У Торы шевельнулись мышцы на горле.
– Я должна была узнать фамилию. И лицо.
– Мне бы очень хотелось узнать, что с ней случилось.
– Понимаю. – Тора повернулась к выходу из бухты, и Ким не видела ее лица. – Мне бы очень хотелось вам помочь. Но я на самом деле ничего не знаю. Когда «Охотник» вернулся, отец остался на борту понаблюдать за процедурами прибытия. Остальные трое ушли с корабля, и больше он их никогда не видел.
– Вы точно знаете?
– Да, точно.
– Прошу вас, не поймите меня неправильно, если я спрошу: откуда вы это знаете?
– От него самого. Вы думаете, это его не тронуло? Все это произошло почти одновременно: катастрофа в деревне, гибель Трипли, исчезновение женщин. – Порыв ветра подтолкнул их в сторону раскопок. – А почему бы вам не отправить такси и не зайти?
Ким отпустила машину, и Тора провела ее к вагончику.
– Тут не слишком удобно, зато не холодно.
Она открыла дверь, и Ким вошла в волну теплого воздуха. Здесь было тесно и душно. Одна комната плюс умывальная. На стене – карты береговой линии. Два стола, заставленные банками, кусками электрооборудования, монетами, инструментами, свечами, игрушками, обломками керамики.
– Как идет работа? – спросила Ким.
– Неплохо. Кажется, мы откопали частную резиденцию Габриэлли.
– Габриэлли?
– Одного из советников Хокс. Если это так, может быть, удастся понять, почему убили Рентцлера. Впрочем, вам это не интересно. – Тора поднесла к лицу кусок нагретой материи, предложила Ким другой такой же и села на холщовый стул. – Ким, – сказала она тоном, в котором неожиданно послышалось сожаление, – мы здесь с вами обе – проигравшая сторона. Я не стану делать вид, будто то, что случилось с отцом и со мной, сравнимо с вашей потерей, с исчезновением Эмили, но его жизнь тоже была погублена.
– В каком смысле?
– Погибли люди. Ходили слухи об антиматерии. Все остальные участники экспедиции исчезли. А людям нужен виноватый. Он один остался в живых – по крайней мере из тех, кто был под рукой. И потому виноватым оказался он.
– В документах этого нет.
– Друзья стали относиться к нему холодно. Люди, которых он знал годами, поворачивались спиной, переходили на другую сторону улицы. Кто-то даже пытался подать в суд, но не было доказательств. В конце концов он уехал из долины, но слухи ползли за ним. Люди вроде вас – извините меня – появлялись и задавали вопросы. Без обвинений, но подоплека была очевидна. Мой отец был достойным человеком, Ким. Он никогда никому не причинил вреда и не участвовал ни в чем, о чем тогда ходили слухи.
– Например, в краже топливного элемента.
– Да, например, в краже топливного элемента. – Тора встала, налила две чашки кофе, одну подала Ким. – Боюсь, я ничего не смогу вам сказать такого, что было бы вам полезно.
Вошли два человека, представились и вышли. Ким спросила:
– И вы не считаете, что может быть связь между возвращением «Охотника» и событием на пике Надежды?
– Не считаю. Я понимаю, почему их пытаются связать, но «Охотник» был проверен. Вся антиматерия, которая там должна была быть, оказалась на месте. Об этом все забывают. Мой отец ничего преступного не сделал. Он достиг всего, чего в жизни хотел. У него не было причин красть топливный элемент. Или что бы то ни было.
– А что же там, по вашему мнению, случилось?
– У меня нет теории. Я только знаю, что это все погубил жизнь моего отца. Он уже никогда не водил корабли – вы это знаете?
– Да, знаю.
– Когда Трипли погиб, Фонд прекратил полеты, а больше никто его на работу брать не хотел. Конечно, никто не вспоминал пик Надежды. Просто, видите ли, нам сейчас не нужны капитаны, так что спасибо. Послушайте, Ким, я знаю: это больно. Но мой вам совет, бросьте вы это дело.
«Тебе был звонок от доктора Флекснера, Ким».
Ким сбросила куртку на софу.
– Ладно, Шеп, попробуй с ним соединиться.
«Это было пару минут назад. Он был у себя в офисе».
Ким взяла стакан апельсинового сока и села в переговорное кресло.
«Он был не в себе», – добавил Шепард.
– В каком смысле?
«Раздражен. Обозлен. Как бы там ни было, соединяю».
Стены исчезли, и Ким оказалась в офисе Мэтта. Да, он явно был не в себе.
– Привет, Ким. – Он сидел за столом и писал. – Есть у меня к тебе вопрос, – сказал он, откладывая перо, но не поднимая глаз.
– Давай.
Теперь он поднял на нее глаза.
– Что ты там сделала Бентону Трипли?
– В каком смысле?
– Мне сегодня утром позвонил Фил. А ему явно звонил Трипли. И Трипли в ярости.
– Отчего?
– Конкретно не ясно. Но это связано с тобой. Когда ты была на презентации, ты спрашивала его об инциденте на пике Надежды?
– Мы об этом говорили.
– Ты намекала, что его отец был замешан в преступлении?
Ким попыталась вспомнить разговор.
– Нет, – сказала она. – С чего бы мне на это намекать?
– Вот об этом я и спрашиваю.
– Этого не было.
– И то хорошо. Потому что все преимущества от награждения его медалью Мортона Кейбла мы более чем утратили.
– Мэтт…
– Ты действительно вломилась к нему в дом?
– Нет!
– А он говорит, что да.
Ким почувствовала, что терпение у нее готово лопнуть. Дыши глубже и владей собой.
– Я осмотрела дом и усадьбу в долине Северина. Но это уже не его дом. Там все заброшено.
– Ты до конца в этом уверена? Ты проверила записи о владении перед тем, как туда соваться?
– Нет, но…
– Так я и думал. Директор сегодня утром должен был перед ним извиняться.
– Извиняться? – Перед глазами мелькнул образ Трипли. Он улыбался. – За что? Что бы там ни было в бумажках, дом заброшен!
– Трипли счел, что Институт сует нос в его дела, – вздохнул Мэтт. – Ким, мы его заверили, что здесь недоразумение и вопрос закрыт. Я не знаю, что ты там затевала, но вопрос закрыт, понимаешь?
– Мэтт, это я делала от своего имени.
– Ким, ты ничего не делаешь от своего имени. Ты – представитель Института. Ты же каждую неделю по два раза выступаешь от нашего имени. – Глаза Мэтта затвердели. – Ты бросишь это дело и больше близко к нему не подойдешь. Это ясно?
Ким не опустила глаз.
– Мэтт, я вчера говорила с одним техником из «Интерстеллар» насчет ремонта «Охотника» после возвращения. Он мне солгал.
– Откуда ты знаешь?
– По лицу видела.
– Отлично. Это убедит каждого, кто усомнится в твоих словах.
– Слушай, Мэтт, если тут ничего нет, почему Трипли так вскинулся? Что он прячет?
– Это просто. Там погибло много людей – при взрыве. Если выяснится, что его отец как-то за это отвечает, на него подадут сотни исков.
– После стольких лет?
– Я не юрист, но могу сказать, что он потеряет очень много, если ты найдешь какие-то свидетельства вины его отца.
Очевидно, кто-то вошел в офис Мэтта. Это было за спиной у Ким, и потому она не видела кто. Но Мэтт так воззрился на посетителя поверх ее головы, что дверь закрылась, и Мэтт снова переключился на Ким.
– Мэтт, я не представляю себе, как смогу просто так все это бросить.
Он прокашлялся.
– Ким, я отлично понимаю, что это для тебя значит.
– Мэтт, ты понятия не имеешь, что это для меня значит.
– Ладно, прости. Я слышу, что ты говоришь. Но проблема в том, что для поддержки расследования нет доказательств. И если ты будешь упорствовать, то Институт прогорит, ты окажешься на улице, а ничего больше ты не достигнешь.
Целая минута ушла у Ким на то, чтобы овладеть собственным голосом.
– И как же мы найдем доказательства, если искать не будем?
Вид у Мэтта стал страдальческий.
– Ким, я не знаю. Но ты должна понимать, что ты представляешь Институт круглые сутки без выходных. Любые твои действия отражаются на нас. – Он поставил локти на стол и подпер сцепленными руками подбородок. – Я понимаю, что это по отношению к тебе несправедливо. Но и ты пойми, что поставлено на карту.
– Деньги.
– Куча денег.
Ким позволила себе опустить веки.
– Еще что-нибудь?
– Нет, это все, что я хотел тебе сказать.
– Спасибо, – сказала Ким и прервала связь, оказавшись вновь в своей гостиной. Она поднялась, взяла куртку и вышла на террасу.
Море было холодным и серым.

9

Приди со мной к туманной пелене
У полосы заката, западней Сент-Джонса…
Крес Виллард, «К западу от Сент-Джонса», 487 г.

Одной из главных задач Института было как можно более полное использование интереса к проекту «Маяк». Мэтт уже организовал интервью с членами экипажа «Трента». Это было не очень удобно, потому что сигналы гиперсвязи походили с запаздыванием. Журналистам приходилось подать вопросы письменно и приходить за ответами на следующий день. О непринужденности или о том, чтобы из ответа сразу возникал следующий вопрос, говорить не приходилось. А потому никому особенно не хотелось беседовать с экипажем «Трента». Журналистов в экспедиции не было, потому что время полета было дорого, а репортажи не стали бы хитами. Слишком все это было далеко. А возможность существования иного разума никто уже не принимал всерьез. Интерес возбуждала не цель эксперимента, а сама возможность взорвать звезду.
Поэтому информационная служба Института решила сделать упор на этом аспекте и на тех выгодах для человечества, которые открывает такая возможность. К сожалению, никто не мог сказать, что же это за выгоды. Разве что улучшение конструкций магнитных бутылок. Улучшение контейнеров антиматерии. Может быть, системы отклонения гравитации, которые позволят электронным устройствам работать в еще более сильных гравитационных полях.
Крей Эллиот, младший специалист-пиарщик, кивал и записывал. Ким не скрывала своего неудовольствия.
– Мы все время пытаемся продавать науку под тем соусом, что кто-нибудь сможет купить себе зубную щетку получше, – ворчала она. – Куда девалось бескорыстное любопытство?
– Надо быть практичными, – отвечал Крей. Он был талантлив, кипел энтузиазмом и жизнерадостностью. Жизнерадостность ее больше всего и раздражала.
Но он был прав – надо было подчеркивать практический аспект: увеличение эффективности дальних межзвездных полетов, элементы, дающие горючее для отопления и освещения целых городов, и с повышенной безопасностью.
Ким возражала:
– Межзвездные полеты сокращаются, энергии у нас и без того больше, чем мы можем использовать, и пока еще не было ни одной аварии с топливными элементами – по крайней мере известных мне. Ни разу.
Если не считать, возможно, пика Надежды.
– Не важно, – отвечал Мэтт. – Это все детали. А на детали никто не обращает внимания.
Может быть, он и был прав. Не впервые им делать небольшие натяжки. Два года назад Институт не стал опровергать слухи о неизбежном прорыве в работе над антигравитацией, Хотя такая работа не велась и все физики, которых знала Ким, считали антигравитацию невозможной. Слухам верили поскольку люди считали, что если можно вызывать гравитацию искусственно, то можно и нейтрализовать ее действие. Хотя это было совсем другое дело. Чтобы вызвать гравитацию не надо изгибать время и пространство, достаточно создать магнитные поля, позволяющие людям ходить внутри звездолета.
Ким подозревала, что слухи могли быть пущены самими пиаровцами. Когда она заговорила об этом с Мэттом, он с благородным негодованием такие предположения отверг. Благородное негодование – это всегда был верный признак, что Мэтт врет.
Сейчас, слушая его инструкции, Ким сама удивлялась, что просто не встанет и не выйдет. Деньги здесь платили хорошие, Институт занимался достойным делом, но на самом деле ей доставляло удовольствие делать то, в чем она была так талантлива. Да, но пока она здесь, карьера, которой она желала, о которой мечтала, к которой готовилась, даже не начнется.
Она вспомнила, как говорила Шейелу, будто оправдываясь: «Не та область деятельности, которую я бы выбрала».
И ему стало неловко за нее. «Никогда не знаешь, как сложатся обстоятельства».
И так было всегда. Она была из тех, кто никогда не ходит на встречи выпускников.
Вернувшись в кабинет, она нашла сообщение от Шепарда.
«Это ответ на твое письмо на Сент-Джонс», – сказал он.
– Пожалуйста, выведи его на экран, Шеп.
«Сейчас, Ким. Пожалуйста, обрати внимание, что я все даты дал по центральному времени Гринуэя».

От: Начальника департамента архивов.
Кому: Д-ру Кимберли Брэндивайн.
Дата: Понедельник, 15 января 600 г.
Тема: План полета «Охотника».
В ответ на Ваш запрос сообщается следующая информация:
Ответ: План полета «Охотника» ЭМК 4471886, зарегистрирован 11 февраля 573 г.
Отлет с Сент-Джонса 12 февраля 573 г. 03:58.
Прибытие в QCY4149187 17 апреля 573 г., начало наблюдения за Золотой Чашей.
Об отбытии от Золотой Чаши должно было быть сообщено, когда это станет известно, но ожидалось, что это будет приблизительно 1 июня 574 г.
Дж. Б. Стэнли, Начальник департамента архивов.

* * *

На всю экспедицию отводилось пятнадцать месяцев. Ким нажала клавишу вызова Солли.
– Привет, Ким! – просияло его изображение на экране. – Как прошло собрание?
– Как всегда. К тебе есть вопрос.
– Давай.
– Надо было сразу его задать. Когда «Охотник» улетал с Сент-Джонса, там проверили прыжковые двигатели?
– Ты имеешь в виду на станции?
– Да.
– Только если об этом просили. Двигатели должны были быть проверены сотрудниками самого Фонда перед отбытием корабля из Небесной Гавани. Если ты спрашиваешь, вероятна ли поломка на таком раннем этапе полета, направлявшегося далеко в глубину, я бы сказал, что нет. Но такое случалось. И если честно сказать, прыжковые двигатели – головная боль. Очень нетрудно просмотреть то, что вызовет неполадки.
– А что бывает, если прыжковые двигатели сдыхают в гиперпространстве?
– Прощай, любимая, – ответил он. – Разве что их удается починить.
– А связь?
– Связи не будет. Чтобы можно было с кем-нибудь связаться, корабль должен сначала прыгнуть в обычное пространство.
– Не слишком оптимистичная перспектива.
Солли пожал плечами:
– Реальность, диктуемая физическими законами, моя милая.
– А такое случалось?
– Не знаю. Иногда корабли пропадают. – Он подождал ее реакции, но Ким никак не реагировала. – А что? Ты что-то нашла?
– Ничего, – ответила она.
Ким вывела на экран запланированный маршрут, провела линию между Сент-Джонсом и намеченной звездой 187.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59