И вот теперь
Элистэ страдает из-за моей неосмотрительности, моей самоуверенности, моей
чудовищной глупости! Как же мне ей помочь?!
- Тише, мастер Кинц. Успокойтесь, соберитесь с мыслями. Бесполезно
корить себя, да и бессмысленно - только силы напрасно потратите.
- Как вы можете рассуждать так спокойно, так сдержанно? Разве вам
безразлична судьба моей племянницы? Неужели вы за нее не переживаете?
- Сейчас не время предаваться переживаниям - ни мне, ни вам. Лучше
подумаем, как ее вызволить.
- Верно, мой мальчик, вы, как всегда, правы. Простите старика, я ведь
понимаю - вам она так же дорога, как и мне. Если б у меня в голове
прояснилось! А то все спуталось и перемешалось, как в тумане. Я ничего не
вижу, это так мне мешает...
- Последствия травмы, но вы оправитесь и, будем надеяться, скоро. Что
до очков, то найдем вам другие, это проще простого. А вы тем временем
постарайтесь собраться с силами и сосредоточиться па самом главном.
Флозина Валёр бежала вместе с моими надеждами использовать ее чародейный
дар для освобождения Элистэ и Шорви Нирьена. Флозины нет, но вы-то
остались. До сих пор "Гробница" считалась неприступной. Но после того, как
я узнал, что вы можете менять внешний вид человека, у меня возникли
кое-какие идеи. Вы в силах изменить мой облик, мастер Кинц? Придать мне
внешность и голос другого лица?
- Из ныне живущих, мой мальчик? Но кого именно?
- Скажем, Уисса Валёра.
- О, понимаю. Блестящая мысль! Раньше у меня бы, конечно, получилось,
но не уверен, что справлюсь с этим в моем нынешнем состоянии. Однако
попробуем. Будьте добры, помогите мне подняться.
Дреф подхватил Кинца во Дерриваля под мышки, осторожно приподнял,
подсунул под спину подушки и поднес стакан воды. Кинц немного посидел,
собираясь с силами, затем опустил голову и начал вполголоса бормотать
что-то непонятное. Он бормотал и бормотал; от губительного для магических
чар напряжения он даже охрип, на лбу у него выступили предательские
капельки пота.
Наконец он замолк, поднял голову и открыл полные слез глаза.
- Не получается, - прошептал он. - Волшебство не дается, все усилия
тщетны. Дар покинул меня.
- Вернется вместе с новыми силами, - успокоил Дреф сын-Цино, не
позволив прорваться наружу и малейшей тени охватившего его сомнения и
глубочайшего разочарования.
- Что будет с Элистэ? Я так боюсь за нее! - расплакался Кинц, и
крупные слезы покатились по его серым щекам. - Простите меня, мой мальчик.
Ох, как же я виноват!

"Гробница" обманула ее ожидания. Из перешептываний, какие в свое
время Элистэ удалось подслушать, явствовало, что заключенные там имеют
возможность общаться друг с другом почти без помех. Для многих
Возвышенных, которым приходилось скрываться долгие страшные месяцы,
отказываясь от имени и от наследия предков, заключение отчасти позволяло
расслабиться, перевести дух. Оно хотя бы клало конец неопределенности,
страхам, притворству и одиночеству. Тут гибель последних надежд
освобождала несчастных от кромешного ужаса, и жертвы революции нередко
проводили отпущенные им перед смертью часы в относительном мире, ободряя и
поддерживая друг друга.
Но Элистэ была уготована иная участь.
Ее провели в тюрьму через боковую дверь, незаметную, если не тайную.
В нос ей ударила неимоверная вонь - тошнотворная смесь кислой грязи,
потного страха, дыма, чадящего масла и прежде всего неизбывной
застоявшейся сырости. Пахло куда хуже, чем в "Сундуке", - вероятно,
потому, что "Гробница" была древнее и ее миазмы вызревали на протяжении
веков. Элистэ чуть не задохнулась.
- Пообвыкнешь, бонбошка, - посочувствовал какой-то народогвардеец. -
Дыши ртом.
Поразительно, но поймавшие ее солдаты, казалось, отнюдь не испытывали
к ней ненависти; они, скорее, вели себя как гладиаторы, готовые
побрататься с противником после окончания схватки. Впрочем,
народогвардейцы могли себе это позволить: каждый из них, несомненно, уже
прикидывал, сколько ему достанется из сотни рекко, обещанных за поимку
Элистэ во Дерриваль. Добродушие их, таким образом, было вполне понятно.
Ее обыскали - не распуская при этом рук. Затем провели зловонной
галереей и вниз по сырой спиральной лестнице, потом по другому коридору с
лужами на полу и остановились перед крохотной темной камерой. Элистэ
вошла, обводя взглядом отвратительно влажные стены, парашу в углу и узкую
койку-полку, напоминавшую нары в "Приюте Прилька". Дверь захлопнулась,
лязгнул засов, солдаты ушли и унесли фонарь, оставив ее в кромешном мраке
совсем одну. Такого она никак не предполагала.
Девушка на ощупь добралась до койки, села и стала ждать, пока глаза
привыкнут к темноте. Тем временем пелена благодетельного тумана, что
окутывала ее сознание с минуты ареста, начала рассеиваться. Мысли и
чувства возвращались к ней, как ни гнала она их от себя. Ее охватил слепой
ужас, скрутил в жгут, заставил бешено биться сердце. Промозглая сырость и
тьма обрушились на нее; тело покрылось холодным потом, она задыхалась.
Куда лучше было бы остаться в ступоре - но отупенье прошло, и вернуть его
невозможно. Она застыла, проклиная очнувшееся сознание, ибо в мертвом
безмолвии ее слух не улавливал ни звука.
И тут мысли хлынули потоком.
Ее специально посадили в одиночку - она ведь не такая, как все. Не
заурядная Возвышенная пленница, а племянница Кинца во Дерриваля,
чародейного врага Республики; его родственница, сподвижница и сообщница.
Уж она-то сможет рассказать им о Кинце - о его планах, чародейных приемах
и (если Флозине удалось извлечь его из садов Авиллака) о его
местонахождении. Кровопийцы "Гробницы" наверняка попробуют все это из нее
выпытать.
Выпытать.
Элистэ содрогнулась во мраке. Об ужасах "Гробницы" ходили легенды.
Если она позволит себя сломить, дядюшке Кинцу конец. Дрефу тоже. А с
Дрефом - и всей подпольной организации нирьенистов. Ее предательство
навлечет гибель на всех.
Но есть ли надежда выстоять? Если за нее возьмутся всерьез, разве она
не выболтает все на свете? Разве найдутся такие, кто смог бы молчать?
"Найдутся. Были. Цераленн смогла бы".
И бабушка тут же возникла перед ее мысленным взором. Никакие угрозы и
пытки не сломили бы волю Цераленн во Рувиньяк, не было в мире силы,
способной заставить ее предать человека. И не то чтобы она была наделена
чародейным даром сопротивления - нет, она просто приняла как данность
определенные убеждения, которые стали источником ее духовной силы и в то
же время роковой - для нее - неспособности приноравливаться к
обстоятельствам. Она прожила и умерла в согласии с этими убеждениями. И от
своей внучки имела право требовать того же.
Цераленн всецело принадлежала прошлому и ни за что не примирилась бы
с теперешним, чудовищно изменившимся образом жизни. Но есть понятия
неизменные и переменам не доступные - например, верность и честь. Цераленн
во Рувиньяк умерла бы под пытками, но не предала родных и друзей. Что ж,
Элистэ следует поступить так же.
Она будет хранить молчание. От нее ничего не добьются. Это решение
ужаснуло ее, но, как ни странно, принесло удовлетворение. Совсем одна, в
безмолвии и мраке, она лелеяла свою новообретенную решимость, как мать -
больное дитя.
На нее наваливалась кромешная тьма - ни лучика света. Может, утро
принесет перемены?
Но ждать до утра не пришлось.
Она вдруг поняла, что различает очертания параши в углу,
прямоугольник койки. Элистэ встала, подошла к двери и заглянула в
зарешеченное квадратное оконце. Блики желтого света в коридоре делались
все ярче, послышался стук башмаков по каменным плитам. Она отпрянула от
двери и забегала испуганным взглядом по крохотной камере, в которой
становилось все светлее, надеясь отыскать укрытие. Смешно! Где тут
укрыться? Элистэ глубоко вздохнула и выпрямилась во весь рост.
За оконцем появились фигуры. Скрипнул засов, дверь отворилась. Двое
народогвардейцев вошли, молча схватили ее за руки и вытащили из камеры.
Элистэ не сопротивлялась и не расспрашивала, куда ее ведут: первое было бы
глупо, второе - бессмысленно. Вот собраться с силами и призвать на помощь
все свое мужество - это действительно сейчас необходимо.
Они прошли коридором до уже знакомой ей сырой спиральной лестницы и
начали бесконечный головокружительный спуск - вниз, вниз, вниз, в мрачное
подвальное чрево "Гробницы", царство желто-серых испарений, запотевших
сводов и стен в корке минеральных наростов. Подземелье больше напоминало
естественную пещеру, нежели творение человеческих рук. Затем - по
наклонному туннелю с таким низким потолком, что солдатам пришлось пригнуть
головы, через двери черного кованого железа они наконец вошли в печально
знаменитую камеру пыток.
Элистэ не представляла себе ни самой камеры, ни того, что ее там
ждет. Этот застенок был окружен покровом тайны, что многократно усиливало
внушаемый им ужас - ужас, призванный сломить сопротивление узника задолго
до начала допроса, как прекрасно понимали хозяева древней темницы. Против
ожиданий Элистэ застенок вполне отвечал традиционным представлениям: без
окон, само собой, так как находился глубоко под землей; промозглый холод и
застоявшаяся вонь; необычно высокий потолок - этажа на три, так что ребра
свода терялись в тяжелом плотном тумане; сочащиеся влагой каменные стены,
в пятнах сырости пол; чад фонарей, потухшие жаровни; набор мерзких древних
орудий пыток - одни непонятного назначения, другие, напротив, до жути
очевидного, но все одинаково ржавые и покрытые толстым слоем пыли: ими
явно давно не пользовались. И три устройства поновее - чистые,
отполированные, смазанные затейливые механизмы, снабженные зажимами,
ремнями и пряжками; украшенные проволочками, шипами, металлическими
зубцами и блестящими стеклянными рожками - по образцу Чувствительниц, с
которыми они состояли в ублюдочном дальнем родстве. Наконец простой
сосновый стол и пара удобных кресел, в одном из которых сидел мужчина;
Элистэ сразу признала его по массивной фигуре, широкому плоскому лицу и
огромным рукам - Бирс Валёр, верховный жрец Кокотты.
Высвободившись из рук народогвардейцев, Элистэ сама подошла к столу и
остановилась перед Бирсом Валёром. Солдаты стали на страже у двери. На
столе были только перо, чернильница и исписанный лист бумаги, который Бирс
Валёр подтолкнул к ней.
- Подпишите, - приказал он.
Элистэ взяла бумагу. Она ожидала увидеть хитро составленное признание
в многочисленных преступлениях, подписать каковое ей не позволило бы
чувство собственного достоинства. Однако это оказалась всего лишь запись о
том, что она действительно бывшая Возвышенная Элистэ во Дерриваль,
родственница бывшего Возвышенного Кинца во Дерриваля, чародея из провинции
Фабек. Чистая правда, а поскольку они все равно об этом прознали,
запираться бессмысленно. Элистэ пожала плечами и поставила подпись. Она не
имела представления о последнем декрете Конгресса, а потому не
догадывалась, что для осуждения ее на смерть достаточно всего лишь
официального подтверждения личности. Признав, что она - это она, Элистэ
тем самым лишала себя права обратиться в суд. Впрочем, учитывая настроения
в Народном Трибунале, она не много потеряла.
Бирс Валёр долго изучал подпись, кивнул и отложил листок в сторону.
Затем поднял глаза и подверг арестованную не менее долгому изучению; она
выдержала его взгляд не дрогнув. Наконец он спросил:
- Где скрывается Кинц во Дерриваль?
От такого верзилы можно было ожидать поистине громового рыка. В
действительности же голос его, как и взгляд маленьких глазок, оказался
пустым и бесцветным.
Значит, дядюшке Кинцу удалось скрыться из садов Авиллака!
"Не знаю". Ложь едва не сорвалась у нее с языка, но Элистэ успела
себя одернуть. Этот заплечных дел мастер, разумеется, ей не поверит, как
не поверит никто другой. Не имеет смысла пятнать себя ложью.
- Я не намерена отвечать, - сказала она.
Бирс тупо воззрился на нее. Если ее упорство и удивило его, он не
подал виду.
- Где скрывается Кинц во Дерриваль? - опять спросил он ровным
голосом, словно задавал вопрос в первый раз.
Она повторила, что отвечать не желает.
Бирс вновь спросил, она промолчала в ответ, но ее молчание, казалось,
его отнюдь не обескуражило. Он продолжал задавать вопрос снова и снова,
теми же словами и тем же голосом - спокойным, ровным, тусклым. Элистэ
пыталась сохранять неприступный вид, но в ее душе замешательство сменилось
ужасом, а это подрывало волю к сопротивлению. На угрозы она бы ответила
вызовом. Прибегни он к уговорам и софистике, она бы даже могла разразиться
речью. Но перед этой неумолимой глухой тупостью она просто терялась.
Монотонное повторение одного и того же вопроса наводило жуть; вопрошала,
казалось, некая сверхъестественная сила, а не живой человек. Этот
неутомимый бесцветный голос мог скорее принадлежать механическому
устройству - Бирс Валёр словно позаимствовал его у Чувствительниц, с
которыми был на короткой ноге.
- Где скрывается Кинц во Дерриваль?
В двадцатый раз? Двадцать пятый? А может, она нечаянно угодила в
порочный круг времени, где одна и та же минута повторяется до
бесконечности?
Но конец все же наступил. Вероятно, терпение Бирса Валёра иссякло. Он
вскочил и мгновенно очутился по другую сторону стола - такой быстроты и
внезапности от столь полного и массивного человека ожидать было трудно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115