Положив диктофон на место, она закрыла ящик и выдвинула самый нижний. Металлические скобки свидетельствовали о том, что раньше в нем находились файлы с бумагами. Сейчас он был пуст, но Кэйси не собиралась оставлять его в таком состоянии. Не откладывая, она заполнила ящик своими собственными файлами и то же самое проделала с нижним правым ящиком. В следующем ящике хранилась почтовая бумага Конни – официальные бланки с эмблемой Гарварда, которой он имел право пользоваться как член профессорского состава, и его личные бланки. На бумаге цвета слоновой кости черными печатными буквами значилось: «КОРНЕЛИУС Б. АНГЕР».
Она понятия не имела, что могла означать буква «Б». Она спрашивала у многих, но никто этого не знал.
Ящик с почтовой бумагой был замечательным местом, где можно было оставить послание. На месте Конни, передавая дом со всем содержимым ребенку, которого никогда не знала, Кэйси бы так и сделала.
Обе стопки бумаги были аккуратно сложены, но ни на одном из верхних листков не было ни малейшей отметки.
Расстроившись окончательно, она закрыла и этот ящик, выдвинула тот, что был над ним, и нашла с полдюжины коробочек для мелочей. В одной были резинки, в другой – ластики, в третьей – промокашки. В последней гремели леденцы.
Она любила леденцы – во время учебы в аспирантуре просто не расставалась с ними, а привычка разгрызать, а не сосать их стоила ей нескольких сломанных зубов. Поэтому она не могла сказать, что преуспела в правильном поедании леденцов, но Конни не мог об этом знать. Она могла бы вообразить, что он наполнил коробочку, думая о ней, если бы это не было совершенно невозможно. Она потянулась за леденцами, но передумала и убрала руку.
Закрыв ящик, она выдвинула тот, что был в центре. В узком пенале лежало несколько карандашей Bic, и у нее на сердце полегчало. Она ненавидела карандаши Bic, никогда в жизни не пользовалась ими. Она предпочитала карандаши Mont Blanc. Это, должно быть, был привет от матушки.
Чувствуя себя отмщенной, с удовольствием сознавая, что хотя бы в этом она не была согласна с Конни, она выдвинула ящик до конца. За пеналом лежала деревянная линейка, а еще дальше – конверт из манильской бумаги.
Когда Кэйси достала конверт, ее сердце бешено застучало. На передней стороне, наверняка его рукой, было нацарапано: «К». «К» могло значить «Корнелиус», но она не могла представить, зачем ему было писать на конверте свой инициал. «К» могло значить и «Кэйси».
С отчаянно бьющимся сердцем она открыла конверт и достала пачку скрепленных зажимом листов бумаги. «Флирт с Питом», – прочитала она в центре первой страницы и ниже, буквами помельче: «Записки».
«Флирт с Питом. Записки».
Кэйси пролистала страницы. Они были покрыты текстом с обеих сторон, сверху донизу, и на каждой стоял номер. Она вернулась к первой.
«Флирт с Питом. Записки».
«К» означало «Кэйси». Что-то, что сказало ей о том, что это действительно так, заставило ее действовать дальше.
Отцепив зажим, она положила листки на стол, отложила верхний в сторону и начала читать.
Глава 5
Литтл-Фоллз
Утром в пятницу туман был таким густым, что Дженни Клайд по дороге в город не могла разглядеть ничего, кроме пятен жесткой травы справа, полосы разбитой дороги слева и потертых носков своих собственных спортивных тапочек. Она взяла левее, дороги стало больше, чем травы. Еще чуть левее, и трава пропала совсем.
Твердо держась середины дороги, она смотрела прямо перед собой, не замечая ничего, кроме выщербленного серого асфальта и клубящегося над ним белого тумана. В конце лета в Литтл-Фоллз туманы были обычным явлением. Зажатый в котловине между двумя вершинами, городок был постоянной ареной борьбы между теплыми днями и холодными ночами. Дженни всегда представляла себе, как солдаты-облака ударяются о склоны, сползают вниз и остаются лежать там, обессиленные и беспомощные.
Не то чтобы она была против тумана. В тумане легко было представить себе, что в городе можно найти защиту, прощение и доброту, спрятаться от холодной и жестокой реальности.
Дженни услышала приближающуюся машину – вначале приглушенное ворчание, потом утробный рокот, становящийся все более отчетливым. Она ни на миллиметр не изменила своего курса. Рокот превратился в прерывистое рычание. Звук становился все громче и ближе… громче и ближе… громче и ближе… В самый последний момент она свернула с опасного пути.
Поглубже надвинув бейсболку, она наклонила голову, сунула руки в карманы джинсов и изо всех сил постаралась раствориться в тумане. Но Мерль Литтл увидел ее. Он встречал ее почти на одном и том же месте каждый день, направляясь домой выпить с женой чашечку кофе.
– Уйди с дороги, Мэри-Бет Клайд! – прокричал он в окно автомобиля, за секунду до того, как туман поглотил его.
Дженни подняла голову. «Здравствуйте, мистер Литтл! – могла бы сказать она, если бы он притормозил. – Как дела сегодня?»
«Более-менее, – мог бы ответить старина Мерль, если бы был более общительным. – А у тебя, Дженни? О, да ты сегодня прекрасно выглядишь!»
Она могла бы мило улыбнуться или покраснеть. Она могла бы даже поблагодарить его за комплимент и сделать вид, что принимает его как должное. Она бы наверняка помахала ему вслед, потому что этот дружеский жест был бы вполне уместен по отношению к тому, кого ты знаешь всю свою жизнь, к тому, чья семья была основателями этого города, к тому, кто живет по соседству, даже если он и отрицает этот факт и мечтает, чтобы было иначе.
Она продолжала свой путь. Залаяли дворняги Бутов, хотя она и не могла видеть их в тумане. Так же, как не могла видеть ржавые петли на воротах у Джонсонов и цветник во дворе у семейства Фарина, но она знала, что все это там есть.
«Шшш! – предупредила бы она детей, если бы они у нее были. – Говорите потише. У старика Фарины скверный характер. Не стоит его сердить».
«Мама, но он же нас не догонит! – мог бы заметить кто-нибудь из детей. – Он же не может ходить».
«Может, – заспорил бы другой. – У него есть костыли. Он ударил одним Джоуи Баттла, даже когда шериф Дэн запретил ему это. Мама, как он мог это сделать, если шериф Дэн ему запретил?»
«Потому что на свете бывают плохие люди», – должна была ответить Дженни, если бы у нее были дети, и все это время она бы крепко прижимала к себе младшую дочку – очаровательную крохотную девчушку с шелковистыми золотыми волосами, теплую, лучащуюся такой любовью и преданностью, что Дженни трудно было расстаться с ней даже во сне. Бывают люди, которым нет дела до того, что законно, а что – нет. Бывают люди, которые не слушают, что говорит им шериф Дэн, ни одного слова.
Туман чуть приподнялся, открыв еще зеленые листья берез и шелушащуюся белую кору. Еще пара недель, и листья пожелтеют. «Но тогда, – сказала себе Дженни, – меня уже здесь не будет».
Когда туман опустился вновь, она вообразила за его пеленой другой город. Ей представлялось что-нибудь вроде Нью-Йорка, с высокими зданиями и широкими улицами, где никто не будет знать, откуда она взялась, кем была и что совершила. А если не Нью-Йорк, тогда какой-нибудь уголок в Вайоминге, с бескрайними равнинами, которые тянутся, тянутся и тянутся, насколько хватает глаз. Там она тоже может затеряться. Но вначале нужно бежать из Литтл-Фоллз.
Она вновь взяла влево, закрыв глаза и стараясь, чтобы шлепанье ее тапочек по асфальту попало в ритм глухим ударам выбивалки об ковер, доносящимся из-за тумана с веранды Эсси Банч. Она мысленно пересчитывала невидимые спутниковые тарелки, слыша сквозь туман из открытых окон голос Салли Джесси Рафаэль у Вебстеров, «Хорошую цену» – у Клигов, канал QVC – у Миры Элленбоген. Чем ближе она подходила к городу, тем теснее жались друг к другу дома. До нее доносились приглушенные голоса, хлопанье флага на мачте, жужжание бензопилы, заготавливающей впрок дрова для холодных сентябрьских ночей.
Звуки были совсем земными. Однако, когда она открывала глаза, в завитках тумана чудилось что-то нереальное, похожее на райские врата. Однако Дженни Клайд пока не собиралась на небеса.
Далеко в тумане материализовалась еще машина. Звук ее мотора был ровнее, новее, настойчивее. Хруст шин по разбитой мостовой свидетельствовал о низкой скорости. Эта машина патрулировала улицы. Она узнавала ее по звуку. Это была машина Дэна О'Кифи.
Дженни шла посередине дороги. Еще немного… Еще немного… Еще немного… Она отпрыгнула в сторону за несколько секунд до того, как джип возник из тумана, и не удивилась, когда он поравнялся с ней и затормозил.
– Дженни Клайд! – начал распекать ее шериф. – Я видел тебя.
Дженни пожала плечами.
– Ты слишком рискуешь, поступая так, – продолжал он с неподдельной озабоченностью, которую ей не часто приходилось слышать. Это в нем было не от отца. Эдмунд О'Кифи бывал крут. Наверное, так было нужно – все-таки он был шефом полиции. Но Дэн был совсем не такой. – В конце концов, кто-нибудь тебя не заметит, – сказал он.
– Я вовремя отхожу.
– Не сомневаюсь, потому что ты точно знаешь, кто и на какой машине едет и как быстро, но что будет, если здесь появится машина, которой ты не ожидаешь? Замешкаешься всего чуть-чуть, и – бам! – полетишь вверх тормашками, и одному Богу известно, где ты приземлишься. Послушай меня, Дженни Клайд. Ты играешь в русскую рулетку.
– Нет, – спокойно возразила Дженни. – Если бы я хотела сыграть в русскую рулетку, я заткнула бы уши.
– Господи Боже, даже не думай об этом, – воскликнул он и потер плечо. – Значит, на этой неделе.
На этот раз движение ее плеч получилось каким-то однобоким. Одно плечо как будто отказалось участвовать в попытке продемонстрировать безразличие.
– Ты не боишься? – спросил он.
– Чего я должна бояться? – Глядя в землю, она улыбнулась. – Он мой отец.
– Почему же меня это не успокаивает?
– Я жду его возвращения, – сказала Дженни как можно спокойнее. – Я содержала дом в порядке, как он велел, и все осталось так, как было, когда его забрали. Ну, то есть мне, конечно, пришлось кое-что изменить, например, купить новый обогреватель, потому что починить старый уже было нельзя, и заделать крышу там, где рухнул старый дуб, но у меня не было другого выхода. И потом, я спросила у него разрешения, поэтому он не должен выйти из себя. – Вышедший из себя Дарден Клайд был истинным кошмаром. Дженни это знала.
– Прошло шесть лет, – заметил Дэн.
«Шесть лет, два месяца и четырнадцать дней», – подумала Дженни.
– Так, значит, с тобой все в порядке?
– В полном. – Что еще она могла сказать?
– Ты уверена?
Конечно, она не была в этом уверена, но у нее не оставалось выбора. Когда она позволяла себе подумать об отце, ее желудок сжимался, а разум начинал сражаться сам с собой – остаться, бежать, остаться, бежать, – пока ее не скручивало судорогой так, что она не могла двинуться с места. Поэтому она старалась пореже думать об этом. Легче было вглядываться в туман и думать о хорошем.
– Я сегодня пойду на танцы, – сказала она шерифу.
– Правда? Что ж, по-моему, прекрасная идея. Ты давным-давно не ходила на городские танцы.
– Я куплю новое платье.
– Еще одна прекрасная идея.
– У мисс Джейн. Замечательное. Я умею танцевать.
– Я в этом не сомневаюсь, Дженни.
Она сделала шаг к джипу, прикусила верхнюю губу и пробормотала:
– Он не знает, что меня называют Дженни. Я думаю, ему это не понравится. Да, это мое второе имя, но ему нравится Мэри-Бет, потому что так звали мою мать… – Именно поэтому она ненавидела это имя, поэтому его звук вызывал приступ резкой боли внутри. Но уж лучше было перенести эту боль, чем представлять, что можно ожидать от вышедшего из себя Дардена. – Поэтому, может быть, ты будешь теперь называть меня Мэри-Бет, просто на всякий случай?
Не услышав ответа, она решилась поднять глаза. Выражение его лица не могло добавить ей спокойствия. Он знал существенно больше, чем все остальные, о том, что действительно произошло тогда, шесть лет два месяца и четырнадцать дней назад, в результате чего Дарден Клайд оказался за решеткой, а о том, чего он не знал наверняка, он догадывался.
– Дженни тебе больше подходит, – сказал он.
От его мягкого тона ей захотелось плакать. Но вместо этого она только пожала плечами, на этот раз обоими.
– Дженни… Мэри-Бет… Тебе действительно надо уехать из города прежде, чем он вернется. – Она ковыряла выщербленный асфальт на краю дороги носком тапочка. – Поменять имя и начать новую жизнь где-нибудь подальше отсюда. Я понимаю, почему ты не сделала этого тогда, когда тебе было всего восемнадцать и тебе не от кого было ждать помощи, но сейчас тебе двадцать четыре. У тебя есть опыт работы. Везде полно ресторанов, которые с радостью возьмут на работу такую надежную официантку, как ты. Он не сможет тебя найти. Тебе нужно бежать. Дженни, он бесчестный, низкий человек.
В словах Дэна не было ничего такого, что сама Дженни не повторяла себе сотни, тысячи раз. Безопасность, которую она впервые ощутила, когда Дардена забрали, за последние несколько недель испарилась. Думая об этом, она превращалась в комок нервов.
Поэтому она старалась не думать. Вместо этого, возобновив свой путь сквозь туман к городу, она думала о платье, которое собиралась купить. Оно провисело в витрине мисс Джейн почти все лето, и всякий раз, когда она проходила мимо, словно убеждало: Дженни Клайд, я сделано для тебя. Платье было темно-красным, с мелкими цветочками, с короткими рукавами, глубоким вырезом и высокой талией. Манекену в витрине оно доходило до середины икры. Если бы оно оказалось такой же длины на Дженни, то должно было закрыть шрамы на ногах. Если нет, можно надеть черные колготки.
Черные колготки можно надеть в любом случае. В фильме, который видела Дженни, Мег Райан носила черные колготки под почти такое же платье. Конечно, Дженни не обладала внешностью Мег Райан, ее улыбкой и мужеством. И Дженни бы ни за что не смогла выдержать, чтобы люди смотрели на нее так, как они смотрели на Мег Райан. Дженни была очень замкнутым человеком.
Сегодня вечером, однако, что-то должно было произойти. Сегодня она собиралась встретить кого-то столь же прекрасного, как Самый Сексуальный Мужчина Планеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49