Словно смотрит на учёную обезьяну в цирке. Но мальчишке быстро надоедало это занятие — альбиноска не обращала внимания на взгляды, а когда мальчишка чего-нибудь требовал — всякой ерунды, только чтобы заставить служанку подойти к себе — эль-Неренн была неизменно почтительна и спокойна.
Камин на восточной стене был декоративным. На полке выстроилось целое войско — крохотные глиняные воины, среди которых легко узнавались великие полководцы прошлого. Эль-Неренн улыбнулась и, осторожно поднимая фигурки одну за другой, смахивала с них пыль кисточкой. Оставляла их в точности в том же месте и положении.
— Моя непобедимая армия, — прошептала эль-Неренн, улыбнулась глиняному войску и поклонилась так, как должно приветствовать войско. И тут…
…зазвенело в ушах. Из словно забило ватой — собственное дыхание стало неожиданно громким, звуки дома угасли, исчезли. Эль-Неренн опустила взгляд — шнурок, «колокольчик», не светился. Никто не вызывает её.
Нужно было остаться в комнате, подумала эль-Неренн. Оказалось, в правой руке она сжимает глиняного солдата. Чудо, что не разломила фигурку. Вернула статуэтку на место…
…и ноги перестали держать. Успела схватиться за решётку перед очагом. Тут же полегчало. Шум в ушах становился всё громче. Звуки начали отдаваться эхом.
— Приключения, — прошептала эль-Неренн. Голос стал хриплым, неприятным — как тогда, после событий в карцере. Как у…
…Хольте. Такой же голос. С призвуком скрежета.
— Нашла себе приключения, — проговорила эль-Неренн и направилась прочь из гостиной. Ноги едва держали. Короткий путь — через парадную лестницу и вниз, но если заметит теарин , взбучки не миновать. Леронн действительно использовала кнут по назначению — и чаще всего доставалось Мегин и Мейсте. Но если Мегин считала это своего рода игрой, то парень переживал — не потому, что было больно, а потому, что боялся — это читалось в глазах — чего-то ещё.
Длинный путь — через второй западный коридор на втором этаже.
Зеркала. Латунные, по обе стороны. Дюжина зеркал. Едва эль-Неренн поравнялась с первым, как испытала то же чувство, что и во время давешнего сна там, в доме у инспектора. Резь в глазах. Сильное, неприятное внимание оттуда , из глубин зазеркалья.
Она пробежала бы меж зеркал, но ноги едва позволяли плестись. Жгло затылок, глаза горели так, словно в них бросили горсть песка, звуки и запахи накатывали, словно прибой.
Шаги. Идущий был далеко — за поворотом налево — и двигался тихо, но эль-Неренн казалось, что сотня солдат в стальных сапогах идёт строем по стальному же мосту, в нескольких шагах от неё.
Отпустило.
Если бы не дрожь в руках, эль-Неренн сочла бы, что всё прошло. Она направилась вроде бы в свою комнату, но отчего-то пришла на кухню.

-
— Что такое? — Асетт повернула голову. Эль-Неренн вошла, явно не обращая внимания на окружающее. Губы альбиноски подрагивали, верхняя губа открывала кончики клыков. Двигалась эль-Неренн неуверенно, словно ноги плохо слушались. С размаху уселась на стул у входа; сумка соскользнула с её плеча, её содержимое высыпалось на пол. Эль-Неренн не обратила на это внимания.
— Ньер? — Мегин подбежала к ней, присела, взяв эль-Неренн за руки. Осторожно прикоснулась кончиками пальцев к правой щеке девушки. Вгляделась в глаза. Тихо рассмеялась и, подбежав к Асетт, что-то шепнула той на ухо.
— Идём-ка, — Асетт помогла эль-Неренн подняться. — Осторожно, не упади. Мегин, подбери её вещи. Инни, последи за плитой, пока меня не будет.
Вдвоём Асетт и Мегин отвели эль-Неренн к ней в комнату. Обе впервые переступали порог её; эль-Неренн не торопилась приглашать никого, кроме Тимо, к себе — и сама не очень-то стремилась увидеть, как живут остальные. Мегин восхищённо осмотрела книжные полки, и готова была что-то сказать, но Асетт жестом не позволила ей.
— Что со мной? — эль-Неренн не припомнила, чтобы раньше с ней было подобное. Болели все мышцы и суставы, ей было жарко. Произнести три слова оказалось нелёгким трудом — ни губы, ни язык не слушались.
— Что и должно быть, — Мегин осторожно опустила ладони ей на плечи, провела по ключицам, осторожно сжимая пальцы — даже сквозь платье прикосновение отдавалось жаром. — Сейчас выпьешь лекарство и ляжешь спать. — Это было настолько непохоже на обычную Мегин, что эль-Неренн сразу догадалась, о каком «лекарстве» идёт речь.
— Там… в ванной, на полке, — эль-Неренн попыталась махнуть рукой, но не смогла. Но Мегин всё поняла и секунд через десять уже вернулась, с бутылочкой в руке.
Настой действительно оказался горьким. Если бы Асетт не велела запить его обычной водой, пошёл бы обратно.
Асетт и Мегин помогли эль-Неренн снять верхнее платье и туфли, улечься — прямо на покрывало.
Мегин присела у изголовья кровати.
— Приятных снов, — шепнула она, провела ладонью по лицу эль-Неренн. Той показалось, что она тонет в горячем, необычайно приятном на ощупь сиропе. Тонуть было вовсе не страшно. — Отдыхай.
Шаги. Погас свет, дверь комнаты захлопнулась. Сквозь неплотно прикрытые шторы в комнату просачивался лучик лунного света. Эль-Неренн тонула, тонула, тонула… но комната волшебным образом оставалась вокруг неё.

-
Эль-Неренн рывком уселась.
Она летела куда-то, в облаках, где воздух был горячим и легко поддерживал её. Зеркала иногда появлялись, то справа, то слева — но никто не выглядывал из них, не бросал песок в глаза, не причинял боли. Мир был полон тепла и света. Она летела, долго летела…
— Где я? — прошептала эль-Неренн. Тут же поняла, где. Единственным освещением в комнате был всё тот же лучик лунного света — успевший проползти по стене и забраться на книжные полки. Но комната была настолько ярко освещена, что эль-Неренн видела каждый штрих узора на стене, напротив, прекрасно видела заглавие каждой из книг, каждый прутик и изгиб ивового коврика у входа.
Два коврика… один тростниковый, на котором оставляли обувь вошедшие, другой — ивовый, жёсткий — рядом. Предмет не из дешёвых, ива здесь не растёт. Эль-Неренн пыталась узнать, зачем нужен ивовый, но Мегин только расхохоталась, и у других эль-Неренн предпочла не спрашивать.
Эль-Неренн прижала ладони ко лбу. Мысли путаются. Попыталась встать — смогла. Суставы ещё ныли, но в целом она чувствовала себя настолько хорошо, что хотелось петь и плясать. Эль-Неренн засмеялась — звук оказался серебристым, чистым и приятным, никакого хрипа.
Она подошла к зеркалу.
Отражение улыбалось в ответ; иголочки не вонзались в затылок.
— Здравствуй, — эль-Неренн прикоснулась к стеклу ладонью. — Тебе тоже хорошо? Вот так бы всегда…
Отражение полностью согласилось с ней, повторив кивок своей хозяйки и одарив такой же белозубой улыбкой. Ой… а это что?
эль-Неренн придвинулась к зеркалу. Пятнышки. На стекле. Показалось, что на щеке и шее отражения россыпь слабо различимых, тусклых, словно гнилушки, точек. Эль-Неренн повернула голову — пятнышки двигались вместе с отражением.
В замешательстве, эль-Неренн прикоснулась к тому месту, где — чуть ниже подбородка — было одно из самых крупных пятнышек.
Горячо. В месте прикосновения. Рядом — кожа ощутимо прохладнее.
Эль-Неренн засмеялась. Повернулась боком — сеть точек опоясывала шею. Сбросила нижнее платье, тонкую майку — прямо на пол, всё равно всё промокло от пота — повернулась, глядя на свою спину в зеркале.
Сложная паутина точек, все зыбкие, все плывут; одна, чуть левее — или правее? — позвоночника, между лопаток, была крупной и красноватой.
— Я всё вижу, — прошептала эль-Неренн, глядя на саму себя, закутанную в серебристую мантию, в слабое неверное свечение. Наклонила голову. Видно! Затейливая петля, что опоясывала — в зеркале — живот, была видна и на ней самой. Хуже, чем в зеркале, но видна.
Как жарко в комнате!
Эль-Неренн потянулась к полке, где была энциклопедия. Вытащила нужный том. Зрение было необычайно острым. Открыла одну из страниц… там была гравюра, изображающая женщину, завёрнутую в серебристую мантию. Точки на мантии и то, что эль-Неренн видела в зеркале, было очень похоже.
— Я вижу, вижу, вижу, — шептала эль-Неренн, вглядываясь в гравюру. По краям изображения была сложная вязь букв. Старое Ронно. Ей всегда хотелось перевести подобные надписи, но язык она знала плохо — и не у кого учиться.
Буквы дрогнули… эль-Неренн показалось, что они сплавляются, движутся, сами собой становятся буквами знакомого языка. Здешнего языка, нового Ронно.
— «Поймает сетью снов, прикосновенье бури откроет дверь во мглу, где обретёт покой», — продекламировала она. Захлопнула книгу, легко запрыгнула на кровать, с места. Взяла другой том, стихотворения — двуязычное издание. На левых страницах был текст на забытых или древних языках. Эль-Неренн открыла наугад.
— Люди — призраки, как вы медлительны, — шептала она, глядя, как буквы меняются, становясь знакомыми и понятными. — Как по разному безобразны вы… Заточённые в мрачной обители… беспробудно спящего разума…
Справа был перевод. Но он показался куда менее интересным, чем то, что эль-Неренн прочла сама.
Она спрыгнула на пол. Её переполняла сила. Эль-Неренн старалась двигаться осторожно, чтобы ничего не сломать. Подошла к картине — художник изобразил три крупных корабля, потрёпанных штормом — на входе в гавань. Пурпурное небо, сизые и чёрные тучи на горизонте.
— Он был там, — произнесла эль-Неренн, вглядываясь в картину. — Он был там, это точно! На среднем корабле… — она снова засмеялась. Звук смеха понравился ей.
Взглянула на часы. Не прошло и часа, как её уложили здесь… детское время, нет и двенадцати. И всё уже прошло. Точно, изумительное лекарство. Эль-Неренн приоткрыла бутылочку, принюхалась. И пахнет приятно… почему она раньше этого не замечала. Поднесла к губам. Горечь, но особая — ощущался сладковатый привкус. Можно пить. И даже запивать не нужно. Она отпила немного, закрыла бутылочку.
Надо пойти к остальным, рассказать им про картину. Они ведь не знают.

-
Эль-Неренн выглянула в коридор. Вроде бы никого. Тери должна дежурить на входе в женскую половину, но если Тери зачитается — пиши пропало, можно вынести всё, она и не заметит.
Добежать до душевой оказалось легко. Душ был и у неё, но такой крохотный и тесный — на кого рассчитывали, на швабру? Эль-Неренн юркнула в душевую. Никого. Отлично. Пять минут водных процедур — и всё, можно идти к остальным.
Вот странно. Прежде она тратила минут по десять, чтобы облачиться в форму, столько там всего. Теперь — за три минуты получилось. Глянула в зеркало — всё в порядке, ничего не забыла, всё надела правильно. Тимо была бы довольна. Интересная у неё работа, у Тимо — докладывает о звонках, о визитах, проверяет, правильно ли одеты. «Я — вестница», гордо заявила Тимо как-то раз и сильно обиделась, когда эль-Неренн рассмеялась.
Какую шапочку — серо-зелёную, обычную, или красно-чёрную?
А зачем красно-чёрную? Эль-Неренн провела ладонями по шее, поднесла их к лицу. Ничего особенного. Всё кончилось — быстро, как врачи и говорили. Человек «под луной» никогда не чувствует себя таким бодрым, голова никогда не бывает настолько ясной. Надела серо-зелёную и, ещё раз взглянув на картину, выскользнула наружу.
Тери, конечно, читала. Эль-Неренн хотела проскользнуть незаметно — и проскользнула бы, пара пустяков — но решила задержаться. Прислонилась к косяку, глядя в сторону. Тери читала, и книга, должно быть, была интересной — «огонёк» никогда не умела скрывать эмоции.
— Ой! — Тери чуть не подпрыгнула. — Ньер! Почему ты… зачем вышла? Не спится?
Эль-Неренн присела, пристально глядя на рыжеволосую. Тери отчего-то покраснела, хотя читать на посту не запрещалось — если ничего не пропускаешь. Вижу, поняла эль-Неренн. Вижу. Не так ясно, как на себе самой… видна была та же сеть слабо светящихся точек — только располагались они немного не так, как у самой эль-Неренн. Те, что опоясывали шею, казались дорогим и диковинным ожерельем. И — эмоции. Эль-Неренн сразу осознала, что Тери напугана, ощущает вину, что ей недавно было очень, очень хорошо, что она сидит здесь недавно, что…
Запахи. Они тоже ощущались раздельно и чётко. Ага… ясно, почему тебе было так хорошо. Печенье. Пирожные. Тери — сладкоежка… на посту строго запрещается есть и пить, но Тери не смогла удержаться.
— Пирожные? — прошептала эль-Неренн, придвигаясь ближе. Тери кивнула с несчастным видом. На предыдущих выходных ей не позволили взять отпуск — в наказание и Тери очень рассчитывала на ближайшие выходные. Точнее, уже не рассчитывала, судя по тому, что чуяла эль-Неренн.
— Вкусные? — эль-Неренн придвинулась почти вплотную… что-то ещё… что-то ещё ты делала в нарушение правил.
Тери кивнула вновь, покраснела, как помидор.
Эль-Неренн рассмеялась (Тери вздрогнула), выпрямилась.
— Я не скажу, — пообещала она. — Но крошки лучше убрать.
Тери энергично кивнула несколько раз, улыбнулась… спрятала лицо в ладонях. Смущается легче, чем Тимо.

-
В общем зале были Риккен, Мегин, Асетт и… Мейсте. Парень сидел на мужской половине (он единственный никогда не решался перейти на другую, хотя особых запретов, кроме взгляда Леронн, не было) и издалека смотрел, как Риккен собирает головоломку. Ему, похоже, очень хотелось подойти поближе, но он не решался.
Изобилие ощущений вынудило эль-Неренн остановиться на пороге. Картины на стенах… барельеф на стене над камином… узор на полу, расположение мебели. Во всём этом ощущался явный, но невидимый ранее смысл. Эль-Неренн рассмеялась. Новым, «серебристым» смехом. Мейсте вздрогнул и едва не упал со стула, Риккен уронила пригоршню кусочков головоломки, а Асетт едва не упустила небольшой серебряный бокал, который протирала мягкой тряпкой.
Мегин подбежала к вошедшей.
— Ты что, подруга? — прошептала она в недоумении. — Куда тебя понесло? Идём, помогу тебе… — она взяла эль-Неренн за рукав, Замерла. Всмотрелась в глаза альбиноски. Придвинулась ближе, медленно приоткрыла рот. Эль-Неренн чуть не рассмеялась вновь. Использовать «верхнее чутьё» считалось — при людях — дурным тоном, но Мегин и здесь делала, что хотела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46