– Если он – убийца, уже никто никогда ни чего не сможет на нем заработать.
Гериона слегка кивнула, показывая, что все понимает.
– Это верно, – негромко произнесла она.
– Еще один вопрос, если можно. А бывал ли здесь когда-нибудь Фрейхетт Неквер?
– Неквер? – Гериона задумчиво нахмурилась.
– Торговец, уроженец Фрипорта.
– Ах, да! Неквер! Может, раз-другой, да и то – очень давно, тому года два. Вскоре после того он женился и у нас с тех пор не бывал.
Лайам кивнул, вполне удовлетворенный ответами.
– Благодарю вас, леди.
Кессиас тоже пробормотал какие-то слова благодарности, и они удалились. Их никто не сопровождал. Они прошли через пустой вестибюль – тишину его нарушало лишь журчание фонтана, – и вышли на холодную улицу.
Лайам задержался на мгновение на ступенях, чтобы рассмотреть барельефы, вырезанные на дверных створках. Там были изображены группы непонятно чем занятых людей. Лайам попытался разобраться в одной из сценок, потом сдался и спустился к подножию лестницы, где его уже поджидал Кессиас.
– Это ваша знакомая?
Лайам постарался, чтобы вопрос прозвучал как можно небрежнее, хотя его изрядно мучило любопытство. Судя по всему, Гериону с эдилом связывало что-то помимо служебных отношений. Но что? Эдил груб, флегматичен, мадам проницательна и остра на язык.
– При чем тут Неквер? – поинтересовался в ответ Кессиас, предпочитая пропустить вопрос Лайама мимо ушей. – Это не тот ли торговец, за чьей женой увивается Лонс?
– Да, это он, но я полагаю, что к убийству он не причастен. Я задал этот вопрос… из личных соображений.
Исходя из того, что Кессиас не стал больше ничего говорить о Неквере, Лайам понял, что эдил таким образом хочет закрыть разговор и о Герионе. Ну что ж, все нормально. В конце концов, Гериона – личное дело эдила, а Неквер – личное дело Лайама. И этот визит помог Лайаму кое-что прояснить. Если бы торговец и впрямь изменял жене, как на то намекал Лонс, он бы непременно бывал в заведении Герионы – несомненно, самом роскошном изо всех саузваркских заведений подобного рода и, судя по отсутствию подобающей вывески, самом привилегированном.
“Настолько привилегированном”, – подумал Лайам, – что за четыре месяца жизни в городе я ни разу о нем не слыхал. Интересно, а о чем еще я прежде никогда не слыхал? О компании “Золотой шар”, о ритуалах в честь Урис, о кабачке комедиант”. Я, видно, из тех скучных типов, которые сами обедняют свою жизнь!
С головой уйдя в эти мрачные мысли, Лайам прослушал, что говорит Кессиас, и ему пришлось просить его повторить последнюю фразу. Тот повторил, предварительно громко откашлявшись.
– Я сказал, что да, в некотором смысле – знакомая. Герцог требует, чтобы подобные дома со стояли на строгом учете. Это входит в мои обязанности, я должен повиноваться.
Лайам отозвался на это напряженное объяснение невнятным хмыканьем и благоразумно предпочел воздержаться от замечаний. Кессиас размашисто шагал по улице и грозно хмурился.
Владелец предпоследней в их списке таверны, слегка нервничая, сказал, что да, у него действительно имеется служанка по имени Доноэ. Когда Кессиас, пытаясь развеять его страхи, заявил, что девушка – не преступница и что они просто хотят задать ей несколько вопросов, тот засуетился и засеменил к кухне.
– Фортуне надоело смеяться над нами, – проворчал Кессиас, глядя в удаляющуюся спину владельца таверны. – Она все-таки избавила нас от посещения последнего заведения, за что ей и хвала.
Лайам рассеянно кивнул.
Таверна, казалось, вполне могла отвечать вкусам Тарквина. Она была тихой и уютной, без той нарочито крикливой роскоши, которая в это утро уже намозолила Лайаму глаза. Стены, обшитые светлым деревом, имели широкие окна, хорошо пропускающие утренний свет. Все это чем-то напомнило Лайаму дом старого мага. Да, это было как раз такое местечко, где человек, предпочитающий уединение, мог без помех пропустить рюмку-другую, если его вдруг посещала охота к тому.
Вскоре обеспокоенный владелец таверны приволок с кухни упирающуюся Доноэ. Она и вправду оказалась той самой девушкой, которую видел на побережье Лайам. Сейчас, комкая руки под мокрым фартуком, краснея и заискивающе поглядывая на Кессиаса, Доноэ являла собой лишь бледное подобие смешливой юной резвушки, с которой так галантно заигрывал на своей террасе Тарквин. Однако ошибки быть не могло – это была она. Маленькая служанка – ей, пожалуй, не стукнуло и семнадцати – обладала той миловидностью, что в целом свойственна юности и невинности, но бросается в глаза лишь тогда, когда она озарена счастьем. Сейчас, в таверне, под хмурым взглядом эдила, красота девушки сильно поблекла. Вряд ли кто захотел бы взглянуть дважды на такую вот Доноэ.
Лайаму вспомнилось, как счастливо она улыбалась в тот летний денек, и он от души пожалел бедняжку. А тут еще и Кессиас чуть совсем не испортил дело, недовольно и грозно фыркнув.
– Эта? – спросил он и, получив утвердительный кивок, проворчал: – Тогда приступайте. Это Вы ведь считаете, что она нам нужна.
Заметив, что девушка перепугалась вконец, Лайам откашлялся и, указав на один из столиков, как можно любезнее произнес.
– Присаживайтесь, пожалуйста. Кессиас, вы не принесете нам чего-нибудь выпить?
Эдил, все так же хмурясь, кивнул владельцу таверны и двинулся вместе с ним к стойке, а девушка тем временем неохотно присела к столику, глядя на Лайама круглыми от испуга глазами. Тот успокаивающе улыбнулся:
– Вы меня помните?
Девушка неистово замотала.
– Вы уверены? Вы ведь бывали в маленькой бухте на морском берегу. Вы бывали там несколько раз.
Шире глаза девчонки не стали – это не представлялось возможным, – но в них вспыхнул огонек узнавания, и Доноэ всплеснула руками:
– На берегу! У мастера Танаквиля? Вы ведь тоже бывали там!
Затем секундное просветление вновь сменилось испугом, и Доноэ робко, вполголоса запричитала.
– Ох, господин, так вы пришли из-за этой ужасной истории? Клянусь вам, я тут ни при чем! Клянусь, господин!
– Я знаю, знаю, – поспешно заверил ее Лайам. – Я только хочу вас кое о чем расспросить.
– Я так горевала, когда узнала, что мастер Тарквин умер, господин, так горевала!
– Да-да, я понимаю. Но я просто хочу с вами поговорить.
Лайам ласково погладил девушку по руке.
Кажется, это чуть-чуть ее успокоило. Тут Кессиас с неуклюжей грацией принес два бокала с вином, и у Доноэ появилось время, чтобы прийти в себя.
Эдил вернулся к стойке, предоставляя Лайаму свободу действий.
– Так вот, Доноэ, я просто хочу с вами потолковать, – повторил Лайам, желая подбодрить девушку. – О мастере Танаквиле, которого вы навещали. Мне просто нужно знать: может быть, вам что-то известно о том, чем он занимался в последнее время?
– Ох, нет, господин! Я никогда не сплетничаю и не сую нос в чужие дела! Клянусь!
– Давайте я поставлю вопрос иначе. Вы, случайно, не знаете, виделся ли он с какой-нибудь другой женщиной?
– С другой женщиной?
Кажется, этот вопрос удивил Доноэ.
– Ну, приводил ли он к себе домой какую-нибудь другую женщину… потихоньку от вас? Или, возможно, встречался с кем-нибудь в каком – то другом месте?
Доноэ на мгновение задумалась, затем потрясенно взглянула на Лайама:
– Господин!
– Что?
– Вы думаете, что я… я… вы думаете, что я с ним спала?!
Доноэ прошептала это так яростно и с таким негодованием, что Лайам мгновенно залился краской. Да, он видел, что ведет эту беседу из рук вон плохо, и утешал его лишь тот факт, что Кессиас, возможно, справился бы с этим еще хуже.
– Ну, я полагал… – запинаясь, пробормотал он.
– Ничего такого не было! – негодующе воскликнула девушка, мгновенно похорошев, – Да, я всего лишь скромная служанка, но я непорочна, а мастер Танаквиль всегда вел себя как порядочный человек! Он и сам дал обет целомудрия – он так мне сказал!
Этот яростный натиск на миг ошеломил Лайама. Он никак не мог подобрать подходящих слов и в конце концов нерешительно произнес:
– Тогда зачем же вы приходили к нему?
– Ему нужна была кровь, – прошептала девушка и, застыдившись, потупилась.
– Кровь?
– Кровь девственницы.
О-о-о, идиот! Лайам моментально все понял. Но то, что он понял, отнюдь не обрадовало его. Графинчик на столе старого мага содержал кровь Доноэ, а этикетка была перечеркнута, скорее всего, потому, что Тарквин использовал эту кровь без остатка. Фануил упоминал, что кровь девственниц необходима для доброй сотни заклятий. Так что Тарквин мог расходовать ее галлонами. Ниточка, за которую думал уцепиться Лайам, опять завела в тупик.
Доноэ подняла голову и с вызовом взглянула на Лайама:
– Но это было ничуточки не больно, и мастер Танаквиль вел себя очень великодушно. Он хорошо мне платил, и ничего плохого в том, что я делала, не было! Я невинна – вы слышите? А мастер Танаквиль добрый и порядочный человек! Он дал обет! И вы не смеете оскорблять меня и позорить его честное имя, вы – гадкий и мерзкий змей!
Выпалив все это, Доноэ вскочила. Лайам возблагодарил всех богов, каких только помнил, что она не ударилась в крик.
Хорошенько, по ее разумению, отделав Лайама и таким образом защитив свою честь, Доноэ развернулась и удалилась на кухню с тем выражением оскорбленного достоинства, на которое способна лишь юность, уверенная в своей правоте. Она даже смела с дороги хозяина, который некстати высунулся из кухни.
Хотя Кессиас мало что слышал из их разговора, насупленный вид Лайама быстро помог ему понять, что к чему. Эдил громко расхохотался и подошел к Столику:
– Пошли отсюда, “гадкий и мерзкий змей”. Хватит оскорблять саузваркских девиц.
И он вытащил Лайама на улицу. Нетронутые бокалы с вином так и остались стоять на столе.
– Неловко как-то все получилось, вздохнул Лайам.
– У вас просто нет таланта допрашивать невиновных, – весело заметил Кессиас, увлекая Лайама за собой, – а она конечно же ни в чем не виновна. Я готов вручную надраить Клыки до блеска, если это не так. Если бы на ее месте сидел убийца и вдобавок держал нож у вашего горла, вы бы его обезоружили и приперли к стенке с помощью одних только слов. Но в девушках вы не разбираетесь, Ренфорд. Тут и стыдиться нечего. Ладно, выкладывайте, что вам удалось накопать.
Все еще мучаясь неловкостью и мысленно ругая себя, Лайам сказал, что ему удалось уяснить две вещи: во-первых, причину визитов Доноэ в домик на берегу, а во-вторых, что старик, оказывается, дал обет целомудрия и, следовательно, иметь тайных греховных связей не мог.
– Поклялся, значит, хранить целомудрие? Я, конечно, слыхал, что маги этак чудят, но… – заметил эдил. Значит, загадочную даму, как-то связанную с Виеску, можно смело сбрасывать со счетов.
– Да, а это, в свою очередь, означает, что у нас остается лишь Марциус. И, может быть, Лонс.
– Это значит, что у нас остается лишь Лонс, – поправил его эдил. – Против торговца нет ни каких улик.
– Гм…
Кессиас раздраженно возвел глаза к небесам, но Лайам этого не заметил. Какая-то мысль, сопряженная с фактами, выуженными у Доноэ, засела в его голове и не давала покоя.
– Вот если бы вы были магом, Кессиас, – спросил он вдруг, – разве вы не захотели бы убедиться, что получили именно то, что вам нужно? То есть настоящую кровь девственницы?
– Что?!!
– Ну… вам не кажется, что Тарквин захотел бы это проверить? Проверить, действительно ли невинна эта девчонка?
– По правде говоря, – с улыбкой заметил Кессиас, – невинна эта девица или нет, я не знаю, но почему-то мне сомнительно, что она будет оставаться девственницей до гроба.
Лайам пропустил грубую шуточку мимо ушей. Он уже вообще перестал думать о том, что сказал. Он загнал толком не сформировавшуюся идею на окраину мозга и принялся обдумывать вопросы более неотложного плана.
Они между тем уже приближались к выходу из богатых кварталов. Эдил улыбался солнышку, которое ярко светило, но не очень-то грело, а Лайам смотрел на булыжную мостовую и думал о своем.
Почему он так бестолково провел разговор с Доноэ? Неужели эдил прав, и он становится проницателен лишь в беседе с людьми, которые и вправду в чем-то виновны? Конечно, в определенном смысле приятно сознавать, что ты по натуре своей не подозрителен и что лишь те, у кого рыльце в пушку, пробуждают в тебе свойства ищейки. И потом, в конце концов, разве он все таки не добился кое-каких результатов?
С другой стороны, по вердикту эдила, у них оставался лишь один подозреваемый – Лонс, а в эту версию Лайам не очень-то верил.
Они в молчании вышли за пределы района для богачей. Теперь их окружали дома поменьше и поскромнее. Лайам резко остановился: он вдруг вспомнил о приглашении леди Неквер.
– Ох, чуть не забыл! У меня же назначена встреча неподалеку, и… в общем, мне надо идти!
Кессиас поинтересовался:
– К Поппи Неквер?
Голос его не выражал ничего, кроме небрежного любопытства.
– Да, – коротко отозвался Лайам, решив ни чему не удивляться.
– Тогда мы тут и расстанемся. Мне нужно готовиться к участию в шествии. Нам надо бы встретиться после того, как оно кончится, и обмозговать то да се.
– Тогда поужинаем в “Белой лозе”?
– Нет, “Лоза” мне стала надоедать. Да и сидр надо допить. Приходите ко мне домой после окончания шествия. Вы узнаете, что оно завершилось, по колокольному звону. Когда процессия доберется до храма, жрецы устроят настоящий трезвон.
– Ладно, тогда к вечеру я буду у вас, – согласился Лайам.
Кессиас улыбнулся и вдруг протянул спутнику руку. Лайам осторожно пожал широченную кисть.
– Хотя вы всего лишь ученый, но у вас все задатки хорошей ищейки, Ренфорд. Не мучайтесь из-за этой глупой девчонки. Мы просто оба, как умеем, стараемся, чтобы правосудие все же свершилось, я – в силу своей должности, а вы – ради чего-то еще. Что бы мы ни делали, все, так или иначе, пойдет нам на пользу. А может быть, и кому-то еще.
Лайам хмыкнул, но Кессиас не отпускал его руки, пока Лайам не ответил.
– Пожалуй, да. Пожалуй, вы правы.
Он высвободил свою руку, и двое мужчин неловко кивнули друг другу, словно стесняясь собственных слов и мыслей. Кессиас зашагал к центру города, чтобы переодеться и присоединиться к процессии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40