https://wodolei.ru/catalog/mebel/komplekty/Godi/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


– Стой! – резко командовал я. – Всем наружу, на опушку. Там – продолжить. За старшего – Тейн Рамиллу.
Одни Боги знают, что способен сказать или сделать обезумевший Нену – но я не собираюсь позволять ему сделать это прилюдно.
Быстро и бесшумно ученики ринулись вон из зала.
– Бараны! – мучительно взревел Сахаи. Его крик настиг учеников уже в дверях – но ни один не обернулся.
– Бараны! – заорал вослед сотоварищам Сахаи. – Стадо! Какого козла впереди поставят, за таким и пойдете! Бараны! Стадо! – И, свистящим басом, неожиданным после обычного юношеского баритона. – С-сволочи…
Вот как. О козлах у нас, значит, речь пойдет. Ну что ж, Сахаи Нену, поговорим о козлах. И поговорим, и послушаем. Все, как ты хочешь. Тебе, старшему сыну богатого овцевода, получше моего известно, как надо управлять стадом… вот я тебя и послушаю.
– Сволочи, предатели, сволочи… – сыпалось из уст Нену почти скороговоркой, – стадо проклятое…
Он наконец-то развернулся ко мне лицом, глядя на меня в упор… нет, не на меня – сквозь меня! Кто знает, что за гнев застил ему глаза, но меня он как бы и не вполне видел, в этом я был готов поклясться. Зато я так и вцепился в него взглядом – бросится? нет?
Не бросится. Просто не сможет. И то чудо, что он может хотя бы стоять. Корсет из боевых мышц – хорошая штука… если они действуют слаженно. А вот если они взбесились, и каждый мускул выплясывет свой безумный танец, тесня и перехлестывая другие, покуда все они не замрут в неестественной напряженной неподвижности… а тогда человек, бывает, что и сознание теряет – как часовые в почетном карауле падают иногда в обморок от вынужденной обездвиженности пополам с напряжением.
– Это все он… – бормотал Нену, – это из-за него…
Интересно, какой “он” имеется в виду? Если мастер Дайр – а по всему видать, так оно и есть – то я не согласен. Вовсе даже не он и не из-за него.
– Почему он меня не убил? Почему? Как он посмел… он должен был меня убить… должен…
И опять ты неправ, Сахаи Нену. Ясно теперь, чего ты добивался… но ты неправ.
– … должен был… он бы меня убил, и все бы стало по прежнему…
Вот уж нет!
– … а он не убил меня… мастер Дайр убил бы, а он – нет… не посмел… не смог… я его защиту с легкостью прошел, а он – ничего… ничего… почему он позволил…
А вот это верно подмечено. Защиту мастера Дайра Нену еще никогда не пробивал… а вот через защиту младшего ученика Дайра Тоари прошел легко… почему?
– по лицу… прямо по роже мерзавцу этому… как он мог нас бросить, как он мог… мастер Дайр нас бы не бросил, а он…
Меня мороз продрал по коже. Это минутное помрачение рассудка – или Сахаи Нену спятил всерьез и надолго? Он что же думает – что мастер Дайр… и не мастер Дайр вовсе? А кто? Приблуда захожий? Мастера Дайра убил, славу его воинскую себе присвоил – и концы в воду?
– … бросил нас… младшим учеником стал… Дайр Тоари – а мы тогда кто получаемся, если он младший ученик? Кто? Всех нас… всех… а этим баранам наплевать, и ему наплевать, на всех нас наплевать, кроме подзаборника своего…
О-ох… совсем Сахаи из ума вышел. В свое время за “подзаборника” был он мною, еще тощим и неопытным, бит так, что аж звенело. С тех пор при мне он слов таких не повторял. Если он и об этом забыл…
– Уж если ему на нас плевать… если на школу плевать… нашел кому нас оставить… щенку помойному…
Добро пожаловать! Вот мы и добрались до твоей обиды, Сахаи Нену. Гнев свой ты излил, боль свою высказал – а теперь настал черед твоей обиды. Вот она, сердечная. Не захотел мастер Дайр назвать своим преемником кого-нибудь из добропорядочных старших учеников… например, Сахаи Нену. А назначил он себе в замену помойного щенка и подзаборника Кинтара. Соперника давнего и ненавистного.
Ладно же, Сахаи. Сам напросился.
– Я так понимаю, тебя не устраивает мастер Дайр Кинтар? – Губы мои сами собой разошлись в улыбке. – Ты считаешь, что был бы лучшим Наставником? На мое место ладишь?
Я был не вполне справедлив – все-таки Нену не столько ненавидел меня, сколько страстно желал, чтобы все стало по прежнему. Жизни своей не пожалел. Вот, мол, разгневается мастер Дайр, убьет Сахаи Нену за неслыханную дерзость на месте – и исчезнет навсегда младший ученик дайр Тоари, как дурной сон. А мастер Дайр прогонит выскочку Кинтара взашей, и снова станет во главе школы… и все будет, как было. Но мастер Дайр отчего-то отказался воскресать, жертва не принята… и вот тут-то обида и взяла верх над болью. Мастер Дайр забыт – или почти забыт – а вся ненависть Сахаи жаждет излиться на проклятого Кинтара.
– Полагаешь, ты бы справился лучше? – осведомился я.
Вот теперь он меня увидел! Увидел – и замер, не зная, что ответить. Он знал, что не смог бы справиться лучше – хотя бы уже потому, что справиться с тем, что обрушилось на нас, и вообще невозможно – и честность не позволяла ему солгать. Но та же самая честность не позволяла ему предать свою обиду.
– Да, – выдохнул он.
Не знаю и, наверное, не узнаю никогда, был ли я честен в этот миг или лукавил – нет, не перед Сахаи. Перед самим собой.
Я снял головную повязку мастера, подошел к Сахаи, обвел влажным от моего пота лоскутом материи его лоб, затянул узел на затылке, отошел на шаг и поклонился.
Я даже сказать ничего не успел. Взгляд Сахаи из ненавидящего сделался изумленным и… да, измученным. А потом молча, без единого слова, Нену рухнул в обморок – как часовой в почетном карауле – и я едва успел подхватить его, чтоб он не разбил себе голову.
Я уложил Сахаи поудобнее, нагнулся, похлопал его по щекам. Еще раз, сильнее.
Сахаи застонал и открыл глаза. Теперь в них не было ни ненависти, ни изумления. В его взгляде робко дрожала мольба.
Прости, Нену. Я просто не знаю, как иначе я мог бы помочь тебе очнуться. Разве только исполнить твое желание… столкнуть тебя с ним лицом к лицу, глаза в глаза… чтобы ты въяве увидел – чего ты желаешь.
– Понял? – ровным голосом осведомился я.
– П-понял, мастер, – сиплым ломаным шепотом ответил Нену.
Я протянул руку ладонью вверх. Сахаи трясущимися пальцами стащил кое-как повязку со своей головы и положил ее в мою ладонь. Я отряхнул повязку, расправил ее и надел – по-прежнему молча.
Сахаи глаз от меня не отрывал.
– Кинт… – внезапно произнес он почти умоляюще. – Кинт… это ужасно… то, что с тобой мастер Дайр сделал, я не понимал… это ведь ужасно.
Кинт, значит. Вообще-то те, кто смел называть меня Кинт, перестали это делать на третий же день моего пребывания в школе. Самые упертые – на пятый. Эта кликуха, это имя было моим единственным имуществом, и я никому не позволял отнимать часть его. Сахаи так даже и не пробовал так меня называть… а теперь вот назвал.
– Кинт, я никогда больше, никогда…
Хорошо ему. Он никогда больше… а я вот и теперь, и всегда, и когда угодно.
– Мастер…
– Старший ученик Сахаи Нену, – вздохнул я. – Отправляйся и… и… постарайся отлежаться, что ли. Я распоряжусь, чтобы обед тебе принесли.
– Да, мастер, – почти беззвучно, еле шевеля губами вымолвил Нену.
Я стоял в дверях зала и смотрел ему вслед. Нену плелся медленно, едва ли не через силу… эк же его, беднягу, за живое задело. Голова кружится, ноги не держат… нельзя его оставлять надолго без пригляду и дружеского сочувствия. Неназойливого и разумного.
Кому препоручить эту наитруднейшую задачу – причем прямо сейчас – у меня и вопроса не было. Конечно, на тренировку я услал всех без изъятия… но я не я буду, если Тхиа не утянется с тренировки под совершенно благовидным предлогом, только бы оказаться тогда и там, где он, по его разумению, нужен больше всего.
Что ж, и вправду нужен.
А я – по прежнему я. Потому что вот и Тхиа – шествует, чуть приволакивая ногу. Довольный-предовольный.
– Я ногу подвернул, – сообщил он мне замечательно невинным тоном.
Ясное дело. Чтобы без него да хоть одно происшествие обошлось…
– Давно? – сухо поинтересовался я.
– А вот сразу, как из зала вышли, – охотно сообщил Тхиа с прежней невинной безмятежностью во взоре.
Ну еще бы. Чтобы Тхиа да пропустил самое интересное…
– Значит, объяснять тебе ничего не надо, – заключил я, примирясь с неизбежным.
– Было бы что объяснять, – заметил Тхиа. – Мастер Дайр за такие дела едва тебе кости не переломал – а мастеру Дайру Кинтару и рукоприкладствовать нужды нет. От тебя и без мордобоя замертво падают.
– Вот только душа – не спина, ее бальзамом не смажешь, – вздохнул я. – И зелья для подобных ран у тебя нет.
– Представь себе – есть, – невозмутимо возразил Тхиа. – Язык у меня ядовитый, ты же сам говорил. А ядами и не такие язвы лечат. Даже застарелые.
– Ох, Тхиа, – усмехнулся я. – И всюду-то тебе пролезть надо, и во всем поучаствовать, и везде присутствовать, и про все знать!
– Конечно, – подтвердил Тхиа.
– И про ночные бдения ученика Дайра Тоари? – наудачу брякнул я.
– Конечно, – столь же невозмутимо подтвердил Тхиа.
Вот оно, значит, как…
– Слушай, – медленно выговорил я, – если ты там был… если видел… чем, скажи на милость, он занимается? Мне чем такое понять, проще рехнуться. Это не просто тренировка – уж столько-то я понимаю… но что это? Что он делает?
Тхиа помолчал немного.
– По-моему, – сказал Майон тихо и очень серьезно, – он изо всех сил старается что-то забыть.
* * *
То, что сказал Майон Тхиа, звучало полнейшей несуразицей. И все же я чувствовал… да что там – я попросту знал, что он прав. А вот чего я не знал тогда – это что именно Дайр Тоари хочет забыть. Тогда я и не понял, хотя голову ломал долго. А ведь мог бы и сообразить. Загадка на самом-то деле не из сложных. Вот только я пытался найти ответ в невесть каких душевных дебрях и глубинах – а ответ лежал на поверхности.
Дайр Тоари отправлял в забвение мастера Дайра, многоопытного бойца и великого воина. Потому что именно великий воин мастер Дайр привел школу на грань гибели. Далеко ли нам было до банды убийц? Может, один только шаг. До чего же, наверное жутко – лепить, прижмурив глаза от удовольствия ощущать под руками вязкую податливость глины… а потом в один прекрасный день открыть глаза и посмотреть на ужас, сотворенный тобою. Увидеть дело рук своих.
Не воинам быть учителями… но кроме воинов, да притом одиночек, никого от школы не осталось. Бывает, и в руках потомственного учителя школа умирает. Бывает, что и бесславно, и мучительно, в долгой безобразной агонии. Но тот вид гибели, что ожидал нас, мог сам того не ведая избрать только воин.
А значит, пора ему покинуть тело и разум Дайра Тоари.
Изгнание совершалось еженощно. Дайр Тоари начинал свой путь бойца заново. С самых первых дней. С самых простых, изначальных движений. Не так, как привык их исполнять воин – но так, как делает их ученик.
Всего этого я, понятное дело, тогда не знал. А еще я не знал, что Дайр Тоари по ночам не только забывает, но и вспоминает. Вспоминает то, что давно позабыл воин Дайр – но отлично помнил когда-то новичок Тоари. То, на что он по молодости лет и внимания не обратил, потому что оно разумелось само собой – а теперь все прежние учителя мертвы, и напомнить о позабытом стало некому. Значит, самому надо вспоминать. Выхода другого нет.
И мастер Дайр вспоминал то, что знал учеником. А еще – то, что знал прежде, чем стать учеником. То, что привело его в школу. То, о чем он байки рассказывал с подначки Тхиа. Слушал я эти байки хоть и с интересом – а задуматься, к чему они, труда себе не дал.
И зря. Может, тогда я раньше бы приметил и разгадал, что творится с Дайром Тоари. И день, когда он сможет забыть и вспомнить полностью, не застал бы меня врасплох – я ждал бы его заранее.
* * *
Впрочем, мне так и так следовало заметить, что происходит прямо у меня на глазах. Беда в том, что слишком уж я был поглощен собой. Впервые в жизни мне было настолько одиноко.
Странное дело. В бытность свою учеником я был букой и нелюдимом. Ни с кем из благополучных деток, окружавших меня, дружбы заводить мне не хотелось – а они так и вовсе меня избегали. Когда я стал старшим учеником, держался я если и не вызывающе, то уж отчужденно – наверняка. И каморка у меня была своя. Один я был, один… и не могу сказать, что особенно этим тяготился. А теперь я день-деньской на людях. И не в пример прежним временам, когда я мог с утра до вечера хорошо если парой фраз с другими учениками перекинуться, мне не отмолчаться нипочем. “Да, мастер”… “а как это делается, мастер?”… “нет, мастер”… и ни минуточки, кроме как по ночам, я не бываю один.
Но никогда еще мне не было так одиноко.
Разве только Нену иной раз именовал меня Кинт – случалось ему оговориться к тайной моей радости – да Тхиа не честил меня мастером хотя бы с глазу на глаз. Вот только времени на приватные беседы, в том числе и с Тхиа, у меня не было. Редкие минуты отдыха между общей тренировкой и отдельными мне удавалось провести в разговорах с Тейном или Тхиа.
Тейну я и словом не обмолвился о том, каким странным и мучительным показалось мне мое внезапное одиночество. А с Тхиа, каюсь, я поделился горечью моих сомнений и попросил совета. И получил… то, что только и можно получить от Тхиа.
– А чего ты ожидал? – осведомился он. – Нормальный удел всех королей. Иначе и не бывает.
– Каких королей? – признаться, я даже малость опешил.
– Которые корону носят, – хладнокровно пояснил Тхиа. – Вот ты себе представь: сидит в пещере злобный дракон…
– При чем тут дракон? – окончательно растерялся я.
– При королях, – безмятежно ответствовал Тхиа. – Значит, сидит в пещере злобный дракон. И запугивает всю округу. Скотину у крестьян задаром отбирает. У купцов проезжих – золотишко. Девственниц всяких жрет…
Я приподнял бровь и выразительно скосил на Тхиа глаза. Прямота, конечно, прямотой, но отпрыску знатного рода следует выражаться соответственно.
– Кушает, – кротко исправился Тхиа. – Кушает он девственниц. И… и не только… э-э… кушает.
Тьфу, проваль – уж лучше бы сказал попросту, что дракон с девственницами делает кроме того, что… э-э… кушает. Пусть даже и в непристойных выражениях. Окольные высказывания звучат почему-то куда неприличнее самой откровенной ругани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58


А-П

П-Я