https://wodolei.ru/catalog/akrilovye_vanny/Riho/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


«Цель организации заключается в обслуживании интересов её участников при одновременном удовлетворении потребностей внешней среды». Конкурентоспособность, следовательно, зависит от того, насколько полно, в краткосрочной и в долгосрочной перспективе, цель организации реализована в обеих своих составляющих. Власть общины, организованная соответствующим образом, способна оптимально соотносить интересы каждого работника-акционера с ресурсными возможностями корпорации, однако поскольку эти ресурсные возможности опосредованы историческим развитием и всегда будут ограничены, община неспособна соизмерить потенциал каждого отдельного работника с неограниченными внеисторическими потребностями внешней среды. Система потребностей внешней среды, занимающая в триаде Гегеля место «Всеобщего», функционирует как целое на основе своей собственной логики более высокого (наивысшего) порядка. В этой логике Гегель усматривал «хитрость разума», не подвластную до конца никому из индивидов (вне зависимости от того выступают они как отдельные предприниматели, или как предприниматели, объединившиеся в сколь угодно крупную и слаженную трудовую общность). Индивид может лишь бесконечно приближаться к этой разумной «хитрости» да и то лишь в том случае если следовать верному направлению ему помогает «общность» как «особенный» нравственный поводырь.
Выступая надёжным «особенным» проводником той части интересов, которая отражает наиболее прогрессивное соотношение уровня развития общекорпоративных производительных сил и уровня развития внутрикорпоративных производственных отношений, община работников-акционеров не может гарантировать, что структура и динамика этих интересов будет совпадать со структурой и динамикой интересов мирового потребителя. Даже если контролируемое общиной руководство корпорации достигнет компетенции, позволяющей в ходе рыночной сегментации постоянно отслеживать «группу потребителей, для которых требуемые свойства продукта наилучшим образом соответствуют потенциальным возможностям организации», выявленная группа может оказаться недостаточно многочисленной или недостаточно платёжеспособной для того, чтобы обеспечить приемлемый, с точки зрения рентабельности, уровень спроса на производимые корпорацией товары и услуги.
Наивысший прогресс, достигнутый отдельным предпринимателем или предпринимательской корпорацией в своём развитии, может найти отклик лишь в том обществе, которое достигло соответствующе высокого уровня развития. Можно сказать, что сильная корпорация побеждает слабую корпорацию лишь в сильном обществе. Общество же, по словам академика В.И. Вернадского, «тем сильнее, чем оно более сознательно, чем более в нём места сознательной работе по сравнению с другим обществом. Всякий его поступок тем более правилен, т. е. находится в гармонии с «общим благом», с «maximum'oм доступного нашей эпохе напряжения сознания в мировой жизни», чем ярче он является результатом работы числа людей, могущих мыслить».
То, что предприниматели открывают новые, инновационные, технологические возможности, само по себе никак не влияет на уровень общественного прогресса, поскольку реализация этих возможностей зависит от того, насколько «правилен» выбор имитатора. Наиболее благоприятные условия для коммерчески успешного сбыта самой прогрессивной продукции, производство которой «наилучшим образом соответствует потенциальным возможностям организации», возникают тогда, когда решения о покупке продукции принимаются «на основании правильно составленного мнения лучших людей», а не на «основании мнения случайного характера людей случайных».
В.И. Вернадский верил в возможность построения «сильного» общества, в котором созидательные возможности каждого индивида будут востребованы максимально, массово. Научные знания в таком обществе охватят массы и превратят их из «орудия привольной жизни стоящих у кормила правления» в орудие, обеспечивающее «максимум напряжения сознания в мировой жизни». Основания для такой веры он усматривал в закономерном, природно-стихийном процессе полного заселения биосферы человеком и осуществляющимся «под влиянием научной мысли и человеческого труда» переходе биосферы в новое состояние - в ноосферу. «Этот процесс - полного заселения биосферы человеком - обусловлен ходом истории научной мысли, неразрывно связан со скоростью сношений, с успехами техники передвижения, с возможностью мгновенной передачи мысли, её одновременного обсуждения всюду на планете. Борьба, которая идёт с этим основным историческим течением, заставляет и идейных противников фактически ему подчиняться. Государственные образования, идейно не признающие равенства и единства всех людей, пытаются, не стесняясь в средствах, остановить их стихийное проявление, но едва ли можно сомневаться, что эти утопические мечтания не смогут прочно осуществиться. Это неизбежно скажется с ходом времени, рано или поздно, так как создание ноосферы из биосферы есть природное явление, более глубокое и мощное в своей основе, чем человеческая история. Оно требует проявления человечества, как единого целого. Это его неизбежная предпосылка».
В эпоху глобализации и интернетизации оснований для веры в возможность построения «сильного» общества стало гораздо больше, чем в то время, когда В.И. Вернадский писал свои пророческие слова о наступлении эпохи Разума. Наблюдать за тем, как распорядители общественных ресурсов противятся этой закономерности, выдавая свою глупость, своекорыстие, властолюбие и прочие пороки за научную истину, становится день ото дня всё нестерпимее, поскольку закономерность процесса всепланетного единения мыслящих людей проявляется теперь всё ярче и ярче.
Планетарный разум должен изменить своё институциональное основание синхронно с изменением институционального основания планетарной нравственности - разум в ходе этих изменений должен быть подкреплён нравственностью в той же мере, в какой нравственность должна быть подкреплена разумом.
«Сознание нравственной ответственности учёных за использование научных открытий и научной работы для разрушительной, противоречащей идее ноосферы, цели» во многом зависит от того, насколько эффективным будет нравственно-трудовой контроль за деятельностью распорядителей общественных ресурсов со стороны объединённых общей собственностью работников-акционеров. С другой стороны, наука имеет собственную область действия, в которой любой учёный находится под контролем сообщества, отстаивающего «общеобязательность и бесспорность значительной части научного миросозерцания и главного содержания науки». По словам немецкого философа Ю. Хабермаса, «социальная реальность раскалывается на области действия, конституированные жизненным миром, и на области действия, нейтрализованные относительно жизненного мира: первые коммуникативно структурированы, тогда как вторые формально организованы. Эти два типа социальности противостоят друг другу как социально и системно интегрированные области действия».
Без опоры на мыслящих людей, объединённых в масштабе всей планеты в одно институциональное целое, сильная корпорация, полагающаяся в реализации своей стратегии на крепкое ядро акционеров, заинтересованных в развитии производства, не сможет рассчитывать на коммерческий успех. В мире спекулятивного капитала, в мире симуляций и фальсификаций сильная корпорация не получит ни единого шанса на реализацию своей прогрессивной стратегии до тех пор, пока научная мысль не получит нового институционального подкрепления. В противном случае то обстоятельство, что сильная корпорация производит продукцию, наполненную самой искренней и умной заботой о потребностях мирового потребителя, нисколько не помешает слабым корпорациям, производящим широкий спектр фиктивных товаров и услуг, быстро «раздавить» отличающегося от них конкурента.
Для того чтобы процесс стратегического планирования был действительно эффективным, реструктуризация частнособственнических отношений в корпоративном секторе мировой экономики должна быть подкреплена влиянием научной ассоциации, представляющей собой массовое сетевое сообщество, объединённое ноосферными принципами и новыми интернет-технологиями, позволяющими воплощать эти принципы в реальность. Такие технологии, как писалось выше, должны обеспечивать принятие качественных совместных решений и их незамедлительное «on line»-сопоставление с качеством решений, принимаемых распорядителями всех общественных ресурсов.
Предприниматель должен стремиться к уникальности. Это правильно. М. Портер совершенно прав в том, что общинно-бюрократический тип хозяйствования, с его протекционизмом, практикой уравнительности, отсутствием ориентации на индивидуальные интересы и отказом от принципа личной материальной заинтересованности, часто превращается в тормоз хозяйственного развития. Япония, после развала «социалистического лагеря» и формирования глобальной, трансгосударственной системы взаимодействия хозяйствующих субъектов, демонстрирует яркий пример такого превращения. М. Портер прав, когда пишет, что «граждане Японии, которые опасаются свободной конкуренции, должны понять, что конкуренция - значительно более эгалитарная система, чем та, в которой правительственная «корректировка» рыночных принципов позволяет одним японцам процветать за счёт других».
В принципе, несмотря на все сделанные выше оговорки, предлагаемый М. Портером вариант реформирования корпоративной Японии, по «более эгалитарной» американской модели корпоративного управления, вполне осуществим. Более того, из всех существующих моделей, именно американская модель корпоративного управления является наилучшей как с точки зрения возможностей реализации предпринимательского потенциала работников, так и с точки зрения возможностей повышения уровня административной компетентности высшего корпоративного руководства. Действует эта модель чрезвычайно просто: если предпринимательские способности работника в корпорации США превосходят уровень административной компетентности руководителя, у работника всегда есть шанс произвести впечатление на внешних инвесторов. Для этого работник, имеющий свой «стартап», может воспользоваться широким спектром услуг, предлагаемых многочисленными венчурными фондами. Если впечатление произведено, внешние инвесторы начинают отзывать свои капиталы для реализации именно его предпринимательских идей, наказывая руководителя американской корпорации долларом за его недальновидность и недостаточную административную компетентность.
Примеры многих японских компаний дают основание предполагать, что в условиях большей открытости японской экономики внешним, иностранным инвесторам, американская модель корпоративного управления может работать в Японии не хуже, чем в США. Подсказывая японскому правительству пути скорейшего приобщения к американским достижениям в области корпоративного управления, Портер даёт ряд важных рекомендаций о том, как «Японии нужно обеспечить б?льшую прозрачность управленческих решений и финансовых результатов, установить правила, которые сделают советы директоров более независимыми, и дать больше власти акционерам». Портер подчёркивает, что в направлении реформирования корпоративного законодательства японское правительство должно действовать быстро и решительно.
С большинством рекомендаций Портера, равно как и с его призывами к быстроте и решительности, нельзя не согласиться. Однако ещё быстрее и решительнее японское правительство должно действовать в направлении реструктуризации общинной власти. Только после того, как община станет одним из главных структурных элементов корпоративного управления, и административная компетентность высшего корпоративного руководства начнёт повышаться, граждане Японии смогут не опасаться открытой конкуренции и выходить из своих общинно-бюрократических «гаваней» в открытый океан рынка.
«Управление современными ТНК - настолько сложный процесс, что лишь далекие от реальной экономики гарвардские консультанты … могли предположить, что для их эффективного функционирования необходим энтузиазм частного собственника». Последователям Портера, пытающимся разработать для частно-индивидуальных компаний и акционерных корпораций самую эффективную предпринимательскую стратегию, следует принимать во внимание, что уникальность, о которой часто пишет известный профессор из Гарварда, должна опираться на общинные основания нравственности и на массовые научные знания. Без такой опоры уникальность пуста и бесполезна. Более того, реализация любой уникальной стратегии без такой опоры, скорее всего, будет сопровождаться угнетением предпринимательских возможностей и трудового потенциала.
3.5 От собственности общины к собственности коллектива: взгляд из России
Анализируя трудности глобализации, переживаемые целым рядом стран азиатского региона, сохранивших сильные общинные традиции, американский политолог японского происхождения Ф. Фукуяма, предполагает, что «практически никто сегодня в Азии не считает возможным, чтобы азиатские общества в конечном итоге конвергировали в конкретную модель либеральной демократии, представленную современными Соединенными Штатами. Более того, никто даже отдалённо не считает такую возможность желательной».
Действительно, если общество имеет давние традиции общинного хозяйствования, оно должно, казалось бы, обладать стойким иммунитетом против навязывания индивидуалистической модели общественного развития, основой которой является «уникальная» самопрезентация индивида, не подкреплённая ничем, кроме желания быть «оригинальным, непохожим» ни на кого другого. Однако, при массированном характере информационно-идеологического воздействия на общественное сознание, «общинный» иммунитет может быть существенно ослаблен, и призывы к обобществлению собственности станут казаться необольшевистским бредом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38


А-П

П-Я