Из всех мужей ее подруг Стивен сохранил свою внешность лучше всех. Он не был похож на голливудского красавца, никогда не наводил марафет, и вряд ли при встрече с ним Рэдфорд или Питт упали бы замертво. Но Стивен был высоким и с хорошей осанкой, с сияющими серыми глазами и сильными скулами, немного лысеющий, и еще его очки в тонкой оправе придавали ему искренности. А искренность – это то, что надо для человека, который специализировался на поглощениях и захватах.
Вряд ли кому-нибудь пришла бы в голову мысль убить его.
Но хватало ли у них денег, чтобы он мог уйти на пенсию? После сегодняшнего дня Дана особенно осознавала параллели между состоятельностью и тем, чтобы быть degout снобом. Она никогда не задумывалась о том, чтобы быть легкомысленным, обычным снобом, потому что никогда не принимала этого всерьез. Но, послушав Бриджет, можно было сделать вывод, что они такие, как бы сказать, отвратительные.
– Неужели твоя поездка была такой изматывающей? – спросила Дана, а потом добавила: – Не хочешь выпить? – Все-таки это был долг жен Нью-Фоллса – уважать и служить, даже если речь шла всего лишь о бурбоне.
Стивен махнул рукой:
– Нет. Не сегодня.
Она была благодарна, что не надо вставать с дивана.
– Ты рано. Что-то не заладилось?
Потирая макушку рукой (наверное, чтобы волосы совсем не росли), он сказал:
– Вообще-то сделка прошла хорошо. Быстро. Мы со всем управились в рекордное время.
– И ты устал.
– Да. Ненавижу эти поездки.
– Тогда иди на пенсию.
Муж засмеялся:
– И что я буду делать?
Дана пожала плечами:
– Ну, играть в гольф. Ходить под парусом. Я не знаю. Что делают другие?
Он снова засмеялся, пропустив ее замечание мимо ушей.
– Скажи мне: чем ты занималась, пока меня не было? Ты выглядишь задумчивой. Что-то случилось?
Издав тяжелый вздох, Дана рассказала ему, что Винсент Делано убит, Китти арестовали, Бриджет считает, что все ее подруги снобы, а Кэролайн ведет себя как-то странно.
– Кэролайн Мичем всегда вела себя странно, – сказал Стивен, – это не новость. А вы, должно быть, и в самом деле снобы, и что тут такого?
Дана засмеялась и ткнула его ногу, которая теперь тоже лежала на кофейном столике, своей ногой.
– Ты ничего не сказал насчет Винсента и Китти.
– Перевариваю.
– Стивен, это убийство, а не куриный бульон.
– Кстати, что у нас сегодня на обед?
– Стивен!
Теперь настала его очередь вздыхать.
– Ну, я не удивлен. Плохо, что Китти арестовали, но разве ее можно винить?
– Винить? Ты об Иоланде?
– Иоланде? Парикмахерше? – Стивен фыркнул. – Какой там! Что ты скажешь насчет твоей подруги Лорен?
Дана побелела.
– Что? Что насчет Лорен?
Он снова потер макушку.
– Я тебе не говорил, что видел их?
– Кого?
– Их. Давно. Несколько месяцев назад. Может, год. Не знаю. Я думал, я тебе сказал.
Дана выпрямилась в струнку.
– Стивен, – сказала она, – выкладывай.
– Мы с Эдом Кенноном из Англии собирались выпить. Когда же это было? Может, прошлым летом? Ну, не важно. Мы пошли в бар Гарри, но там все было забито. Нет. Не летом. Это было весной. Где-то… Точно! Пятнадцатого апреля. Вот почему там все было забито. – Он улыбнулся так, словно он гений.
Дана едва сдержалась, чтобы не спустить на него собак.
– Я решил подождать Эда в холле. Ну, в «Хелмсли», ты знаешь…
Она прекрасно знала, что бар Гарри находится в «Хелмсли».
– Вот тогда-то я и увидел, как Лорен и Винсент выходят из лифта. Они так были поглощены друг другом, как будто только что воспользовались одним из номеров.
Если бы муж сказал, что земля разверзлась и поглотила Манхэттен, в этом и то было бы больше смысла.
Лорен и Винсент?
Их Лорен и ее, Китти, Винсент?
Стивен убрал свои длинные ноги со стола и медленно поднялся.
– Пойду налью себе чего-нибудь все-таки. Тебе принести?
Но Дана сидела безмолвно, ошарашенная до такой степени, что не могла ни двигаться, ни дышать.
Если бы не Люк, Бриджет отменила бы свою поездку в Прованс и Эйми полетела бы домой одна. Она бы пошла на встречу с адвокатом Полом Тобином вместе с Китти и Даной и помогла организовать подпевки, добавила бы свой альт к сопрано Китти. Очень плохо, что эти женщины снобы. Но они хотя бы умеют держаться вместе.
Бриджет была так раздражена тем, что Кэролайн так явно отшила Китти, что сделала бы что угодно, лишь бы помочь бедняжке. Но конечно, только не отменить свое путешествие.
Вернувшись в гардеробную Эйми, Бриджет снова стала пересчитывать и складывать свитера и думать, почему она позволила ей скопить у себя все эти признаки богатства, которое она начинала ненавидеть.
Ее отец был французским пастухом. Бриджет росла в Камарге, что на юго-западе Прованса, посреди белых лошадей, розовых фламинго и цыган, которые собирались весной. Она посещала школу «Сан-Мари де ля мер» – там, куда Мария Магдалина, по преданию, ушла после распятия Иисуса, – где Пти-Рон впадает в Средиземное море, где в избытке водились омары, а оливки и фиги привозили с холмов. Она молилась в церкви девятого века, перестроенной монахами в оборонительное сооружение города.
Это было милое, спокойное, полезное для здоровья место, в котором можно было расти даже в шестидесятые и семидесятые, когда весь мир раздирали протесты, мятежи и войны.
Когда ей было одиннадцать, Бриджет влюбилась в Люка, такого же пастуха, как и ее отец, хотя ему было всего тринадцать. В семнадцать Люк сражался с черными камаргскими быками на средневековой арене во французском стиле, где быков не убивали.
Они были предназначены друг для друга, Бриджет и Люк.
Когда ему исполнилось двадцать, они поженились. Когда ему исполнился двадцать один год, а Бриджет девятнадцать, у них родился сын, Ален, которого назвали в честь ее отца. Когда Люку исполнилось двадцать четыре, а Бриджет двадцать два, его пронзил бык. Он не мог больше ходить, но пенис был по-прежнему в норме, хотя депрессия у него была такая, что он почти не думал о сексе.
Даже такое идиллическое место, как «Сан-Мари де ля мер», не могло воодушевить Люка.
Он хотел, чтобы она уехала, забрала Алена с собой, чтобы у нее была лучшая доля, которой она заслуживала.
Но Бриджет осталась.
У них было мало денег; они съехались с ее родителями; когда умерла ее мать, они остались с отцом, и Бриджет ухаживала за всеми. Ален был единственным звеном, которое их связывало, очаровательный маленький мальчик с чувствительной душой своего отца и именем своего деда.
И вот однажды после школы пятилетний Ален бродил где-то на болотах, наверное, пошел за дикими лошадьми. Его нашли на следующий день, он захлебнулся в трясине, его прекрасное маленькое тельце уже раздулось.
Следующий год был как долгий ужасный сон, время проносилось, как скоростной поезд от Марселя до Парижа, и вид из окна был слишком размытым, чтобы можно было испытывать какие-то эмоции. В следующий момент Бриджет поняла, что работает официанткой недалеко от Сорбонны, женщина, которая потеряла своего ребенка, чей муж стал грустным и нелюбящим и с которым она развелась.
«Жизнь в Камарге больше не для меня», – сказана она Люку, когда прощалась. Он не стал спорить.
Шесть лет спустя, когда Бриджет уже была замужем за Рэндаллом пять лет и жила в Нью-Фоллс среди богатых американцев, умер ее отец.
Она приехала на похороны. Бриджет соблазняла Люка, она хотела вернуть его. Бывший муж отверг ее: у него была теперь другая жена, другой ребенок. Наверное, его депрессия прошла.
Бриджет не испытывала боли после этого, с ней осталась только призрачная, мучительная память об утрате, которая не покидала ее никогда: ни зимой, ни весной, ни летом, ни осенью. Ее жизнь проходила рядом с Рэндаллом, но ее сердца не было рядом с ним.
Когда родилась Эйми, Бриджет решила, что у ее дочери будет все, чего не было у нее самой, что ее жизнь станет лучше, чем жизнь в Камарге с белыми лошадьми. Но шло время, Люк так и не ушел из памяти Бриджет, и прошлой осенью она вернулась в Прованс под предлогом того, чтобы отдать свою дочь во французскую частную школу.
Она видела его тогда, хотя и была не одна. Рэндалл все же поехал с ней. Бриджет представила Люка как старого друга семьи, протеже ее отца, в прошлом пастуха.
На Рождество она убедила Рэндалла позволить ей пересечь Атлантику, чтобы привезти Эйми домой. Откуда ей было знать, что Люк уехал на праздники в Париж?
«Может, на сей раз, – подумала Бриджет с улыбкой. – Может, я увижу его, и я скажу ему, что больна, и тогда он вернется ко мне».
Ее мечтания прервал звук шагов ее мужа по ковру в спальне.
– Так и думал, что найду тебя здесь, – сказал Рэндалл. Он был меньше ростом, чем большинство мужчин, и носил парик, в котором его стилист уже начал делать седые пряди. У него были добрые глаза и доброе сердце, и он заслуживал кого-то получше, чем она. – Слышал о Винсенте Делано.
Бриджет кивнула.
– Cest terrible, – сказала она.
– И о Китти. Твоей подруге.
– Она его не убивала.
– Ты уверена?
– Non.
Он указал в сторону чемодана.
– Я поеду за ней, – заявил муж. – Ты останешься в Нью-Фоллс. Я думаю, ты нужна Китти.
Какое-то время Бриджет пыталась понять, что он сказал.
– Что?
– Я сказал, что сам поеду во Францию и заберу нашу дочь. Не надо меня благодарить, я и сам хочу это сделать.
Рэндалл повернулся и ушел из гардеробной Эйми, а Бриджет так и осталась стоять с «Ральфом Лореном» в руках.
Глава 7
На похоронах заправляло агентство «Премьер партиз», то же самое, что устраивало помолвку дочери Кэролайн и праздничный бал в музее.
Лорен приехала на кладбище в шелковом облегающем платье от Марка Джакобса с расшитым жакетом, потому что одежда была темно-синяя и соответствовала обстоятельствам. Она была рада, что будет только служба у могилы. Все-таки Винсент ходил в церковь, поэтому Иоланда обошлась без помпы и процессий.
На заднем сиденье лимузина Лорен дрожала при мысли о том, что именно Иоланда устроила все подобным образом. Иоланда, которая, обладая молодостью, внешностью и плавной походкой, отвлекла внимание Винсента на себя.
Водитель открыл дверь для Боба, который вышел на солнечный свет, застегнул среднюю пуговицу своего серого костюма «Джон Грин» и вдохнул весенний воздух, как будто это загородная прогулка и у них еще весь день впереди. Лорен придержала свою широкополую темно-синюю шляпу, оперлась на руку водителя в перчатке и вышла вслед за мужем.
– Все уже здесь, – прошептала она, и Боб кивнул, потому что он никогда не расстраивался из-за того, что опоздал на вечеринку, ему никогда не было неловко или тревожно войти в комнату – или, как в этом случае, на кладбище, – битком набитую друзьями, незнакомцами, кем угодно. Она задумалась, не потому ли это, что обычно оказывался старше всех.
Он взял Лорен за локоть и повел ее к присутствующим, которые, вместо того чтобы смотреть на священника, смотрели теперь на них.
– Здравствуйте, – тихо говорил Боб то там, то тут. – Здравствуйте. Как дела?
Она спряталась в его тени, жалея о том, что не придумала себе мигрень и не отказалась пойти. Лорен просто никогда не нравились похороны, которые проходили пусть даже и при обычных обстоятельствах, а не при таких странных, как эти. Они напоминали ей о ее тревожном детстве, когда вся семья собиралась на дни рождения, и на поминки, и на события между этими двумя и все начинали критиковать друг друга или ее. «Она слишком худая», «Она слишком тихая», «Она совсем не такая умная, как Гарольд, Селия или Мардж», – брюзгливо говорила тетя Клара тете Берти, а тетя Берти передавала тете Джейн.
На похоронах дедушки дядя Рэймонд приставал к ней на заднем сиденье катафалка, потом предложил заглянуть за бархатные шторы, которые висели, несколько раздвинутые, на заднем окне. И когда двенадцатилетняя Лорен нагнулась, он навалился на нее сзади и схватил ее и стал ласкать ее грудь.
Неудивительно, что она не любила похороны.
Боб повел ее по нестриженой траве к небольшому пространству между Даной, Стивеном, Кэролайн и Джеком, которые стояли рядом с Бриджет и Рэндаллом. Ничего нет странного, подумала Лорен, что они все собрались. По большей части люди, о которых судачили, старались не показываться на публике. Кроме того, она поняла, что никто из них не плакал.
Напротив металлического синего гроба с останками Винсента Делано и глубокой ямы, готовой его поглотить, стояли дюжины лилий в горшках, как будто была Пасха и скоро последует воскрешение из мертвых. За растениями стояла Иоланда, одетая в несколько слоев легкого черного материала. Было бы слишком комично, подумала Лорен, если бы Иоланда перепрыгнула через лилии и кинулась на гроб с рыданиями.
Лорен выпрямила спину и собралась.
– Винсент был преданным отцом, – начал священник, и глаза всех присутствующих обратились к невзрачному сыну-проктологу Китти, который поддерживал Иоланду, и к дочери-супермодели, которая стояла справа. Видимо, то, что они плоть и кровь Китти, было недостаточной причиной для того, чтобы сохранить преданность ей.
– Он был замечательным главой семьи, – продолжил преподобный, хотя Китти могла бы возмутиться, если бы она была среди присутствующих. – И он также гордился своим итальянским происхождением.
Итальянским происхождением?
Лорен закусила уголок нижней губы.
«Парни в школьной раздевалке называли меня «итальянский жеребец», – однажды рассказал Винсент. – Что скажешь? Подходящее прозвище?»
Хотя они оба были голые и он только что кончил, она все равно чувствовала себя неловко. Да, пенис у него был большой. Да, он был твердый, да и стоял он дольше, чем когда-нибудь у Боба. Но как бы сильно Лорен это ни нравилось – когда от одной только мысли об этом, лежа в постели с закрытыми глазами, она чувствовала, как увлажняется ее промежность, – она не хотела об этом говорить, по крайней мере не с Винсентом. Она бы с удовольствием поговорила с Даной или Бриджет, или даже с Кэролайн за одним из их обедов после бокала вина, но Лорен не могла и не стала бы делать этого, потому что все-таки она была замужем за Бобом, а Винсент был женат на Китти, и каким бы восхитительным ни был ее секрет, она не могла им поделиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27