась ждать Мэри. Она привез
ла горестную весть. Хэлла Эрнестовна арестована, находится в тюрьме. Дел
о в том, что Вуолийоки приняла у себя в имении советскую парашютистку-раз
ведчицу. Среди рабочих в имении был агент финской охранки. Он донес своем
у начальству о появлении у Вуолийоки подозрительной женщины, которая та
к же внезапно исчезла. Весной в лесу, когда растаял снег, был найден парашю
т. Советская разведчица была обнаружена в Хельсинки во время работы на р
ации и арестована. Газеты сообщали, что она в тюрьме и психически больна.

Хэлле Эрнестовне грозит пожизненное заключение, а учитывая чрезвычайн
ое военное положение, не исключена и смертная казнь.
Мэри спешит сейчас в Лондон, чтобы организовать кампанию в защиту Вуолий
оки.
Ц Прогрессивные люди мира откликнутся, защитят Хэллу от расправы, Ц ув
еренно заключила Мэри.
Вскоре писатели и ученые подняли голос в защиту мадам Вуолийоки, несгиба
емой Терва Пяа, и суд вынужден был под давлением общественности заменить
ей смертную казнь пожизненным заключением.
Хэлла Эрнестовна осталась верна себе. В тюрьме она написала две части ав
тобиографической трилогии, свято веря в победу СССР над фашизмом и в сил
ы демократической Финляндии.
После подписания перемирия с Финляндией в сентябре 1944 года Хэлла Вуолийо
ки новым демократическим правительством была назначена председателем
радиокомитета страны, но вскоре оставила эту должность и уехала в свое и
мение, написала третью часть биографии «Я не была заключенной».
Умерла бесстрашная Терва Пяа в 1954 году. Но ее книгам, пьесам суждена долгая
жизнь, в народе сохраняется о ней благодарная память.

Глава 12. Острее детектива

Сочельник Ц канун Рождества Ц в Швеции, как и в других европейских стра
нах, самый торжественный праздник. В сочельник не ходят в гости, все собир
аются дома. Окна ярко освещены, и шторы раздвинуты. Видно, как на другой ст
ороне улицы люди хлопочут вокруг елки, сервируют столы: традиционные шин
ке, капуста, колбасы и, конечно, всякие сладости.
В большом зале посольства собралась советская колония. Одной семьей. Ряд
ом в столовой дети, для них приготовлены лакомства.
Я увлекла мужа в курилку, чтобы иметь возможность выкурить сигарету. А Бо
рис Аркадьевич, который за всю свою жизнь не выкурил ни одной, подошел к ок
ну. Улицы были пусты. В ярком свете фонарей сверкали снежинки и, как бертол
етова соль, украшали голые ветви деревьев и стены домов.
Ц Ни одной машины, ни одного велосипедиста. Ц Борис Аркадьевич вглядыв
ался в поблескивающую темноту. Ц Я шел сюда мимо генерального штаба, там
светится одно-единственное окно, наверное, в кабинете дежурного. В такую
ночь гитлеровцам ничего не стоит оккупировать Швецию… Ну, пойдем в зал, т
ам что-то зашумели.
В зале действительно было оживленно. Возгласы, приветствия. Все окружили
гостя Ц Мартина Андерсена-Нексе. Да, это он, знаменитый датчанин, автор з
накомых всем нам романов «Пелле-завоеватель», «Дитте Ц дитя человеческ
ое»… Я увидела среднего роста, плечистого человека лет за семьдесят, пыш
новолосого, седого, с высоким выпуклым лбом. К нему обратилась Александр
а Михайловна:
Ц Дорогой Мартин, как я рада, что ты сегодня пришел к нам. Благодарю тебя.

Ц Я пришел к себе домой. Сочельник Ц праздник семейный, а моя семья здес
ь. Я с вами всеми, и я привел с собой свою семью. Ц Он представил жену. Ц Про
шу любить и жаловать. Ц Взял ее под левую руку и поцеловал в щеку. Ц Очень
горжусь тем, что здесь и мой младший сын, не подумайте, что это мой правнук.
Ц Он погладил по голове мальчика лет десяти, и тот вскинул на него такие
же синие, как у отца, глаза.
Когда застолье близилось к концу и взрослые увлеклись игрой с детьми вок
руг елки, я улучила момент и подошла к писателю. Сказала, что я его давняя ч
итательница и поклонница и сейчас, как пресс-атташе посольства, хотела б
ы получить у него интервью.
Ц Охотно, охотно, Ц согласился он и поведал историю, происшедшую с ним н
есколько дней назад.
Ц Как вы знаете, я коммунист, моя родная Дания оккупирована гитлеровцам
и, в их лапах оказался и я. У меня больное сердце, и мне хотелось, чтобы оно п
оскорее перестало биться. Я сидел в холодной камере и простудился. Наши д
атские врачи, которых гитлеровцы заставляли работать, диагностировали
воспаление легких и настояли на переводе меня в госпиталь. Я лежал и мысл
енно писал трилогию о Мартине Красном, но не имел возможности изобразить
это на бумаге. Мне не разрешили пользоваться моим оружием Ц пером и бума
гой. А я задумал большую работу. Я пишу реальную жизнь и презираю писателя
, выкидывающего самое головокружительное сальто-мортале под куполом хр
ама искусств. Мне всегда хотелось согреть простое человеческое сердце и
ли осушить хотя бы одну слезу отчаяния и безнадежности… Он приложил плат
ок ко рту, чтобы отдышаться.
Ц Понимаете, искусство для искусства никогда не владело моим сердцем. Я
предпочитал выпекать для своих собратьев чистый ржаной хлеб, а не кондит
ерские изделия.
Ц Как вы попали сюда, как вам удалось выбраться?
Ц О, это было детективное приключение… Я лежу в палате, задыхаясь от кашл
я, и вдруг поздно вечером появляются четыре эсэсовца в своей черной форм
е и говорят, что меня везут на допрос к самому Гиммлеру. Датские врачи запр
отестовали: «Вы не довезете его до Берлина. Он очень болен. Умрет по дороге
». Ц «Небось не помрет, он красный, а все покойники белые или черные». Меня
закутали в несколько одеял, перевязали веревками и понесли. Швейцар в го
спитале, увидев меня, всплеснул руками: «Прощай, Мартин, не поминай нас лих
ом на том свете». «Schattap!» («Заткнись!») Ц гаркнул один из эсэсовцев. Меня втис
нули в машину, и, когда она тронулась, сидевший рядом эсэсовец, не стесняяс
ь других, неожиданно вымолвил: «Дорогой Мартин, мы Ц коммунисты, а не наци
сты. Мы долго готовились к этой операции, мы увозим тебя в Швецию. Шведские
товарищи разминировали проход в проливе». Трудно было мне поверить этим
словам. Я сомневался. Думаю, провокация. Хотят выведать у меня адреса моих
друзей-коммунистов. Меня погрузили в лодку, мы немало времени шли по прол
иву, пока не пристали к берегу. Где это было, я понять не мог. Наконец меня вн
если в дом рыбака-шведа. Он был необычайно радушен, сказал, что я на шведск
ой земле, в безопасности. Обнял меня, дал чашку ячменного кофе, спросил, ку
да собираюсь дальше. Я поблагодарил его. «Конечно, к Коллонтай, моему стар
ому другу». Ц «Тогда я подарю тебе свой праздничный костюм». Ц «Нет, нет,
Ц ответил я. Ц Дай мне какую-нибудь старую рыбацкую робу и непромокаем
ые сапоги». Вот в таком виде я и заявился сюда. Коллонтай сначала не узнала
меня, встретила холодным взором. Но когда я сказал ей: «Александра, это я, М
артин, я прибыл из гитлеровской тюрьмы, чтобы выпить у тебя чашку экта коф
е (настоящего кофе)», она распахнула объятия:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52