Думаете, почему эта фаза длится всего лишь несколько минут? Так вот… — Альваин отпил пива, надел очки. Ему явно нравилось рассказывать. — Когда мы наводим третью фазу искусственно, человеку в этот момент очень хорошо. Небольшое отличие от подлинной третьей фазы, совсем небольшое — концентрация гормонов в крови, всего прочего. Страшный наркотик, комиссар. Человек полностью открыт. Никаких защитных механизмов. Понимаете?
— Наркотик правды? — комиссар взглянул в глаза собеседника. Туда, где за стёклами скрывались глаза.
— В точку. Задайте вопрос — получите ответ. Главное, знать, какой вопрос задать. Страшное искушение, комиссар. Все его испытывают. Я «допрашивал» людей… не смотрите на меня так. Я говорю: половина врачей занимается этим. У нас, во всяком случае.
— За деньги?
— Верно, — принесли второе, и Альваин на несколько минут утратил интерес к беседе. При взгляде на то, как тот ест, комиссару стало неприятно. — Родственники, комиссар. Враги, завистники. Долго это не длится: нельзя удерживать третью фазу дольше пяти минут, начнутся необратимые изменения. Но этого хватает. В провинциальных клиниках врачам очень мало платят, комиссар.
Альваин отставил тарелку.
— Эммарин затеял это, — руки его вновь затряслись. — Мы знали, что за девицей какой-то хвост. У неё был сбой цикла… нужно было принимать решение. Обычно мы назначаем восстановительный курс, но иногда женщины сами просят устроить им такой сбой. Это опасно для здоровья, но многим нравится.
Похоже, сегодня я узнаю о врачах много интересного, подумал Тигарр.

-
— Как вас зовут? — поинтересовался Эммарин.
— эль-Неренн, — отозвалась альбиноска, не открывая глаз. Всё, как обычно — голос ровный, лишённый эмоций.
— Как ваше настоящее имя?
— Я не должна называть его, — последовал ответ. Эммарин, Альваин и третий участник обследования, Мейснер, переглянулись. Человек не может противиться «допросу». Всегда отвечает.
— Назовите ваше настоящее имя, — потребовал Эммарин, усилив мощность воздействия. Альваин хотел поймать его за руку — усиление могло плохо повлиять на девушку.
Глаза той открылись. Эммарин попятился. Альбиноска улыбнулась… жуткая вышла улыбка, хищная. Но индикация приборов показывала, что эль-Неренн не в состоянии действовать сознательно.
— Назови своё имя, — потребовало существо, говорящее с ними голосом эль-Неренн. — Назовите свои имена, я назову вам своё.

-
— И вы назвали? — не поверил комиссар своим ушам.
— Да, — Альваина передёрнуло. — Знаете, что такое «второй голос», комиссар? Было что-то вроде этого. Мы не могли противиться. Все потом признались — говорили помимо своей воли. Мы все представились ей .

-
— Ньер? — Хольте обратила внимание, что девушка отложила книгу, откинулась на спинку и прикрыла глаза. Дыхание её стало ровным и медленным, губы шевелились. — Ты спишь?
Оглянулась. Эйзенн был увлечён беседой; ехать предстояло ещё не меньше часа.
Хольте наклонилась к эль-Неренн, осторожно прикоснулась к её виску… к шее. Спит.
— Вы узнаете моё имя, — прошептала эль-Неренн едва слышно и Хольте вздрогнула. Тогда, в ванной комнате, перед зеркалом, эль-Неренн говорила таким же голосом — чужим, неприятным. — Когда посмотрите в зеркало.

-
— Вы узнаете моё имя, — ответило существо. — Когда посмотрите в зеркало. Вы видите меня каждый день, — оно захохотало, и трое врачей схватились за уши, до того неприятно это звучало. Существо закрыло глаза, и несколько секунд спустя всем троим полегчало.
— Всё, я завязываю, — слабым голосом объявил Альваин. — Доигрались. Что там, на индикации? Долго ей ещё спать?
— Эльви, — позвал Эммарин. — У нас неприятности. Смотри сюда.
Остальные двое подошли, держась за сердце, к терминалу.
— Великая Матерь, — прошептал Альваин. — Essa плюс. Сбивай, срочно. Выключай, немедленно. Выключай, кретин!
— Нет, — послышался голос. Все трое обернулись. Существо вновь открыло глаза. Повернуло голову в их сторону. Глаза казались серебристыми, полными жидкого металла. — Ничего не трогать. Я не разрешаю.
Альваин молча протянул руку к выключателю… но не успел его повернуть.

-
— Я знаю, что такое Essa плюс, — пояснил комиссар. Альваин выглядел совсем плохо. Два раза ронял бокал, облил пивом некогда дорогие и красивые брюки.
— Ничего вы не знаете, — Альваин выпил залпом, налил себе ещё. — Даже представить не можете. Нас всех скрутило. Буквально — как стояли, так и упали. Думаю, мы лежали меньше минуты. Знаете, чего я хотел, комиссар? Умереть. Меня словно выворачивало — нет, не в этом смысле. Не только в этом смысле. Оно знало обо мне, комиссар. Знало всё, что хотело узнать. Я чувствовал это.
— «Оно »?
— Это не человек, комиссар. Такие рождаются каждые тридцать — сорок лет. Обычно, хвала Матери, они не доживают до «первой луны». Если доживают — всегда приносят смерть, комиссар. Я изучал это, потом. У меня стало очень много времени.
— Слушайте, перестаньте дрожать. Её здесь нет. Что в ней такого? Кто она, по-вашему?
— Чудовище, — Альваин отставил бокал. — Комиссар, никто не знает, почему рождаются такие . Закон природы, может быть. Может, природа так регулирует нашу численность. Я собирал материалы — за последние триста лет таких было девять. Двое дожили до двадцати пяти лет. Везде, где они жили, происходили войны, эпидемии, катастрофы. Я читал архивы, комиссар. Все признаки совпадают, все приметы. Она — чудовище. Её так и не инициировали, верно?
— Верно, — комиссару очень захотелось встать и уйти. Оставить Альваина с его бреднями одного, здесь. Но он остался. — Не успели.
— Этого нельзя допустить, комиссар, — Альваин снял очки. Налил себе ещё. Сумел выпить, не уронив бокал. — Ни в коем случае нельзя.
— Поясните, чуть позже. Что было тогда — при обследовании? Она проснулась и ничего не помнила?
— Не совсем. Я… не знаю, что на меня нашло. Я хотел сделать ей укол. Ударную дозу, комиссар. Клин клином. Чтобы восстановить нормальный цикл. Может быть, мне удалось бы её инициировать.
— Убить, — поправил комиссар.
Альваин поднял взгляд.
— Да. Убить. Скорее всего, она умерла бы. Там же, на столе. Поверьте, комиссар, всем было бы только лучше.
— Понятно, — комиссару захотелось встать и избить Альваина до смерти. Искушение было таким сильным, что остаться на месте стоило невероятных усилий. — Вы полезли в её тайны, она, так скажем, наказала за любопытство. Только без мистики, Альваин. И вы сразу решили, что она — кем вы её считаете? Посланником Тени? Вы назвали какое-то имя, я не расслышал.
— Если бы вы чувствовали то, что чувствовали мы… Я не объясню вам, комиссар. Вы не поверите. Вы не в состоянии поверить. Не успел я ничего сделать. Только и успел, что взять ампулу. Эти двое ещё валялись. Тут меня и выключило, ещё раз. Когда пришёл в себя, всё прошло.
— За это вас и уволили?
— Ну что вы. Никто ничего не узнал. Что мы, враги себе? Мы поклялись молчать. Никогда ничего не говорить, ни одной живой душе. Но Эммарин проболтался. Они никогда не умел держать язык за зубами.

-
— Что такое? — Хольте придержала спящую эль-Неренн, когда машина резко затормозила. — Что случилось?
— Подышу воздухом, — отозвался шофёр. — Чуть не заснул, теаренти . Погода, что ли? Никогда такого не было. Пять минут — похожу, подышу воздухом. Мы успеваем?
— До начала два с половиной часа, — Хольте ещё раз посмотрела на эль-Неренн.
— Что с ней? Спит?
Хольте кивнула.
— Ладно, — Эйзенн тоже вышел. — Место спокойное, можно отдохнуть. Что-то и у меня голова закружилась.

-
— Он был первым, — Альваин дождался, когда официант придёт, заказал ещё пива. Куда в него только помещается? — Это трепло. Не знаю, кому он сболтнул. Там, возле неё , комиссар. Она приказала нам молчать. Сказала, что всё забудет, если мы будем молчать. Что мы ни в чём не будем нуждаться, если никому не расскажем. Мы ещё посмеялись…
Комиссар усмехнулся.
— И что, перестали нуждаться?
— Да, — Альваин опустил взгляд. Губы его задрожали. — Я… у меня было озарение. Открыл и запатентовал три лекарства. Вон, посмотрите, в каждой аптеке — красное сердце, оранжевый квадрат на стандарте. Всемирная премия, комиссар. Я даже подумывал начать частную практику — видели бы вы, кто шёл ко мне, на приём. Я купался в деньгах, комиссар. Всё было. Всё, что хотел. Если бы не Эммарин, я уже был бы личным врачом ан Роан. Смейтесь, смейтесь. Она приглашала меня, сама. Я, Альваин Эммер эр Рейстан, был знаменит. Вам и не снилось, как я был знаменит. И всё кончилось.

-
— Он нарушил слово, — прошептала эль-Неренн. Хольте наклонилась к ней.
— Кто нарушил, Ньер?
Эль-Неренн открыла глаза. Вместо красных с золотом радужек под веками плескалась ртуть, холодная и яркая.
— Он нарушил слово, — повторила она. — Он нарушил его трижды.
Хольте ощутила, что страх приковывает её к сидению. Взгляд Ньер — той, что была Ньер — пронизывал, смотрел насквозь. От него ничего нельзя было скрыть. Огромным усилием воли Хольте сумела повернуть голову, чтобы увидеть, боковым зрением, что в салоне никого нет. Все трое остальных стояли поодаль от машины.

-
— Он сам признался, — Альваин наклонился ближе к собеседнику, снял очки. — Не знаю, кому. Не то журналисту, не то ещё кому. Тот, конечно, вцепился — захотел увидеть карточку. Через день он утопился.
— Кто, Эммарин?
— Нет, Эммарин повесился. Через неделю. Журналист утопился. Знаете, шёл по мосту, взял — и спрыгнул вниз, — Альваин вновь захихикал. — Ни с того ни с сего. Так всё и началось.
Тигарр потёр лоб ладонью.
— У меня в апартаментах, комиссар, — прошептал Альваин, наклоняясь над бокалом. — Я собирал. Вырезки из газет. Нас словно прокляли, всех. Всё пошло под откос. Я… наверное, я бы выдержал. Но он пришёл, предложил выкрасть карточку. Я был на мели, комиссар. Я сделал это.
Наконец-то. Тигарр утомлённо потёр виски. В голове гудело.
— Кто предложил выкрасть?
— Не знаю. Не знаю его имени. Знаю, что он представлял дом Рекенте. Вы же знаете эту старую сумасшедшую… с её генетической программой, — Альваин рассмеялся. — Я дал им бумаги. На одном условии.
— На каком же?
— Что они убьют её. Когда получат то, что хотят — убьют. И он согласился. Старуха сама говорила со мной, дала мне слово. Что с ней стало? — неожиданно поинтересовался Альваин.
— С эль… — Альваин едва не поперхнулся. — С девушкой?
— Раз вы здесь, с ней ничего не случилось. Со Старухой.
— Инсульт, — коротко сообщил комиссар. — Вы же читаете газеты.
— Кто-нибудь ещё пострадал? Из её дома?
— Более пятидесяти человек, — сухо отозвался Тигарр. — Много убитых.
Альваин захохотал. Он смеялся так долго, что Тигарр хотел было уже вставать и приводить в чувство этого алкоголика.
— Тоже польза, комиссар. Спасибо. Я не зря старался… нечисти стало меньше. Смешно, правда? Слушайте, я больше не могу. Отдам вам вырезки. Там всё есть. Бросьте это дело. Она слышит вас, когда вы произносите её имя. Она ничего не прощает. Никому. Расстояния для неё нет. Остерегайтесь плохо отзываться о ней, если рядом зеркало.

-
— Ты обманул меня, — выражение лица эль-Неренн стало злобным. Хольте хотела пошевелиться, что-нибудь сказать — не могла. Остальные так и беседовали снаружи, не обращая ни на что внимания. — Ты предал меня, Альваин.

-
— Чушь, — комиссар встал. — Многие люди обижали её, если вы об этом. Я несколько раз отправлял её в «зверинец». Сержант, мой помощник, пару раз приложил её дубинкой. Её многие обижали, Альваин, и все они живы.
— Не может быть. Вы с ней знакомы?!
— Я веду её дело. Она свидетель, не обвиняемая. Вот её хотят убить — очень многие.
— Уже началось, — прошептал Альваин. — Если бы вы только видели её… в этом состоянии…
— Видел, — отозвался комиссар. — У меня дома. Она говорила что-то странное во сне, было такое. И ничего страшного. Спасла жизнь человеку.
— Подружиться, — глаза Альваина округлились. — Как я не подумал. Подружиться. Надо было подружиться с ней… чтобы она не подозревала. Чтобы ничего не заподозрила. Она беспомощна, комиссар. Пока в трансе — беспомощна. Запомните это.
— Вы рехнулись, — комиссар встал. — Я должен бы вас арестовать, Альваин, но меня от вас тошнит. Хватит. Заберу эти ваши вырезки — и всё.
— Комиссар, — Альваин понизил голос, заговорил быстро и сбивчиво. — Я никто. Мне никто не поверит. Вам могут поверить. Это — чудовище. Оно, может быть, не тронет вас. Не знаю, почему она вас ещё не убила. Не позволяйте её инициировать. Не позволяйте ей иметь детей. Будут тысячи, миллионы смертей. Я…
Он замолк. Словно его ударили по лицу. Медленно опустил голову. Взглянул на своё отражение в бокале с пивом.
— Отражение. Она слышала, — проговорил он сипло. — Она слышала меня. Каждое слово.
Он совершенно побелел.
— Довольно, Альваин, — комиссар сделал шаг к нему. — Я отведу вас домой. Успокойтесь и выспитесь.
— Нет! — Альваин хотел крикнуть, но вышел хрип. От него пахло страхом — невероятно сильно и отвратительно. — Это заразно, комиссар! Не прикасайтесь ко мне. Вот, возьмите, — он бросил на пол ключ. — Заберите вырезки. В дальней комнате, в шкафу, в углу. Не думайте о ней плохо, комиссар. Не угрожайте ей вслух. Берегитесь зеркал.
— Идите домой, — комиссар отошёл в сторону. Было видно, что ещё чуть-чуть — и Альваин взбесится от страха. — Я позвоню вам позже.
Альваин рассмеялся — звучало это неприятно — кивнул и побрёл наружу. Старательно избегал прикасаться к другим посетителям. Вышел, запрокинул голову — солнце было почти в зените — постоял, закрыв глаза. Ещё раз кивнул и повернул направо, побрёл по тротуару.
Комиссар взял перчатку, осторожно подобрал ключ. Врач окончательно спятил. Или у него с собой несколько ключей от дома? Ладно. Проводить его, забрать вырезки — и возвращаться.
Он едва успел взять ключ, как снаружи послышался визг тормозов, глухой удар, звон стекла и крики.
Тигарр выбежал наружу. Альваин успел отойти всего на десяток шагов. Он лежал, изломанный, в луже крови, у стены здания. Спортивный «Стриж», сбивший его, замер на боку, у тротуара. Водитель упал рядом с бывшей мировой знаменитостью — но был ещё жив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46