Если вы откажетесь, мы поймем.– Интересно, вы стараетесь убедить меня взяться или отказаться? – спросила Эйлин.– Мы безусловно хотим, чтобы вы все решили сами. Отправляя вас на улицу как приманку, мы думаем…– С револьвером в сумочке я не безоружна…– Так или иначе, мы считали необходимым ввести вас в курс дела до того, как…– Мой отец был полицейским, – перебила его Эйлин. – Его звали “папаша Барк”. Он был патрульным в Гайд-Холле. В тридцать восьмом какой-то беглый по фамилии Филипп Даниэльсен снял квартиру на углу Мэйн-стрит и Четырнадцатой Западной. Когда его обложила полиция, отец был с ними. У Даниэльсена был автомат, и первая очередь, которую он выпустил, угодила отцу в живот. Отец умер в ту же ночь в жутких мучениях, – знаете, что такое ранение в живот.Эйлин помолчала.– Пожалуй, я согласна.Бернс усмехнулся.– Я знал, что вы согласитесь.– Мы вдвоем будем единственной парой? – спросила Эйлин Уиллиса.– Вначале да. Мы не уверены, получится ли. Мы не сможем следовать непосредственно за вами, чтобы не испугать Клиффорда. И торчать где-то в кустах тоже не можем, это просто не имеет смысла.– Думаете, он клюнет?– Неизвестно. Он регулярно нападает и грабит в нашем районе, так что есть надежда, что не изменит свой образ действий, разве что его напугало убийство. Судя по словам его жертв, нападает он без всякого плана. Явно поджидает случайную жертву и потом бросается на нее.– Ага.– Вот мы и подумали, что привлекательная девушка, шагающая по улице поздно ночью, могла бы его приманить.– Понимаю. – Эйлин словно не заметила реверанса в её сторону. В городе было миллиона четыре привлекательных девушек, и она знала, что ничем не лучше остальных.– У этих нападений были какие-то сексуальные мотивы? – спросила она.Уиллис взглянул на Бернса.– Насколько нам известно, нет. Он не пытался изнасиловать ни одну из своих жертв.– Я только прикидываю, что мне надеть, – задумалась Эйлин.– По крайней мере, не шляпку, – заметил Уиллис. – Это ни в коем случае. Мы хотим, чтобы он уже издалека заметил ваши рыжие волосы.– Годится, – ответила Эйлин.– Что-нибудь светлое, чтобы я не потерял вас из виду, но не крикливое, – уточнил Уиллис. – Не хотелось бы, чтобы вами занялась полиция нравов.Эйлин улыбнулась.– Свитер и юбку? – предложила она.– Что угодно, в чем вы будете чувствовать себя удобно.– У меня есть белый свитер, – сказала она. – Он будет бить в глаза и вам, и Клиффорду.– Ладно, – согласился Уиллис.– Туфли с высокими каблуками или с низкими?– Это уже зависит только от вас. Вы могли бы… вам придется немного погулять… И если каблуки будут вам мешать, лучше обуйте что-нибудь на низком каблуке.– Но высокие каблуки лучше слышны, – заметила Эйлин.– Ну, это уж вам виднее.– Решено, я буду в туфлях на каблуках.– Договорились.– В операции будет задействован кто-то еще? Я имею в виду, будет ли у меня рация и все такое?– Нет, – ответил Уиллис. – Это будет слишком заметно. В деле будем только мы вдвоем.– И, надеюсь, Клиффорд.– Да, – кивнул Уиллис.Эйлин Барк вздохнула.– Когда начнем?– Сегодня ночью? – предложил Уиллис.– Я собираюсь к парикмахеру, – с улыбкой сказала Эйлин. – Но, думаю, это может подождать. – Улыбка её стала ещё шире. – Не всякая девушка может похвалиться, что за ней по пятам всегда ходит по крайней мере один мужчина.– Встретимся здесь?– Когда? – спросила Эйлин.– На пересменке. Без четверти двенадцать?Она встала.– Я приду, лейтенант.Бернс пожал ей руку.– Но не забывайте об осторожности!– Да, лейтенант. Спасибо. – Она повернулась к Уиллису. – До скорой встречи!– Я вас буду ждать.– Хорошо, – и она вышла из кабинета.Потом Уиллис спросил:– Что вы б этом думаете?– Думаю, справится, – сказал Бернс. – На её счету уже четырнадцать жуликов из метро, которых она отправила за решетку.– Хулиганы это не то, что грабители, – заметил Уиллис.Бернс задумчиво кивнул.– И все-таки я надеюсь, что он клюнет.Уиллис усмехнулся.– Я тоже так думаю. * * * За дверью кабинета в комнате детективов Мейер рассказывал о кошках.– Количество случаев уже дошло до двадцати четырех, – рассказывал он Темплу. – Это самая невероятная история, с которой довелось столкнуться в тридцать третьем участке.Темпл почесал в паху.– И они так ничего и не выяснили, да?– Никаких следов, – сказал Мейер, терпеливо наблюдая за Темплом. Мейер был весьма терпеливый человек.– Значит, он шатается по окрестностям и крадет кошек, – продолжал Темпл, покачав головой. – Зачем мужику кошки?– И тем не менее, – сказал Мейер. – Какой у него может быть мотив? Весь участок уже просто вне себя. Я тебе скажу, Джордж, я рад, что эта история висит не у нас на шее.– Хе, – фыркнул Темпл. – Я бывал в переделках и похуже.– Я-то тебе верю, но кошки? Ты когда-нибудь сталкивался с таким?– А то нет! На телефонных столбах, когда я был патрульным, – припомнил Темпл.– С кошками на телефонных столбах сталкивался каждый, – сказал Мейер. – Но тут речь идет о том типе, который ходит по окрестностям и крадет кошек в домах. Нет, ты мне скажи, Джордж, слышал ли ты когда про такое?– Никогда, – ответил Темпл.– Я потом расскажу тебе, чем это кончится, – пообещал Мейер. – Вся эта история меня очень занимает. По правде говоря, не думаю, что они с ним справятся.– Там, снаружи, ждет какой-то тип, – крикнул со своего места Хэвиленд. – Никто не хочет узнать, чего он хочет?– Прогулка пойдет тебе на пользу, Родж, – сказал Мейер.– Но я ведь только что уселся, – защищался Хэвиленд, потягиваясь. – И до смерти устал.– Выглядит он очень неважно, – заметил Мейер. – Бедный парень, у меня просто сердце кровью обливается. – Он подошел к стеклянным дверям с жалюзи. Стоявший там полицейский заглядывал в комнату детективов.– Много работы, да?– Это как посмотреть, – безразлично ответил Мейер. – Что вы там принесли?– Заключение медэкспертизы по вскрытию… – он взглянул на пакет, – для лейтенанта Питера Бернса.– Я приму, – сказал Мейер.– Вот здесь распишитесь, пожалуйста.– Он неграмотный, – сказал Хэвиленд и положил ноги на стол. Мейер расписался в получении, и курьер ушел.Заключение по результатам вскрытия – сугубо специальный документ. Плоть и кровь обращаются в медицинские термины, все измеряется в сантиметрах, все анализируется с холодным безразличием. В акте вскрытия не найти людского тепла и чувства. В нем нет места для сантиментов и рассуждений. Это один или несколько листков официальных бланков формата А4, исписанных словами, которые на недвусмысленном врачебном жаргоне разъясняют, при каких обстоятельствах умерла та или иная особа.В акте вскрытия, который Мейер нес лейтенанту, стояло имя: Дженни Рита Пейдж.Слова заключения дышали смертельным холодом.Смерть не отличается сочувствием.Стояло там следующее:АКТ ОФИЦИАЛЬНОГО ОСМОТРА ТЕЛА ПЕЙДЖ, ДЖЕННИ РИТЫЖенщина, белая. Возраст по оценке – 21. Возраст истинный – 17. Примерный рост – 165 см; Вес – 60 кг.Общий осмотр.Лицо и голова. а) Лицо – видимые многочисленные ссадины. На фронтальной части черепа имеется отчетливый пролом кости, длиной около 10 см, начинается в 3 см над правой глазной впадиной, проходит вертикально вниз через переносицу и кончается в средней части левой максилы. В области глаз отчетливо видны геморрагические опухоли. При продолжении общего осмотра установлено скопление засохшей крови в носовых и ушных отверстиях. б) Голова – сотрясение мозга и перелом группы костей, охватывающий левую темпоральную часть черепа. Пролом длиной 11 см проходит вертикально от брегмы к месту в двух сантиметрах над ушной костью левого уха. В волосах имеются кровяные сгустки.Тело.При визуальном и вентральном осмотре груди обнаружен ряд поверхностных повреждений и рваных ран.На правой задней части бедра имеются ссадины – следы насилия. На правой нижней конечности обнаружен сложный перелом дистальной части тибии и фибулы с выходом кости через медиальную часть продольной трети конечности.При осмотре влагалища – полном и подробном – установлено: 1. Никаких следов крови во влагалищном пространстве. I2. Никаких следов изнасилования или коитуса.3. Никаких следов семени или спермы; ничего не обнару – жено ни при осмотре, ни при микроскопическом иссле – довании вагинальных секреций.4. Матка увеличена и имеет размер приблизительно 13,5x10,0x7,5 см.5. Плацента и окружающие ткани в норме.6. В матке находится эмбрион: длина 7 см, вес 20 г.Выводы:1. Смерть наступила мгновенно, причина – удары, нанесенные по лицу и черепу.2. Множественные ссадины и рваные раны, обнаруженные на теле, сложный перелом правой нижней конечности (перелом тибии и фибулы), вероятно, вызваны падением с обрыва.3. Никаких следов попытки изнасилования.4. Осмотром содержимого матки установлено наличие трехмесячной беременности. Глава 8 Он никак не мог избавиться от мыслей о мертвой девушке. На обходе в понедельник утром Клингу следовало бы испытывать радость. Он уже давно изнывал от безделья, и вот теперь вышел на службу, и асфальт мостовых ласково стелился ему под ноги. Вокруг бурлила жизнь. Окрестности были полны толпами живых и бодрых людей, и посреди всей этой кипящей жизни шагал Клинг и размышлял о смерти.Обход он начал с набережной. Заросли у реки уже покрылись багрянцем и теперь постепенно приобретали ржаво-коричневую окраску, которую местами нарушали то памятник героям первой мировой войны, то бетонная скамья. Большие корабли на реке медленно плыли к докам, которые лежали ближе к центру города. Пароходы выпускали белый дым в стылый воздух. Посреди реки стоял танкер, чей длинный и ровный силуэт выделялся на фоне утесов на другом берегу. Прогулочные катера теперь, осенью, встречались уже не часто. Лето уходило, унося с собой веселье и беззаботный смех летних экскурсантов.А выше по реке, над бурлящей бурой водой, как сверкающая висящая паутина, господствовал мост Гамильтона, который своими величественными опорами соединял земли двух штатов.Возле моста, у подножья небольшого каменного откоса, умерла семнадцатилетняя девушка. Кровь её впитала земля, но багровые пятна все ещё проступали на ней.Большие дома, стоявшие вдоль набережной, взирали пустыми лицами на землю с кровавыми пятнами. Солнце отражалось в тысячах окон высоких зданий, зданий, где все ещё были привратники и лифтеры, и окна эти щурились на реку воспаленными слепыми глазами. Нянечки катили коляски мимо синагоги на углу, направляясь на юг, к улице Стем, которая пронизывала сердцевину района как тонкая, острая, разноцветная стрела с богатым оперением. На улице Стем были магазины с любыми товарами, дешевые лавочки с бог весть чем, кинотеатры, деликатесные мясные лавки с кошером, ювелирные магазины и кондитерские. На одном углу было и кафе, где когда угодно можно было встретить человек двадцать пять наркоманов, тоскующих в ожидании гонца с белым золотом. Улицу Стем посередине разделял широкий газон, окруженный железной решеткой, прерываясь только на перекрестках с боковыми улочками. Повсюду, где только можно, стояли скамейки. Мужчины сидели на них и курили трубки, женщины отдыхали на них, прижимая сумки с покупками к могучей груди, а кое-где на них отдыхали нянечки с колясками, читая романы в мягких обложках.Нянечки никогда не углублялись к югу от Стема.К югу от Стема простиралась Калвер-авеню.Дома на Калвер-авеню никогда приличными не были. Как бедные дальние родственники домов, выходивших на реку, они уже много лет все же грелись в лучах их славы. Копоть и пыль большого города покрыла их глупые лица, сделав их типичными горожанами, и теперь они с хмурым видом стояли, сгорбив плечи в старомодных нарядах. На Калвер-авеню было много церквей. Но ещё больше там было баров. Бары и церкви регулярно посещали ирландцы, которые все ещё упорно держались за свой район вопреки притоку пуэрториканцев и наступлению строительных фирм, которые с удивительной скоростью выселяли и сносили дома, оставляя за собой пустыри с обломками кирпича и камней, на которых буйно расцветало царство отбросов – единственных растений большого города.Пуэрториканцы обитали в переулках между Калвер-авеню и Гровер парком. Тут были бодеги, карницериас, запатериас, джоэриас, кухифритос и бог весть что ещё за заведения. Была тут и Ля Виз де Путас, улица проституток, древняя как жизнь и процветающая как “Дженерал Моторо.Тут жили пуэрториканцы, измученные невзгодами, ограбленные продавцами наркотиков, преступниками, а заодно и полицейскими, скученные в тесных грязных зданиях, время от времени дававших работу пожарным командам, причем чаще, чем где-нибудь ещё во всем городе; тут жили пуэрториканцы, к которым даже работники социальной помощи относились как к животным, другие обитатели города – как к чужеземцам, а полиция – как к потенциальным преступникам.У одних была кожа светлая, у других – темная. Тут жили красивые девушки с черными волосами, карими глазами и ослепительными белозубыми улыбками. Стройные мужчины, грациозные, как танцоры. Живые люди, полные тепла, музыки, красок и красоты, шесть процентов обитателей города, втиснутых в гетто, рассеянных по всему городу. Гетто в 87 округе, разбавленное несколькими семействами итальянцев и евреев, кроме преобладавших ирландцев, населяли в основном пуэрториканцы, и тянулось оно к югу от набережной к парку, и далее к востоку и западу занимало почти тридцать пять кварталов. Почти седьмая часть всей пуэрториканской общины города обитала в узких, темных улицах 87 участка. На улицах, по которым двигался Берт Клинг, жило девяносто тысяч людей.На улицах кипела жизнь.А он размышлял о смерти.Не хотелось ему встречаться с Молли Белл, и когда она подошла к нему, почувствовал себя не в своей тарелке.Казалось, она чего-то боится, возможно, потому, что носила внутри новую жизнь, или потому, что в ней заговорил древний, животный охранный рефлекс будущей матери. Он как раз перевел через дорогу Томми, пуэрториканского мальчика, мать которого работала в кондитерской лавке. Мальчик его поблагодарил, и Клинг повернулся, чтобы вернуться снова на другую сторону, и тут заметил Молли Берт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19