Подтянув ее к себе и взяв на руки, Джослин почувствовал, как холодна ее кожа. Он осторожно убрал волосы с безжизненного лица.
— Эта чертова сука вздумала сопротивляться мне, — заявил Эдмунд, остановившись рядом с Джослином и глядя на свою любовницу. — Сказала, что лучше умрет, чем снова ляжет со мной в постель. — Он усмехнулся. — В общем-то, я дал ей то, что она хотела. — Он одним глотком выпил остатки вина и вновь наполнил кубок. Джослин не решился поднять на него глаза. Его руки, скрытые телом девушки, сжались в кулаки. — Вот! — произнес Эдмунд, швырнув Джослину кожаный, мешок. — Я хочу, чтобы ты избавился от нее. Привяжи пару камней и брось ее в реку. Только позаботься, чтобы никто не узнал о том, что случилось здесь сегодня ночью. А то могут возникнуть кое-какие проблемы. Я скажу, что она вернулась в семью. — Он отхлебнул из кубка. — Проклятая мерзавка. Она не стоила тех денег, которые я потратил на то, чтобы одеть ее. Только тумаками я мог добиться от нее хоть какой-то реакции. Все остальное время она лежала подо мной как бревно.
— Тогда почему вы держали ее при себе? — тихо спросил Джослин и снял свой плащ, чтобы завернуть в него тело девушки.
— Все из-за ее чертовых глаз. В жизни не встречал ничего более красивого. Даже видел их во сне. Я приставил ее к своей жене, чтобы она докладывала мне, куда та ходит, но девчонка оказалась плохой шпионкой. Никогда ничего мне не рассказывала. — Он хихикнул. — Думаю, Элис била ее, чтобы быть уверенной, что она не донесет на нее. Итак, — заключил Эдмунд, отвернувшись от Джослина, — тебе уже заплатили. Унеси ее. Можешь сделать с телом что захочешь.
— Священник…
— Этот пустомеля? — расхохотался Эдмунд. — Даже сам архангел Гавриил не смог бы разбудить старика после того, как тот принял свою вечернюю кружку зля. Если хочешь, прочитай над ней молитву сам — но чтоб больше никого! Ты понял? — Он был вынужден довольствоваться кивком Джослина. — А теперь убирайся. Мне надоело смотреть на ее уродливое лицо. — Джослин, который продолжал молчать и ни разу не взглянул на Эдмунда, поудобнее перехватил Констанцию. — Эй, парень, — удивленно воскликнул Эдмунд, — ты забыл золото. — Он бросил мешочек на живот трупа.
Джослин едва удержался, чтобы не поднять глаза. Если бы граф увидел горевшую в них ненависть, Джослин не дожил бы до утра и тогда не смог бы сбежать. Не промолвив ни слова, он вышел из комнаты и, спустившись по лестнице, вышел в звездную ночь.
Жена конюха, толстая, беззубая старуха, к которой Джослин относился с исключительным почтением и даже любовью, пустила его жить в крохотную комнатушку, расположенную над стойлами и окруженную сеновалами. Там было тепло, тихо и уединенно — мало кто знал о существовании этого помещения. Джослин решил отнести тело Констанции к себе, обмыть его и подготовить к погребению. Завтра он вынесет ее из замка и похоронит в соответствии с христианским обрядом. Ему, конечно, не удастся положить ее тело в освященную землю на церковном дворе, зато она будет лежать в чистой и свободной земле, не оскверненной зловонием замка Чатворт.
Добраться до его комнатки можно было только поднявшись по лестнице, приставленной к внешней стене конюшни. Осторожно перекинув Констанцию через плечо, Джослин поставил ногу на первую ступеньку.
Оказавшись наверху, он опустил тело девушки на мягкое сено и зажег свечу. Когда она лежала в комнате Эдмунда, ее вид шокировал его, теперь же он пришел в ужас. Джослин намочил в ведре тряпку и принялся смывать с ее лица запекшуюся Кровь. Он даже не почувствовал, что на его глаза навернулись слезы, когда дотронулся до огромной опухоли. Взяв нож, он срезал остатки одежды и стал протирать ее тело.
— Такая юная, — прошептал он, — и такая красивая.
Она действительно была очаровательна, во всяком случае раньше, но даже сейчас, после смерти, ее тело сохраняло свою стройность и упругость, несмотря на то что из-за страшной худобы сквозь кожу выпирали ребра.
— Пожалуйста. — Это слово было произнесено так тихо, что Джослин едва расслышал. Он повернулся и увидел, что глаза девушки открыты, — вернее, один глаз, потому что второй опух. — Воды, — произнесла она разбитыми губами.
Первые несколько мгновений он недоверчиво таращился на девушку, потом радостно улыбнулся.
— Жива, — проговорил он. — Жива. — Он поспешно налил разбавленного водой вина, подложил руку под голову Констанции и поднес к ее губам кружку. — Медленно, — сказал он, продолжая улыбаться, — Не торопись.
Сделав глоток и поморщившись от боли, Констанция откинулась на его руку, и он увидел, что ее шея покрыта страшными синяками. Джослин погладил ее по плечу и обратил внимание, как холодно ее тело. Какой же он был дурак, что поверил Эдмунду, будто она мертва! Она просто замерзла. Вот почему ему показалось, что она уже начала остывать. Констанция лежала на единственном имевшемся у Джослина одеяле, и он, не найдя другого способа согреть ее, лег рядом с ней и, притянув к себе, накрыл их обоих одеялом. Никогда еще ему не приходилось рядом с женщиной испытывать то чувство, что владело им сейчас.
Было уже поздно, когда Джослин проснулся.
Девушка, свернувшись калачиком, спала рядом. Она заворочалась, и ее лицо исказила гримаса боли. Джослин отодвинулся и положил прохладное влажное полотенце ей на лоб, горячая кожа которого уже свидетельствовала о начале лихорадки.
Свет дня заставил Джослина здраво оценить ситуацию. Что ему делать с девушкой? Ведь он не может открыть, что она жива. Эдмунд опять заберет ее себе, как только она поправится. Маловероятно, что она переживет еще одну подобную пытку. Если ее не убьет Эдмунд, то прикончит Элис — это не вызывало у Джослина ни малейшего сомнения. Он новыми глазами обвел комнату. Он живет здесь один, сюда не долетает царящий во дворе гвалт, да и взобраться по лестнице не так-то просто. Если повезет и он проявит достаточно осторожности, то можно будет продержать ее здесь, пока она не выздоровеет. Но даже если ему это и удастся, что будет дальше, с беспокойством подумал он.
Джослин приподнял ее голову и дал вина, но она с трудом сделала маленький глоток.
— Джое! — раздался снизу женский голос.
— Черт! — выругался он, впервые в жизни высказав недовольство тем, что женщины уделяют ему слишком много внимания.
— Джое, мы знаем, что ты там. Если ты не спустишься, мы поднимемся сами.
Он прошел по узкому проходу, оставленному между тюками с сеном, выглянул в дверь и с улыбкой взглянул на Бланш и Гледис.
— Прекрасное утро, не правда ли? И что же вы, две очаровательные дамы, хотите от меня? Гледис хихикнула.
— Нам что, кричать на весь двор, чтобы все услышали?
Джослин опять улыбнулся и, бросив последний взгляд через плечо, спустился вниз. Он общи обеих девушек за плечи.
— Полагаю, мы могли бы поговорить с кухаркой. Я чувствую, что умираю от голода.
Следующие четыре дня превратились для Джослина в настоящий ад. У него никогда не было секретов, поэтому постоянная необходимость находить какие-нибудь предлоги и отговорки надоела ему до крайности. Если бы не жена конюха, все его усилия потерпели бы полный крах, — Я не знаю, что ты прячешь наверху, — как-то сказала она, — но я прожила достаточно долгую жизнь, чтобы больше ничему не удивляться. — Она повернулась к Джослину, и в ее взгляде ясно читалось восхищение красотой юноши, — Думаю, моя догадка верна — это женщина. — Выражение его лица заставило ее рассмеяться. — О да, это точно. Теперь я буду искать причину, почему ее надо прятать. — Джослин собрался что-то сказать, но она взмахом руки остановила его. — Нет, ничего не объясняй. На свете нет человека, который любил бы тайны больше, чем я. Дай мне самой решить эту загадку, и я помогу тебе держать других девок подальше от твоей комнаты, хотя это будет не так-то легко, если вспомнить, сколько их. Придется засунуть тебя в банку и замариновать. Тебя надо сохранить — в этом я не сомневаюсь. Даже трое мужиков не в состоянии доставить такому количеству девушек столько удовольствия, сколько ты.
Ее слова вызвали у Джослина раздражение, и он отвернулся. Он очень тревожился за Констанцию, и все вокруг уже стали замечать его беспокойство. Все, за исключением Элис. Она требовала от него все больше и больше, постоянно вызывая его к себе и заставляя по вечерам играть ей или ночами ублажать ее в постели, где она отдавалась своей неистовой страсти, чем страшно выматывала Джослина. И он постоянно вынужден был выслушивать ее излияния о том, как она ненавидит Джудит Риведун, как собирается отправиться к королю Генриху VII и как вернет себе Гевина Монтгомери.
Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никто не следит за ним, Джослин поднялся в свою комнату. Впервые за последние дни Констанция не спала. Она сидела, прикрыв одеялом обнаженное тело. За то время, что она находилась в лихорадке и Джослин ухаживал за ней, он успел изучить ее тело, как свое собственное. Ему даже в голову не приходило, что он для нее совершенно чужой человек.
— Констанция! — радостно воскликнул он, не замечая ее страха, и опустился рядом с ней на колени. — Как приятно опять видеть твои глаза. — Он взял в ладони ее лицо и осмотрел синяки и царапины, которые благодаря ее молодому организму и заботе Джослина заживали очень быстро. Он попытался стянуть с нее одеяло, чтобы взглянуть на остальные раны.
— Нет, — прошептала она, ухватившись за одеяло. Он удивленно уставился на нее. — Кто ты? — О дорогая, не бойся меня. Я — Джослин Дэинг. Мы виделись с тобой в спальне леди Элис.
Разве ты не помнишь? — При упоминании имени Элис глаза девушки заметались по комнате. Джослин притянул ее к себе — ведь она, даже не подозревая об этом, провела на его груди так много времени. Констанция попыталась высвободиться, но оказалось, что она еще слишком слаба. — Теперь все позади. Ты в безопасности. Ты здесь, со мной, и я никому не позволю сделать тебе больно.
— Лорд Эдмунд… — прошептала она ему в плечо.
— Нет, он не знает, что ты здесь. Об этом не знает никто, кроме меня. Я никому не рассказывал о тебе. Он думает, что ты умерла.
— Умерла? Но…
— Тихо. — Джослин погладил ее по голове. — Позже у нас будет время поговорить. Сначала тебе надо выздороветь. Я принес тебе чечевичной похлебки с морковью. Ты можешь жевать? — Джослин грудью почувствовал, как она кивнула. Напряжение, сковывавшее ее тело, немного спало. Он отстранил ее на расстояние вытянутой руки. — Ты можешь сидеть?
Констанция опять кивнула, и он улыбнулся, как будто она только что совершила подвиг.
Джослин уже успел овладеть искусством тайком проносить горшочки с горячей пищей в свою каморку. Казалось, никто не видел ничего странного в том, что его лютня перекинута через плечо, а чехол от инструмента он несет в руках. Каждую ночь Джослин собирал в чехол горшочки с едой, которая, как он надеялся, будет достаточно питательной для охваченной лихорадкой Констанции.
Он взял горшочек и принялся, как ребенка, кормить девушку. Она хотела взять у него ложку, но так ослабела, что не смогла удержать ее. Съев всю похлебку, Констанция в изнеможении прикрыла глаза и внезапно стала заваливаться на бок. Она упала бы, если бы Джослин вовремя не подхватил ее. Не обращая внимания на ее слабые протесты, он усадил ее на колени, и девушка, ощутив себя защищенной, погрузилась в сон.
Когда Констанция проснулась, она была одна. Прошло несколько мгновений, прежде чем она вспомнила, где находится. Не может быть, чтобы юноша с густыми ресницами, ласково шептавший ей о чем-то, существовал на самом деле. Реальностью были пальцы Эдмунда Чатворта, сжавшие ее горло, руки Элис, накручивавшие ее волосы и тянущие ее вниз, — все, что причиняло боль.
Пару часов спустя вернулся Джослин. Он прижал к себе Констанцию, и они оба уютно устроились под плащом. Юноша не замечал, как летело время. Впервые в жизни им руководило не желание обладать женщиной. Полная зависимость Констанции от него вызвала у него неведомое чувство — это было зарождение любви. Та любовь, которую он когда-либо испытывал ко всем женщинам, сконцентрировалась и превратилась во всепоглощающую и сжигающую страсть.
Но Джослин не был свободен. Среди окружавших его людей были те, кто следил за ним.
Глава 14
Длинный кожаный кнут со свистом рассекал воздух и опускался на спину мужчины, оставляя на ней ярко-красные рубцы. При каждом ударе мужчина громко вскрикивал и принимался неистово дергать руками, стараясь выпутать их из сыромятных ремней, удерживавших его на столбе.
Джон Бассетт взглянул на Гевина, и тот коротко кивнул. Ему было тошно смотреть, как наказывают мужчину, еще больше страданий доставляли ему жалостные вопли бедняги.
Джон Бассетт обрезал ремни, и мужчина рухнул на траву. Никто не шевельнулся, чтобы помочь ему.
— Так и оставить его? — спросил Джон. Гевин бросил взгляд на замок, который отделяла от него узкая поляна. Целых две недели ушло на то, чтобы разыскать Уолтера Демари. Казалось, этот негодяй больше заинтересован в продолжении игры в кошки-мышки, чем в том, чтобы получить желаемое. Всю последнюю неделю Гевин, расположившийся лагерем под стенами замка, посвятил разработке плана нападения. Он ходил к стенам и, обращаясь к стражникам у ворот, посылал вызов, но на его слова не обращали внимания. Однако пока Гевин возился с картелями, четверо его рыцарей тихо рыли подкоп под древние стены. Но фундамент оказался глубоким и широким. По всей видимости, на прорыв уйдет слишком много времени. Гевин боялся, что Демари устанет ждать, когда его противник сдастся, и убьет Элен.
И в довершение ко всему — как будто у него было мало проблем — один из его людей, вот это стонущее создание у его ног, решил, что раз он является рыцарем Монтгомери, то близок к Господу. Под покровом ночи Хамфри Боугам отправился в ближайший город, изнасиловал четырнадцатилетнюю дочь купца и преисполненный торжества вернулся в лагерь. Ярость лорда Гевина, узнавшего о случившемся от несчастного отца, удивила дружинника.
— Меня не интересует, что ты сделаешь с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50