встроенные душевые кабины габариты
Дело в том, что каждый сам выбирает свой путь. Помни это.
Может быть, она и права. Может быть. Но я все еще вижу, как Гарри рыдает на палубе корабля, все еще чувствую, как его лопатки, точно бьющиеся крылья, вздрагивают под моими пальцами, – мой брат, разбивший сердце моей тети, ожесточивший мою мать, виновный в гибели незнакомца и любивший меня больше, чем кто бы то ни было. И я уверена: по нашему пути нас ведут невидимые духи. Они влекут нас сквозь годы, и мы покорны, как ручейки воды, у которых нет выбора – они текут под уклон. Но если мы успокоимся, найдем силы для раскаяния и вглядимся в будущее, может быть, мы увидим море прежде, чем сольемся с ним воедино.
Карнавал судьи Дарка
Монтанец унижен и возвышен удивительной красотой, наполняющей его мир – и удивительно мертвой.
Джозеф Кинсли Говард, штат Монтана
– Итак, вопрос первый, – сказал я, опираясь на письменный стол и глядя поверх голов моих студентов в сумерки, наползающие с полей на территорию университета. – Знает ли кто-нибудь из вас того, кто там действительно побывал?
Руки поднялись вверх незамедлительно, как и всегда. Несколько мгновений я позволил рукам оставаться поднятыми, и они начали устало опускаться в флюоресцирующем свете ламп, тем временем я наблюдал за старшекурсниками на крыше общежития Пауэлл-Хаус, по другую сторону внутреннего двора. Они драпировали фасад в традиционные черные полотнища, закрывая все окна. Когда я выйду во двор, по всему кампусу будут разбросаны соломенные покойники и скелеты из папье-маше. Устроители сознательно подчеркивали темные исторические корни своего праздника.
– Хорошо, – сказал я и вновь вернулся мыслями к семинару по Восточной Монтане для студентов начальных курсов. Это была единственная подготовительная группа, в которой я еще преподавал в этом году. И единственная группа, от которой я бы никогда не отказался. – Только прощу вас – первоисточники, пожалуйста.
– То есть то, что было написано в то время? – спросил вечно смущенный Роберт Хайрайт с первого ряда.
– Этo действительно одно из точных определений первоисточника, мистер Хайрайт. Но в данном случае я имею в виду только интервью, которое вы возьмете или которому лично станете свидетелями. Никаких рассказов третьих лиц.
Несколько рук опустились.
– Ладно. Теперь исключим родителей, бабушек и дедушек, которые байками о всевозможных домовых держали детей в повиновении и таким образом сохраняли порядок в доме.
Большинство оставшихся рук опустилось.
– И, разумеется, школьных приятелей, поскольку в школе, и особенно в средней школе Восточной Монтаны, существует своеобразное соперничество – побывать там, где не был никто другой из вашего класса, не так ли?
– У меня вопрос, профессор Эр, – сказала Трис Корвин с переднего ряда, скрестив под шелковой юбкой ноги в колготках и поджав свои чересчур красные губы. Вокруг нее беспомощные мальчишки-первокурсники съежились на своих стульях. Интонация флирта в ее голосе была предназначена не мне, как я прекрасно понимал. Это была привычка, и, вероятнее всего, бессознательная, что меня огорчало. – Если мы исключим непрямых свидетелей, родителей и друзей по школе, кто же останется из тех, кто мог бы нам это рассказать?
– Милая моя, – ответил я, – ты делаешь первые шаги к карьере историка. Это потрясающий вопрос.
Я посмотрел на Трис, которая обнажила безупречно отбеленные зубы, напоминавшие выстроившихся в ряд ухоженных лошадей для парадных выездов, и, оробев, встал, позволив себе единственный кивок в университетских традициях. «Милая моя» – самое изощренное оружие в арсенале преподавателя. Выпрямившись, я сказал:
– Фактически это настолько хороший вопрос, что я намерен серьезно рассмотреть его в данный момент.
Несколько студентов группы сохраняли нейтралитет или оказались достаточно вежливы, чтобы улыбнуться. Я увидел Робин Миллс, секретаря гуманитарного отделения, возникшую в дверном проеме с кучевым облачком светлых волос, но в данный момент я ее проигнорировал.
– Позвольте мне спросить вас о следующем. Кто из вас знает кого-либо – еще раз напоминаю: пожалуйста, только информацию из первых уст, – кто берется утверждать, что побывал там?
На этот раз поднялась единственная рука. Снова одна из тех, которые уже поднимались сегодня.
– Мистер Хайрайт? – спросил я.
– Мой пес, – ответил он, и вся группа взорвалась смехом. Но Роберт Хайрайт продолжил: – Я не шучу.
– Это рассказал тебе твой пес?
– Моя собака Друпи исчезла в ночь Хэллоуина три года назад. Прошлым утром соседка привела ее домой и рассказала моему папе, что человек в клоунском костюме позвонил ей в дверь в шесть часов утра и сказал: «Спасибо за собаку, она гостила у мистера Дарка».
Однокурсники мистера Хайрайта снова засмеялись, но я не присоединился к ним. Костюм клоуна – это интересно, подумал я. Совершенно новое дополнение к мифу.
– Так, посмотрим, – мягко сказал я, – считая твоего отца, твою соседку и клоуна, – от этого смех усилился, хотя я никого не высмеивал, – твой рассказ – самое большее из третьих рук.
– Не считая собаки, – сказал Роберт Хайрайт и тоже усмехнулся. По крайней мере, на этот раз все, казалось, смеялись с ним вместе.
В дверях Робин Миллс откашлялась, и пышная копна ее белых волос всколыхнулась.
– Профессор Ремер?
– Это, несомненно, может подождать, мисс Миллс, – сказал я.
– Профессор, там Брайан Тидроу…
Я нахмурился. Не смог сдержаться.
– Что бы он там ни сделал, это определенно может подождать.
Вместо того чтобы что-то сказать, Робин Миллс произнесла оставшиеся слова одними губами. Она повторила трижды, но я понял со второго раза.
– Вот мерзавец, – пробормотал я, но недостаточно тихо, так что мои студенты прекратили смеяться и уставились на меня. Я не обратил на них внимания. – Кейт в курсе? – спросил я у Робин.
– Ее пока никто не видел.
– Разыщите ее. Разыщите немедленно. Скажите ей, что я скоро буду.
На мгновение Робин замерла в дверях. Я не знаю, ожидала ли она утешения, или что я присоединюсь к ней, или просто более явной реакции. Брайан Тидроу был потомком индейца кроу, женившегося на белой женщине, изгнанного за это из племени, служившего проводником при генерале Кастере и погибшего вместе с ним. Брайан был из семьи алкоголиков, далеко не лучшим из моих студентов и, прямо скажем, был мне наименее всего симпатичен. Сейчас он дошел просто до предела тех безобразий, которые учинял уже в течение нескольких лет. Он в принципе не мог рассчитывать на мое снисхождение. Я буравил возмущенным взглядом Робин, пока она не кивнула и не отошла от двери.
– А о чем шла речь, профессор Эр? – спросила Трис.
Я старался не думать о Кейт. О Кейт и Брайане. О чем тут было думать? Это случилось уже много лет тому назад. К тому времени как Робин выяснит, где она, занятия закончатся и я буду уже в пути.
– Обратите внимание, мои юные ученики, что я даже не спрашиваю, бывал ли там кто-нибудь из вас лично. Я всю жизнь прожил в Кларкстоне, за исключением восьми лет обучения в университете и аспирантуре. Мои родители жили здесь всю жизнь. Мои дед и бабка приехали сюда из Германии прямо перед Первой мировой войной, – («по меньшей мере на несколько веков позже моего отца и на полвека позже моей матери», – как любил напоминать мне Брайан Тидроу), – и ни разу никуда в шесть часов утра и сказал: «Спасибо за собаку, она гостила у мистера Дарка».
Однокурсники мистера Хайрайта снова засмеялись, но я не присоединился к ним. Костюм клоуна – это интересно, подумал я. Совершенно новое дополнение к мифу.
– Так, посмотрим, – мягко сказал я, – считая твоего отца, твою соседку и клоуна, – от этого смех усилился, хотя я никого не высмеивал, – твой рассказ – самое большее из третьих рук.
– Не считая собаки, – сказал Роберт Хайрайт и тоже усмехнулся. По крайней мере, на этот раз все, казалось, смеялись с ним вместе.
В дверях Робин Миллс откашлялась, и пышная копна ее белых волос всколыхнулась.
– Профессор Ремер?
– Это, несомненно, может подождать, мисс Миллс, – сказал я.
– Профессор, там Брайан Тидроу…
Я нахмурился. Не смог сдержаться.
– Что бы он там ни сделал, это определенно может подождать.
Вместо того чтобы что-то сказать, Робин Миллс произнесла оставшиеся слова одними губами. Она повторила трижды, но я понял со второго раза.
– Вот мерзавец, – пробормотал я, но недостаточно тихо, так что мои студенты прекратили смеяться и уставились на меня. Я не обратил на них внимания. – Кейт в курсе? – спросил я у Робин.
– Ее пока никто не видел.
– Разыщите ее. Разыщите немедленно. Скажите ей, что я скоро буду.
На мгновение Робин замерла в дверях. Я не знаю, ожидала ли она утешения, или что я присоединюсь к ней, или просто более явной реакции. Брайан Тидроу был потомком индейца кроу, женившегося на белой женщине, изгнанного за это из племени, служившего проводником при генерале Кастере и погибшего вместе с ним. Брайан был из семьи алкоголиков, далеко не лучшим из моих студентов и, прямо скажем, был мне наименее всего симпатичен. Сейчас он дошел просто до предела тех безобразий, которые учинял уже в течение нескольких лет. Он в принципе не мог рассчитывать на мое снисхождение. Я буравил возмущенным взглядом Робин, пока она не кивнула и не отошла от двери.
– А о чем шла речь, профессор Эр? – спросила Трис.
Я старался не думать о Кейт. О Кейт и Брайане. О чем тут было думать? Это случилось уже много лет тому назад. К тому времени как Робин выяснит, где она, занятия закончатся и я буду уже в пути.
– Обратите внимание, мои юные ученики, что я даже не спрашиваю, бывал ли там кто-нибудь из вас лично. Я всю жизнь прожил в Кларкстоне, за исключением восьми лет обучения в университете и аспирантуре. Мои родители жили здесь всю жизнь. Мои дед и бабка приехали сюда из Германии прямо перед Первой мировой войной, – («по меньшей мере на несколько веков позже моего отца и на полвека позже моей матери», – как любил напоминать мне Брайан Тидроу), – и ни разу никуда не уезжали до самой смерти. За все это время ни один из членов нашей семьи не встречал никого, кто бы действительно бывал там. Никогда. И все это подводит нас к самому волнующему, поразительному вопросу. Возможно, карнавал мистера Дарка – то, что вдохновляет все наши празднества на Хэллоуин, самый известный аттракцион или событие в истории Кларкстона, штат Монтана, – никогда и не существовал?
Как всегда, этому вопросу потребовалось лишь мгновение, чтобы всколыхнуть аудиторию. В течение нескольких секунд он плавал в пространстве комнаты, точно таблетка «алказельцера», брошенная в стакан с водой. А потом вступил в реакцию.
– Постойте, – сказал один из мальчишек около Трис.
–. О боже мой, не может быть! – воскликнула Трис, и ее голубые глаза вспыхнули, обжигая своим взглядом студентов, одного за другим.
Роберт Хайрайт покачал головой:
– Это неправильно. Вы не правы, профессор. Я это знаю.
Я поднял руку, но шушуканье затихло не сразу. Когда наконец все успокоились, я улыбнулся, решив не думать о Брайане Тидроу, и передернул плечами. Да пусть он катится к черту! – решил я. Я не желал снова оказывать ему услугу просто потому, что, в конце концов, он по глупости – возможно, он называл это «доблестью» – пошел и сделал это.
– Что вы знаете, мистер Хайрайт?
– Мне известно, что карнавал состоялся в тысяча девятьсот двадцать шестом году. Он был на пустоши у станции Галф, где сейчас городская окраина.
– Откуда вам это известно?
– Мы проходили это в школе. Были газетные публикации. Первоисточники. – Он бросил взгляд в мою сторону, желая узнать, не захочу ли я прервать его, и затем продолжил: – Пропавший скот. Видели, как какой-то человек в черном одеянии бродил в округе, прячась в кустах. Трое чуть не умерли от страха, включая полицейского, отправленного расследовать это жуткое дело.
– А еще один раз – в сорок третьем, – сказал я в неожиданно притихшей аудитории. Льдистый вечерний сумрак лился в окна, просачиваясь в углы, точно подступавшее наводнение. – Тот случай был явным примером дурного вкуса. Рассказывали, что там бродили несколько десятков человек, наряженных утопленниками в военной форме. Ужасное испытание для родителей проходящих службу моряков. В семьдесят восьмом произошло целых три так называемых «карнавала мистера Дарка», о которых шел слух по всему городу, хотя два из них были устроены для малышей, а третий завершился всеобщей пляской. Я не говорю, что никто никогда не называл свои представления на Хэллоуин «Карнавалом мистера Дарка». Но что касается существования легендарного, скрытого под завесой тайны Карнавала – Завершения Всех Карнавалов… – Я махнул рукой, улыбнулся и вздохнул, вместо того чтобы закончить фразу. – Дело в том, что каждый год мы возводим шатры Страха, берем детей и отправляемся, чтобы обойти как можно больше таких палаток на нашей маленькой городской ярмарке в надежде пережить небывалый ужас. Этот шатер заставит нас всех содрогнуться, сотрет в пыль наши стучащие от страха зубы и выбросит нас с другой стороны, трясущихся, хихикающих и невредимых. Карнавал мистера Дарка, о котором нам рассказывали всю нашу жизнь, должно быть, находится где-то там, на какой-нибудь неизвестной улице, в каком-то никому не известном углу.
Следующие пятнадцать минут студенты засыпали меня вопросами о наиболее конкретных сторонах этого мифа – о билетах, которые можно было получить или найти где-нибудь, о постоянно меняющемся местоположении Карнавала и слухах про тех, кто умер от страха. В последние годы я чаще всего позволял этой части затянуться настолько долго, насколько этого хотелось участникам, потому что мне нравилось слушать варианты легенды, а студентам доставляло удовольствие их опровергать. Но в этот год, ощущая нарастающее раздражение оттого, что Робин не вплыла снова в двери со словами, что нашла Кейт, я реализовал свои планы по разрушению мифа буквально за пару минут.
– Сколько неизвестных уголков на самом деле существует в городе площадью меньше одиннадцати миль и простоявшем на этом месте сто сорок пять лет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Может быть, она и права. Может быть. Но я все еще вижу, как Гарри рыдает на палубе корабля, все еще чувствую, как его лопатки, точно бьющиеся крылья, вздрагивают под моими пальцами, – мой брат, разбивший сердце моей тети, ожесточивший мою мать, виновный в гибели незнакомца и любивший меня больше, чем кто бы то ни было. И я уверена: по нашему пути нас ведут невидимые духи. Они влекут нас сквозь годы, и мы покорны, как ручейки воды, у которых нет выбора – они текут под уклон. Но если мы успокоимся, найдем силы для раскаяния и вглядимся в будущее, может быть, мы увидим море прежде, чем сольемся с ним воедино.
Карнавал судьи Дарка
Монтанец унижен и возвышен удивительной красотой, наполняющей его мир – и удивительно мертвой.
Джозеф Кинсли Говард, штат Монтана
– Итак, вопрос первый, – сказал я, опираясь на письменный стол и глядя поверх голов моих студентов в сумерки, наползающие с полей на территорию университета. – Знает ли кто-нибудь из вас того, кто там действительно побывал?
Руки поднялись вверх незамедлительно, как и всегда. Несколько мгновений я позволил рукам оставаться поднятыми, и они начали устало опускаться в флюоресцирующем свете ламп, тем временем я наблюдал за старшекурсниками на крыше общежития Пауэлл-Хаус, по другую сторону внутреннего двора. Они драпировали фасад в традиционные черные полотнища, закрывая все окна. Когда я выйду во двор, по всему кампусу будут разбросаны соломенные покойники и скелеты из папье-маше. Устроители сознательно подчеркивали темные исторические корни своего праздника.
– Хорошо, – сказал я и вновь вернулся мыслями к семинару по Восточной Монтане для студентов начальных курсов. Это была единственная подготовительная группа, в которой я еще преподавал в этом году. И единственная группа, от которой я бы никогда не отказался. – Только прощу вас – первоисточники, пожалуйста.
– То есть то, что было написано в то время? – спросил вечно смущенный Роберт Хайрайт с первого ряда.
– Этo действительно одно из точных определений первоисточника, мистер Хайрайт. Но в данном случае я имею в виду только интервью, которое вы возьмете или которому лично станете свидетелями. Никаких рассказов третьих лиц.
Несколько рук опустились.
– Ладно. Теперь исключим родителей, бабушек и дедушек, которые байками о всевозможных домовых держали детей в повиновении и таким образом сохраняли порядок в доме.
Большинство оставшихся рук опустилось.
– И, разумеется, школьных приятелей, поскольку в школе, и особенно в средней школе Восточной Монтаны, существует своеобразное соперничество – побывать там, где не был никто другой из вашего класса, не так ли?
– У меня вопрос, профессор Эр, – сказала Трис Корвин с переднего ряда, скрестив под шелковой юбкой ноги в колготках и поджав свои чересчур красные губы. Вокруг нее беспомощные мальчишки-первокурсники съежились на своих стульях. Интонация флирта в ее голосе была предназначена не мне, как я прекрасно понимал. Это была привычка, и, вероятнее всего, бессознательная, что меня огорчало. – Если мы исключим непрямых свидетелей, родителей и друзей по школе, кто же останется из тех, кто мог бы нам это рассказать?
– Милая моя, – ответил я, – ты делаешь первые шаги к карьере историка. Это потрясающий вопрос.
Я посмотрел на Трис, которая обнажила безупречно отбеленные зубы, напоминавшие выстроившихся в ряд ухоженных лошадей для парадных выездов, и, оробев, встал, позволив себе единственный кивок в университетских традициях. «Милая моя» – самое изощренное оружие в арсенале преподавателя. Выпрямившись, я сказал:
– Фактически это настолько хороший вопрос, что я намерен серьезно рассмотреть его в данный момент.
Несколько студентов группы сохраняли нейтралитет или оказались достаточно вежливы, чтобы улыбнуться. Я увидел Робин Миллс, секретаря гуманитарного отделения, возникшую в дверном проеме с кучевым облачком светлых волос, но в данный момент я ее проигнорировал.
– Позвольте мне спросить вас о следующем. Кто из вас знает кого-либо – еще раз напоминаю: пожалуйста, только информацию из первых уст, – кто берется утверждать, что побывал там?
На этот раз поднялась единственная рука. Снова одна из тех, которые уже поднимались сегодня.
– Мистер Хайрайт? – спросил я.
– Мой пес, – ответил он, и вся группа взорвалась смехом. Но Роберт Хайрайт продолжил: – Я не шучу.
– Это рассказал тебе твой пес?
– Моя собака Друпи исчезла в ночь Хэллоуина три года назад. Прошлым утром соседка привела ее домой и рассказала моему папе, что человек в клоунском костюме позвонил ей в дверь в шесть часов утра и сказал: «Спасибо за собаку, она гостила у мистера Дарка».
Однокурсники мистера Хайрайта снова засмеялись, но я не присоединился к ним. Костюм клоуна – это интересно, подумал я. Совершенно новое дополнение к мифу.
– Так, посмотрим, – мягко сказал я, – считая твоего отца, твою соседку и клоуна, – от этого смех усилился, хотя я никого не высмеивал, – твой рассказ – самое большее из третьих рук.
– Не считая собаки, – сказал Роберт Хайрайт и тоже усмехнулся. По крайней мере, на этот раз все, казалось, смеялись с ним вместе.
В дверях Робин Миллс откашлялась, и пышная копна ее белых волос всколыхнулась.
– Профессор Ремер?
– Это, несомненно, может подождать, мисс Миллс, – сказал я.
– Профессор, там Брайан Тидроу…
Я нахмурился. Не смог сдержаться.
– Что бы он там ни сделал, это определенно может подождать.
Вместо того чтобы что-то сказать, Робин Миллс произнесла оставшиеся слова одними губами. Она повторила трижды, но я понял со второго раза.
– Вот мерзавец, – пробормотал я, но недостаточно тихо, так что мои студенты прекратили смеяться и уставились на меня. Я не обратил на них внимания. – Кейт в курсе? – спросил я у Робин.
– Ее пока никто не видел.
– Разыщите ее. Разыщите немедленно. Скажите ей, что я скоро буду.
На мгновение Робин замерла в дверях. Я не знаю, ожидала ли она утешения, или что я присоединюсь к ней, или просто более явной реакции. Брайан Тидроу был потомком индейца кроу, женившегося на белой женщине, изгнанного за это из племени, служившего проводником при генерале Кастере и погибшего вместе с ним. Брайан был из семьи алкоголиков, далеко не лучшим из моих студентов и, прямо скажем, был мне наименее всего симпатичен. Сейчас он дошел просто до предела тех безобразий, которые учинял уже в течение нескольких лет. Он в принципе не мог рассчитывать на мое снисхождение. Я буравил возмущенным взглядом Робин, пока она не кивнула и не отошла от двери.
– А о чем шла речь, профессор Эр? – спросила Трис.
Я старался не думать о Кейт. О Кейт и Брайане. О чем тут было думать? Это случилось уже много лет тому назад. К тому времени как Робин выяснит, где она, занятия закончатся и я буду уже в пути.
– Обратите внимание, мои юные ученики, что я даже не спрашиваю, бывал ли там кто-нибудь из вас лично. Я всю жизнь прожил в Кларкстоне, за исключением восьми лет обучения в университете и аспирантуре. Мои родители жили здесь всю жизнь. Мои дед и бабка приехали сюда из Германии прямо перед Первой мировой войной, – («по меньшей мере на несколько веков позже моего отца и на полвека позже моей матери», – как любил напоминать мне Брайан Тидроу), – и ни разу никуда в шесть часов утра и сказал: «Спасибо за собаку, она гостила у мистера Дарка».
Однокурсники мистера Хайрайта снова засмеялись, но я не присоединился к ним. Костюм клоуна – это интересно, подумал я. Совершенно новое дополнение к мифу.
– Так, посмотрим, – мягко сказал я, – считая твоего отца, твою соседку и клоуна, – от этого смех усилился, хотя я никого не высмеивал, – твой рассказ – самое большее из третьих рук.
– Не считая собаки, – сказал Роберт Хайрайт и тоже усмехнулся. По крайней мере, на этот раз все, казалось, смеялись с ним вместе.
В дверях Робин Миллс откашлялась, и пышная копна ее белых волос всколыхнулась.
– Профессор Ремер?
– Это, несомненно, может подождать, мисс Миллс, – сказал я.
– Профессор, там Брайан Тидроу…
Я нахмурился. Не смог сдержаться.
– Что бы он там ни сделал, это определенно может подождать.
Вместо того чтобы что-то сказать, Робин Миллс произнесла оставшиеся слова одними губами. Она повторила трижды, но я понял со второго раза.
– Вот мерзавец, – пробормотал я, но недостаточно тихо, так что мои студенты прекратили смеяться и уставились на меня. Я не обратил на них внимания. – Кейт в курсе? – спросил я у Робин.
– Ее пока никто не видел.
– Разыщите ее. Разыщите немедленно. Скажите ей, что я скоро буду.
На мгновение Робин замерла в дверях. Я не знаю, ожидала ли она утешения, или что я присоединюсь к ней, или просто более явной реакции. Брайан Тидроу был потомком индейца кроу, женившегося на белой женщине, изгнанного за это из племени, служившего проводником при генерале Кастере и погибшего вместе с ним. Брайан был из семьи алкоголиков, далеко не лучшим из моих студентов и, прямо скажем, был мне наименее всего симпатичен. Сейчас он дошел просто до предела тех безобразий, которые учинял уже в течение нескольких лет. Он в принципе не мог рассчитывать на мое снисхождение. Я буравил возмущенным взглядом Робин, пока она не кивнула и не отошла от двери.
– А о чем шла речь, профессор Эр? – спросила Трис.
Я старался не думать о Кейт. О Кейт и Брайане. О чем тут было думать? Это случилось уже много лет тому назад. К тому времени как Робин выяснит, где она, занятия закончатся и я буду уже в пути.
– Обратите внимание, мои юные ученики, что я даже не спрашиваю, бывал ли там кто-нибудь из вас лично. Я всю жизнь прожил в Кларкстоне, за исключением восьми лет обучения в университете и аспирантуре. Мои родители жили здесь всю жизнь. Мои дед и бабка приехали сюда из Германии прямо перед Первой мировой войной, – («по меньшей мере на несколько веков позже моего отца и на полвека позже моей матери», – как любил напоминать мне Брайан Тидроу), – и ни разу никуда не уезжали до самой смерти. За все это время ни один из членов нашей семьи не встречал никого, кто бы действительно бывал там. Никогда. И все это подводит нас к самому волнующему, поразительному вопросу. Возможно, карнавал мистера Дарка – то, что вдохновляет все наши празднества на Хэллоуин, самый известный аттракцион или событие в истории Кларкстона, штат Монтана, – никогда и не существовал?
Как всегда, этому вопросу потребовалось лишь мгновение, чтобы всколыхнуть аудиторию. В течение нескольких секунд он плавал в пространстве комнаты, точно таблетка «алказельцера», брошенная в стакан с водой. А потом вступил в реакцию.
– Постойте, – сказал один из мальчишек около Трис.
–. О боже мой, не может быть! – воскликнула Трис, и ее голубые глаза вспыхнули, обжигая своим взглядом студентов, одного за другим.
Роберт Хайрайт покачал головой:
– Это неправильно. Вы не правы, профессор. Я это знаю.
Я поднял руку, но шушуканье затихло не сразу. Когда наконец все успокоились, я улыбнулся, решив не думать о Брайане Тидроу, и передернул плечами. Да пусть он катится к черту! – решил я. Я не желал снова оказывать ему услугу просто потому, что, в конце концов, он по глупости – возможно, он называл это «доблестью» – пошел и сделал это.
– Что вы знаете, мистер Хайрайт?
– Мне известно, что карнавал состоялся в тысяча девятьсот двадцать шестом году. Он был на пустоши у станции Галф, где сейчас городская окраина.
– Откуда вам это известно?
– Мы проходили это в школе. Были газетные публикации. Первоисточники. – Он бросил взгляд в мою сторону, желая узнать, не захочу ли я прервать его, и затем продолжил: – Пропавший скот. Видели, как какой-то человек в черном одеянии бродил в округе, прячась в кустах. Трое чуть не умерли от страха, включая полицейского, отправленного расследовать это жуткое дело.
– А еще один раз – в сорок третьем, – сказал я в неожиданно притихшей аудитории. Льдистый вечерний сумрак лился в окна, просачиваясь в углы, точно подступавшее наводнение. – Тот случай был явным примером дурного вкуса. Рассказывали, что там бродили несколько десятков человек, наряженных утопленниками в военной форме. Ужасное испытание для родителей проходящих службу моряков. В семьдесят восьмом произошло целых три так называемых «карнавала мистера Дарка», о которых шел слух по всему городу, хотя два из них были устроены для малышей, а третий завершился всеобщей пляской. Я не говорю, что никто никогда не называл свои представления на Хэллоуин «Карнавалом мистера Дарка». Но что касается существования легендарного, скрытого под завесой тайны Карнавала – Завершения Всех Карнавалов… – Я махнул рукой, улыбнулся и вздохнул, вместо того чтобы закончить фразу. – Дело в том, что каждый год мы возводим шатры Страха, берем детей и отправляемся, чтобы обойти как можно больше таких палаток на нашей маленькой городской ярмарке в надежде пережить небывалый ужас. Этот шатер заставит нас всех содрогнуться, сотрет в пыль наши стучащие от страха зубы и выбросит нас с другой стороны, трясущихся, хихикающих и невредимых. Карнавал мистера Дарка, о котором нам рассказывали всю нашу жизнь, должно быть, находится где-то там, на какой-нибудь неизвестной улице, в каком-то никому не известном углу.
Следующие пятнадцать минут студенты засыпали меня вопросами о наиболее конкретных сторонах этого мифа – о билетах, которые можно было получить или найти где-нибудь, о постоянно меняющемся местоположении Карнавала и слухах про тех, кто умер от страха. В последние годы я чаще всего позволял этой части затянуться настолько долго, насколько этого хотелось участникам, потому что мне нравилось слушать варианты легенды, а студентам доставляло удовольствие их опровергать. Но в этот год, ощущая нарастающее раздражение оттого, что Робин не вплыла снова в двери со словами, что нашла Кейт, я реализовал свои планы по разрушению мифа буквально за пару минут.
– Сколько неизвестных уголков на самом деле существует в городе площадью меньше одиннадцати миль и простоявшем на этом месте сто сорок пять лет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26