Лайам промок до нитки и потому попытался проскользнуть мимо почтенной матроны. Ему сейчас хотелось лишь одного, подняться к себе в мансарду и переодеться в сухое.
– Ах, мастер Лайам, – воскликнула госпожа Доркас, преграждая ему дорогу, – здесь час назад был эдил! Он искал вас!
– В самом деле? – вежливо отозвался Лайам и, протиснувшись к лестнице, стал подниматься по шатким ступеням.
– Как вы думаете, это никак не связано со смертью старого колдуна?
Ее слова насторожили Лайама. Он остановился и медленно обернулся.
– Что?
– Ну… я подумала… вы ведь часто навещали этого старика, так что у эдила могут возникнуть насчет вас подозрения.
Почтенная дама произносила слово “эдил” с ударением на первом слоге, но Лайам не стал ее поправлять.
– А вы, собственно, откуда знаете, что Тарквин умер? Кто вам это сказал? Эдил?
Прорезавшаяся в голосе постояльца сталь сильно перепугала госпожу Доркас.
– Нет, ничего такого он не говорил. Насколько мне помнится, нет. Он просто сказал, что ему надо с вами поговорить, но я-то знаю, что вы бывали у колдуна и…
Лайам перебил ее:
– Тогда откуда же вам знать, что Тарквин умер?
– Ну, – домохозяйка совсем растерялась, – по слухам, конечно. В городе об этом известно кое-кому. Я, видите ли, знакома с одной особой, а та, в свою очередь, знакома со стражником из патруля, ну и…
Лайам мрачно усмехнулся и двинулся вверх по лестнице.
– Но, мастер Лайам, что же мне делать, если эдил придет снова? – крикнула ему вслед госпожа Доркас. Ее перепуганное квохтание рассмешило Лайама.
– Проведите его наверх, – крикнул он в ответ. – И научитесь правильно произносить его титул!
Добравшись до мансарды, Лайам развернул кусок промасленной ткани, которой снабдил его Ларс, и внимательно проверил, не пострадали ли карты. Удостоверившись, что с ними все в порядке, Лайам переоделся в сухое – в свободную домашнюю блузу и длинные брюки из серой фланели. Мокрую тунику он повесил на спинку стула, потом с отвращением изучил свою обувь. Через отверстия, оставленные зубами Фануила, в правый сапог затекала вода. Лайам отставил его в сторону. Авось эти дырки все-таки можно будет как-нибудь залатать. Он надел легкие войлочные туфли и прилег на тюфяк – подумать.
Кессиас ищет его. Что это значит? Возможно, эдил просто хочет кое-что уточнить. Возможно также – и наиболее вероятно, – что он в силу каких-то причин снова начал подозревать его, невзирая на вердикт матушки Джеф. Лайам нахмурился.
Нет сомнения, что о смерти Тарквина в ближайшем будущем будут судачить на каждом углу, и, следовательно, проводить расследование станет намного труднее. Несомненно также, что леди Неквер ему в том плохой помощник.
С супругой торговца явно творилось что-то неладное. Женщина находилась в таком смятении, что даже не очень трудилась его скрывать. Очевидно, все проблемы ее так или иначе связаны с тем молодым красавцем. И она, скорее всего, так настойчиво зазывает Лайама в гости именно потому, что хочет отвлечься от этих проблем. А возможно, вдруг сообразил Лайам, – и в поисках защиты.
Но чем бы ни объяснялось поведение молоденькой леди, она явно находится не в том состоянии духа, чтобы стать союзницей какого-то чужака в его сомнительных изысканиях. Однако все-таки любопытно, что же так беспокоит ее? Ну какую опасность может для нее представлять этот смазливый повеса? Даже если он – любовник леди Неквер, все равно ей нечего особенно опасаться. Шантажировать ее этот тип не может, поскольку торговец и без того что-то подозревает – его поведение на вечеринке говорило само за себя.
Так в чем же проблема?
Лайам сознавал, что эти мысли уводят его в сторону от насущных задач, но думать о леди Неквер ему было приятно.
Через какое-то время размышления Лайама были прерваны звуком тяжелых шагов и голосом госпожи Доркас. Почтенная домохозяйка говорила намеренно громко и несколько раз повторила “эдил Кессиас”. Она явно старалась предупредить своего постояльца. Лайам поспешно вскочил с тюфяка и отворил дверь прежде, чем посетитель успел постучать.
– Ренфорд! – произнес Кессиас, удивленно моргнув. – Это прекрасно, что я вас застал. Я к вам.
– Я так и понял, эдил Кессиас. Пожалуйста, заходите.
Лайам улыбнулся хозяйке дома, которая обеспокоено топталась на лестнице и делала ему большие глаза.
– Спасибо, что показали эдилу дорогу, госпожа Доркас.
Он намеренно подчеркнул правильное произношение слова.
– Боюсь, эдил, вы изрядно перепугали мою хозяйку, – продолжил Лайам, решительно затворив дверь. – Она думает, что вы собираетесь арестовать меня за убийство мастера Танаквиля.
Кессиас пригладил аккуратно подстриженную бороду и со спокойным любопытством оглядел мансарду.
– По правде говоря, Ренфорд, я могу это сделать. Я сегодня ознакомился с неким любопытным пергаментом.
Эдил остановился у стола, лениво поворошил лежащие там бумаги и мимоходом глянул в окно. Лайам прислонился к дверному косяку, стараясь принять непринужденную позу.
– И? – произнес он как можно небрежнее.
– И? Что – и? Ах, да. Я говорю – очень любопытный пергамент. Любопытнее самых любопытных. Это завещание мастера Танаквиля, написанное непосредственно в канцелярии герцога и заверенное личной печатью его высочества. Очень любопытное завещание.
– И что же в нем любопытного, эдил Кессиас?
Эдила явно интересовало что-то, лежащее на столе.
– Ренфорд, вы – ученый? – внезапно спросил он.
– Я получил какое-то образование… – начал Лайам, стараясь разглядеть из своего далека, какую бумагу эдил изучает.
– Похоже, Ренфорд, что Тарквин очень любил ученых. Он оставил все вам.
– Что?! – Лайам был настолько поражен, что с него слетела вся его деланная непринужденность. – Тарквин оставил все мне?!
– Участок, деньги, имущество – все. Вы удивлены?
– Еще бы! – От волнения Лайам стал заикаться. – Мы были едва знакомы!
– Похоже, вы все-таки были ему ближе, чем кто-либо другой. Это, дорогой Ренфорд, – уже улика, это сильный ход против вас.
Лайам почувствовал, что земля разверзается у него под ногами. Но тем не менее его голова заработала четко и ясно.
– Знаете, в давние годы, когда еще только-только учреждался ваш титул, досточтимый эдил, существовало одно – теперь полузабытое – правило: если обвинение против кого-то находили ложным, то обвинителя признавали виновным в содеянном преступлении, – холодно произнес Лайам.
Кессиас хмыкнул.
– Я так и думал, что вы, как книгочей, должны это знать. Но я также думал, что ученому человеку должно быть известно и еще кое-что: на действия стражей правопорядка это правило не распространяется. Потому что иначе их работа просто застопорится. Ну как?
Задетый за живое Лайам вспыхнул. Ему и в голову не приходило, что грубоватый эдил может разбираться в юридических тонкостях. Он невольно сжал кулаки, но промолчал. Кессиас же тем временем продолжал говорить:
– Должен признаться, Ренфорд, я шел сюда с намерением застукать вас на горячем. Я полагал, что, услышав о завещании, вы запаникуете и что, если надавить как следует, вас нетрудно будет сломать. Но теперь мне кажется, что я ошибался. Вы – скверный актер, Ренфорд, слишком скверный для расчетливого убийцы. И еще я обнаружил вот эту писульку.
Эдил приподнял лист бумаги. В голосе его звучало лишь легкое любопытство.
– Меня она здорово удивила. Зачем бы ученому выписывать в столбик имена знакомых убитого, снабжая их подробными примечаниями? Зачем ему составлять перечень всех, кто посещал чародея в последние дни? Ну правда ведь – странно? Я почти готов утверждать, что этот ученый от нечего делать взял и составил список всех тех, кто мог бы прикончить старика. Я прав?
Кессиас усмехнулся. Лайам нахмурился, но ничего не сказал.
– Вы, случайно, не догадываетесь, зачем бы ученому заниматься такой ерундой?
– Возможно, – медленно произнес Лайам, стараясь сдержать гнев (он злился прежде всего на себя за то, что не потрудился прибрать злополучный список), – возможно, этому ученому показалось, что местный эдил чересчур глуп, чтобы найти убийцу, и он решил взяться за эту работу сам.
Кессиас расхохотался, заполнив чердачное помещение раскатами смеха. Он хлопнул себя по колену, не выпуская списка из рук.
– Верно! Возможно, он так и подумал! Именно так! О, вы необычный убийца, Ренфорд, необычный убийца!
Продолжая смеяться, эдил аккуратно свернул список вчетверо и сунул за пазуху. Лайам не мог сообразить, как ему быть, а потому просто ждал, когда Кессиас отсмеется.
– Пошли, Ренфорд, – в конце концов сказал эдил. – Перекусим где-нибудь вместе.
* * *
На улице по-прежнему моросило, но Кессиас выбрал одну из соседних таверн, так что они не успели промокнуть. Лайам присел к дощатому столику, с бессознательным недоверием наблюдая, как эдил, грозно хмурясь, шагает к стойке, чтобы заказать пиво и еду. Хозяин таверны принял заказ. Эдил все с тем же серьезным видом вернулся к Лайаму.
– Итак, глаза, привыкшие шарить по книгам, теперь выискивают убийцу?
Лайам кивнул. Ему очень хотелось знать, что на уме у этого мнимого простака.
– По правде говоря, Ренфорд, мне это не нравится. Я вовсе не уверен, что мне это надо – чтобы вы мутили тут воду. Я знаю, что вы считаете меня чуть ли не клоуном, – он вскинул руку, предупреждая протесты Лайама, – и, возможно, у вас есть на то право. Я не отличаюсь орлиной зоркостью и не умею читать в сердцах. Я – человек простой, и мне далеко до ученого, каким бы недотепой тот ни казался. Но при всем при том я – эдил.
– И что это означает?
Эпитет, которым его наградили, крепко задел Лайама. Ему нелегко было сдерживать раздражение, и Лайам, чтобы отвлечься, стал барабанить пальцами по столу.
– Это означает, что я не особо склонен позволять вам вести этот розыск. Однако вы в одиночку успели составить такой список подозреваемых, какого мне никогда не составить, и вы лучше всех знали убитого старика. Может быть, не так уж и хорошо, но лучше, чем кто-то другой. И потому я думаю, что не стану убирать вас с дороги.
– И что же?
Лайам едва сдержался, чтобы не наорать на служанку, которая слишком медленно расставляла на столе глиняные пивные кружки, корзинку с хлебом и солью и тарелку с горкой сваренных вкрутую яиц. Эдил тут же осушил половину своей кружки, крепко посолил хлебный ломоть, потом очистил яйцо и принялся жадно закусывать. Лайаму пришлось ждать, пока он не оросит свою глотку новым добрым глотком. Наконец Кессиас заговорил:
– А то, Ренфорд, что в результате обнаружится, что вы носитесь по городу, суете во все нос и мешаете мне работать. И, – произнес Кессиас, многозначительно взмахнув новым полуочищенным яйцом, – вы обнаружите, что я делаю то же самое.
Лайам тоже меланхолически принялся за еду. Он понял, куда клонит эдил, и его раздражение отчасти улеглось.
– Значит, выходит, что мы стоим друг у друга на дороге, эдил. Если кто-нибудь из нас не придумает, что с этим делать, мы будем испытывать затруднения.
– По правде говоря, затруднения – это слишком мягкое слово. Чересчур мягкое, да.
– Тогда что же нам делать?
Кессиас ответил не сразу – на этот раз он выжидал, пока медлительная служанка разместит на столе два деревянных блюда с горячими пирогами.
– Я могу приказать вам не вмешиваться, – сказал эдил, сложив пальцы домиком и внимательно глядя на Лайама. Потом он махнул рукой и рассмеялся. – Но у меня хватает ума понять, что вы мне не подчинитесь. Скажите, вы решили влезть в это дело всерьез? Или просто возитесь с ним из научного любопытства?
– Да, Кессиас, я решил взяться за это всерьез.
Лайам вдруг почувствовал, что очень голоден. Его вниманием полностью завладел горячий пирог с мясом и овощами, обильно сдобренный пряностями (пряности вообще были в Саузварке в чести). Эдил ел жадно и долго, глотая кусок за куском. Наконец он счел возможным заговорить, хотя рот его все еще был набит пищей.
– Не знаю почему, но я был совершенно в этом уверен. Тогда, если вы отказываться от этой затеи не собираетесь и я тоже не собираюсь, то из этого следует один простой вывод – нам нужно работать вместе.
Это Лайам и предполагал, но он постарался скрыть, что рад такому исходу.
– Пожалуй, это неплохая идея.
– Отлично. Тогда выкладывайте, что вам известно, Ренфорд.
Лайам усмехнулся уголками губ, чуть обнажив зубы.
– А откуда мне знать – вдруг вы выслушаете меня, а потом возьмете и посадите под замок, чтобы я не путался у вас под ногами?
– И то правда – откуда? – отозвался Кессиас и сам усмехнулся по-волчьи, но резче и явственней, чем это сделал Лайам. Должно быть, Лайам побледнел, потому что эдил фыркнул, вытер руку об тунику и протянул ее собеседнику: – Моего слова хватит?
– Ладно-ладно, я вам верю, – поспешно произнес Лайам. Кессиас фыркнул еще раз и убрал руку.
Не упоминая о Фануиле, Лайам принялся излагать все, что он знал о людях, фигурирующих в его списке. Лайам боялся, что Кессиас примется выяснять, откуда он получил столь подробную информацию, но эдил не задавал лишних вопросов – он просто слушал и молча кивал. Напоследок Лайам рассказал о своем визите к Виеску и о том, что ему пришлось там выдать себя за торквейского иерарха.
Кессиас слушал, продолжая трудиться над своим пирогом. Покончив с ним, эдил отодвинул блюдо и со вздохом откинулся на спинку стула.
– М-да, должен признаться, вы собрали куда больше сведений, чем я. Я жалею, что не сцапал вас еще вчера и не присмотрелся к вам повнимательнее.
– Ну, теперь говорите, что стало известно вам? Помимо того, чем вы меня огорошили. Я имею в виду завещание.
– Лишь то, что вы только что мне рассказали, Ренфорд. По правде говоря, я пока еще не собрал ничего.
– Ничего?! – потрясенно воскликнул Лайам. – Вот так номер! Похоже, я заключил невыгодную сделку!
– Ну, зато я – очень выгодную, вам не кажется?
И эдил улыбнулся – довольно, словно обожравшийся кот. Лайам мрачно потер лоб, но все-таки не удержался и хмыкнул.
– Ну, ладно, – сказал он в конце концов. – По крайней мере, вы теперь должны будете держать слово, которое мне дали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40