Клинг взглянул на часы.– Нет, спасибо.– Для вас слишком рано?– Ну…– Для коньяка никогда не рано… – поучала она его.– Я никогда коньяк и не нюхал, – признался он.– В самом деле? – её брови медленно полезли кверху. – О, мсье, тогда вы лишились наибольшего удовольствия на свете. Немножко, да? Каплю?– Если только капельку…Подойдя к бару с дверцами, обтянутыми зеленой кожей, она открыла их и выбрала бутылку с соблазнительно выглядевшей янтарной жидкостью.– Коньяк, – торжественно провозгласила она, – король всех крепких напитков. Он годится в хайболл, коктейль, пунш, в кофе, чай, горячий шоколад и даже с молоком.– С молоком? – переспросил пораженный Клинг.– Вот именно, с молоком. Но лучший способ насладиться коньяком – пить его чистым.– Вы, похоже, специалистка, – сказал Клинг.Ее глаза внезапно вновь скрыла пелена.– Меня кое-кто научил его пить, – блеклым тоном сказала она, а потом налила понемногу в высокие бокалы грушевидной формы. Когда она снова обернулась к Клингу, пелены на глазах уже не было.– Заметьте, что бокал наполнен только до половины, – обратила она его внимание. – Это чтобы вы могли покачивать бокал в руке и не расплескать содержимого.Подала бокал Клингу.– Покачивание и вращение перемешивают коньячные пары с воздухом в бокале, от чего усиливается аромат. Покрутите бокал в руке, мистер Клинг. Коньяк согреется, и вы ощутите его аромат.– Вы его нюхаете или пьете? – с любопытством спросил Клинг и потряс бокал в своих громадных ручищах.– И то и другое, – ответила Клер. – И все это позволяет насладиться коньяком. Ну, попробуйте!Клинг отхлебнул как следует. Клер, не выдержав, даже пыталась остановить его рукой.– Подождите! Господи Боже, его нельзя пить залпом! Это грех – так хлестать коньяк. Пригубите его, подержите на языке…– Простите, – извинился Клинг. Пригубил коньяк и попытался его распробовать. – Прекрасный! – сказал он.– Крепкий, – добавила она.– Мягкий, – уточнил он.– Конец рекламы.Они сидели молча, наслаждаясь коньяком. Он чувствовал, как по телу разливается приятное тепло. На Клер Таунсенд приятно было взглянуть и приятно поговорить. Снаружи седой осенний полумрак затягивал улицу.– Так вот насчет Дженни, – начал он. Ему бы не хотелось говорить о смерти.– Да?– Вы её хорошо знали?– Думаю, как и все. Мне не кажется, что у неё было много друзей.– Почему вы так думаете?– Это сразу видно. Такая потерянная душа. Такая красотка, и совершенно потерянная. Боже, я отдала бы все на свете, чтобы выглядеть, как она.– Ну, вы тоже неплохо выглядите, – усмехнулся Клинг и отхлебнул из бокала.– Это все теплый янтарный жар коньяка, – сказала Клер. – При дневном свете на меня без слез не взглянешь.– Ну, это вы зря, – не отступал Клинг. – Где вы с ней впервые встретились?– В “Темпо”. Она пришла как-то вечером. Думаю, её пригласил какой-то парень. Во всяком случае, название и адрес клуба у неё были записаны на бумажке. Она мне её показала, словно входной билет, а потом просто сидела в углу и даже танцевать не хотела. Похоже было… как бы это объяснить… Была там, но словно её и не было. Вы встречали таких людей?– Да, – ответил Клинг.– Иногда и со мной такое бывает, – созналась Клер. – Возможно, именно потому я и обратила внимание. Но как бы там ни было, я подошла к ней, представилась, и мы поговорили. Вполне нашли общий язык и даже обменялись телефонами.– Она вам когда-нибудь звонила?– Нет. Мы встречались только в клубе.– А когда вы обменялись телефонами?– Ох, очень давно.– Что такое очень давно?– Подождите, – Клер отхлебнула коньяку и задумалась. – Ужасно давно, не меньше года назад. – Она кивнула. – Да, примерно так.– Ладно, а что дальше?– Ну, нетрудно было выяснить, что её мучает. Она была влюблена.Клинг наклонился вперед.– А откуда вы знаете?Клер не отвела взгляда, продолжала смотреть прямо ему в лицо.– Я и сама бывала влюблена, – устало ответила она.– С кем она встречалась? – спросил Клинг.– Не знаю.– Она вам не сказала?– Нет.– Никогда не упоминала его имени? Я имею в виду, в разговоре.– Нет.– Черт побери! – не выдержал Клинг.– Понимаете, мистер Клинг, она была как птенец, который учится летать. Дженни покинула гнездо и пробовала свои крылья.– Понимаю.– Ее первая любовь, свет в глазах, сияющее лицо, бегство в мир снов, мир мечты из этого серого мира… – Клер покачала головой. – Боже, сколько я видела таких незрелых девиц, но Дженни… – умолкнув, она опять покачала головой. – Она явно ничего не понимала. Это было дитя с телом женщины. Вы её когда-нибудь видели?– Да.– Тогда вы понимаете, что я имею в виду. Внешне она выглядела прекрасной женщиной. Но внутри… маленькая девочка.– Как вы это представляете? – спросил Клинг, подумав о результатах вскрытия.– Об этом говорило абсолютно все. То, как она одевалась, как разговаривала, её вопросы, да, наконец, даже её почерк. Все словно у маленькой девочки. Вы можете мне поверить, я никогда ничего подобного…– А что с её почерком?– Ах, да. Подождите, я взгляну, где-то у меня есть. – Пройдя через комнату, она взяла с кресла сумочку. – Я самый ленивый человек в мире. Никогда не пишу адреса в записную книжку. Все бумажки складываю в неё и потом… – Она порылась в маленькой книжечке. – Ага, вот оно, – сказала, подавая Клингу белый листок. – Это она написала в тот вечер, когда мы познакомились. “Дженни Пейдж” , потом номер телефона. Обратите внимание, как она пишет.Клинг растерянно уставился в бумажку.– Но тут написано: “Клуб “Темпо”, Клаузер-стрит, 1812”, – заметил он.– Что? – нахмурилась Клер. – Точно, это та самая бумажка, с которой она в тот вечер пришла в клуб. На другой стороне она записала свое имя и телефон. Переверните её.Клинг перевернул листок.– Видите эти детские каракули? Такова была Дженни Пейдж год назад.Клинг снова перевернул листок.– Меня гораздо больше интересует эта сторона. Вы сказали мне, что это написал её парень. Почему вы так думаете?– Не знаю. Это я только так думаю, что он послал её в клуб, и все. Это мужской почерк.– Да, – кивнул Клинг. – Я могу это оставить?– Если хотите. – Клер помолчала. – Думаю, телефон Дженни мне больше не понадобится.– Да, – ответил Клинг. Убрал записку в нагрудный карман. – Вы упоминали, что она вас кое о чем расспрашивала. Какие вопросы она вам задавала?– Ну, например, спросила меня, как надо целоваться.– Что-что?– Да. Спросила меня, что нужно делать губами, нужно ли открывать рот и пользоваться языком. И все это спрашивала, широко раскрыв невинные глаза. Знаю, звучит это невероятно, но она была всего лишь птенцом, не догадывавшимся, насколько сильны его крылья.– Ну, это она выяснила, – заметил Клинг.– Как это?– Дженни Пейдж была беременна.– Это невозможно! – вскричала Клер и поставила бокал с коньяком на стол. – Вы шутите!– Я говорю серьезно.Клер надолго умолкла. Потом сказала:– Господи, вот так сразу и… Черт возьми!– Так вы не знаете, кто был её парнем?– Нет.– Она с ним продолжала встречаться? Вы сказали, это было год назад. Я хочу сказать…– Знаю, что вы хотите сказать. Да, парень был все тот же. Она продолжала с ним регулярно встречаться. И использовала для этого клуб.– Он тоже ходил в клуб?– Нет, этого не было. – Клер нетерпеливо тряхнула головой. – Думаю, что её сестра с мужем запрещали ей с ним встречаться. И она говорила им, что идет в “Темпе”. Немного потолкавшись там, на случай, если кто проверит, она уходила.– Если я правильно понял, – сказал Клинг, – она приходила в клуб и потом шла на свидание. Так?– Да.– И так было каждый раз? Она всегда приходила одна, а потом встречалась с ним?– Почти всегда. Редко когда оставалась в клубе до закрытия.– Они встречались где-нибудь поблизости?– Нет, не думаю. Раз мы ушли вместе и дошли аж до линии “Л”.– Когда она обычно уходила из клуба?– Между девятью и половиной одиннадцатого.– И она шла к линии “Л”, да? И вы думаете, что там она садилась в поезд и ехала на свидание?– Я знаю, что она отправлялась на свидания. В тот вечер, когда мы шли вместе, она сказала мне, что едет в центр к нему.– В центр? Куда?– Этого она не говорила.– А как этот парень выглядел?– Тоже не говорила.– Никогда о нем не рассказывала?– Только твердила, что он лучший человек на свете. Кто сегодня воспевает свою любовь? Разве что Шекспир.– Шекспир и семнадцатилетние, – сказал Клинг. – Семнадцатилетние трубят о своей любви на целый свет.– Вы правы, – грустно сказала Клер. – Это факт.– Но не Дженни Пейдж. Черт, почему именно она?– Не знаю. – Клер на минуту задумалась. – Этот душегуб, что её убил…– Да?– Полиция же не думает, что это парень, с которым она встречалась, правда?– Полиция до сих пор ничего не знает о её интимной жизни, – сказал Клинг.– Ах, ну… Он не мог этого сделать. Он был с нею нежен, судя по тому, что о нем рассказывала Дженни… Она говорила о нем так, словно он был очень ласков.– Но она никогда не упоминала его имени?– К сожалению, нет. Клинг встал.– Я, пожалуй, пойду. Как я понимаю, вы готовите ужин?– Отец скоро придет домой, – пояснила Клер. – Мама умерла, и я, когда приду с занятий, наскоро что-нибудь готовлю.– Каждый вечер? – спросил Клинг.– Что? Я не поняла…Он не знал, стоит ли повторять вопрос. Она не расслышала, и его легко можно было опустить или перевести разговор на другое. Но он упрямо решил спросить ещё раз.– Я спросил, и так каждый вечер?– Что, каждый вечер?Она явно не хотела ему помочь.– Вы готовите каждый вечер? Или иногда бываете свободны?– Ну, бывают и свободные вечера, – ответила Клер.– А вы не хотели бы поужинать где-нибудь?– То есть с вами?– Да, именно это я имел в виду.Клер Таунсенд долго смотрела на него в упор. Потом наконец сказала:– Нет, не думаю. Благодарю, но, к сожалению, не могу.– Ну… Гм… – на Клинга словно вылили ведро холодной воды. – Я… Гм… пожалуй, уже пойду. Благодарю за коньяк. Он был очень хорош.– Да, – коротко ответила она, и он вспомнил, как они говорили о людях, которые здесь и в то же время не здесь, и теперь тоже знал, что она имела в виду, потому что и её сейчас там уже не было. Она была где-то очень далеко, и хотел бы он знать, где. Он вдруг отчаянно захотел узнать, где она, или ещё лучше, оказаться там с нею.– До свидания, – тихо простился он. Улыбнувшись, она закрыла за ним дверь.Клинг вошел в телефонную будку, бросил в автомат де-сятицентовик и набрал номер Питера Белла. Голос того звучал заспанно.– Надеюсь, я тебя не разбудил? – спросил Клинг.– Разумеется, разбудил, – ответил Белл, – но ничего страшного. Что случилось, Берт?– Молли дома?– Молли? Нет. Она пошла за покупками. Что случилось?– Ну я… Она просила меня кое-что разузнать.– И что же?– Да ничего особенного. Сегодня пополудни я зашел в клуб “Темпо” и потом поговорил с одной девушкой, зовут её Клер Таунсенд. Чудная девушка.– И что ты выяснил, Берт?– Дженни встречалась с каким-то парнем.– С каким?– Об этом и речь. Мисс Таунсенд этого не знает. А при тебе или Молли она никогда не упоминала его имени?– Нет, насколько я помню.– Это плохо. Знаешь, это бы нам для расследования очень помогло. Знай мы хотя бы имя. Что-то, за что можно было бы зацепиться.– Нет, – сказал Белл, – сожалею, но… – Он умолк. В трубке стало тихо, как в могиле. Потом вдруг: – О, Господи!– Что такое?– Она кое-кого упоминала, Берт. Да, конечно, упоминала. О Господи!– Кого? Когда?– Как-то раз мы разговорились, она была в хорошем настроении… Берт, она назвала мне имя того парня, с которым встречалась.– Как его зовут?– Клиффорд! Боже мой, Берт! Его зовут Клиффорд! Глава 11 Первого серьезного подозреваемого в грабеже и убийствах привел Роджер Хэвиленд. Им был молодой мужчина по имени Сиксто Фангец, пуэрториканец, который жил в городе уже больше двух лет. Сиксто было двадцать лет, и до недавнего времени он был членом уличной банды “Ториадо”. Теперь он в банду уже не входил, ушел на покой, или предпочел женитьбу на Анджелите. Анджелита была беременна.Сиксто якобы вздул одну шлюху и утащил у неё из сумочки тридцать два доллара. Она была одной из известных местных проституток, с которой случалось покувыркаться не одному местному копу. Некоторые даже платили ей за такую честь.В обычной обстановке, несмотря на обвинения девицы по адресу Сиксто Фангеца, Хэвиленд предпочел бы за небольшую сумму забыть обо всем. Было общеизвестно, что нужное слово и нужная сумма легко заставляют забыть о такой ерунде, как мордобой.Но по стечению обстоятельств газеты как раз сосредоточили все внимание на похоронах Дженни Пейдж – похоронах, отложенных из-за обстоятельного вскрытия, проходившего как раз в то утро, когда привели Сиксто. Газеты требовали от полиции сделать что-нибудь с грабителем-насильником, и именно этим, очевидно, объяснялось рвение Хэвиленда.Встряхнув пораженного и перепуганного Сиксто, он рявкнул на него:– За мной! – и втолкнул его в комнату, невинно именовавшуюся “Следственное помещение”. Войдя внутрь, Хэвиленд запер дверь, хладнокровно закурил сигарету. Сиксто наблюдал за ним. Хэвиленд был здоровенным лбом, у которого, по его словам, и немой бы заговорил. Однажды он вмешался в уличную драку, и ему тут же сломали руку в четырех местах. Кости с первого раза срослись неудачно, и их пришлось ломать снова, так что поправка шла долго и мучительно, и у Хэвиленда появилась уйма времени для размышлений. И он создал собственную философию.Сиксто понятия не имел о мыслительном процессе, который привел Хэвиленда к созданию его жизненного кредо. Он только знал, что из всех полицейских в округе Хэвиленда больше всех боялись и ненавидели. С интересом глядя на него, он заметил мелкие капельки пота, поблескивавшие у того над тонкой верхней губой, причем старался не терять из вида его руки.– Ну что, наделал дел, Сиксто? – спросил Хэвиленд.Сиксто кивнул и что-то буркнул. Облизнул губы.– Ну, так почему ты избил и ограбил Кармен, а? – спросил Хэвиленд. Склонился над столом и небрежно выпустил дым. Щуплый Сиксто, хрупкий, как птичка, вытер костлявые руки о колючие твидовые штаны. Кармен – это та самая проститутка, которую он вздул. Знал, что она время от времени трахается с копами, но не знал, входит ли в их число Хэвиленд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19