Воспользовавшись моментом, Кэйси провела пальцами вдоль его спины, а когда кот поднялся на лапы, то и до самого кончика пушистого, довольно длинного хвоста. В задранном кверху состоянии его кончик оказывался почти вровень с ящиком. Однако когда кот опустил хвост, то указал им прямо на круглую ручку дверцы нижнего отделения тумбочки.
Еще с минуту Кэйси продолжала гладить кота. Потом, протянув руку мимо него, открыла дверцу. Тумбочка была набита номерами «National Geographic», стоящими по порядку, скрепками наружу. Единственной вещью, нарушавшей ровный желтый ряд корешков, был засунутый между ними большой конверт манильской бумаги.
Она вытащила конверт и увидела на лицевой стороне знакомую «К». Ее сердце колотилось как бешеное, когда она открыла конверт и достала из него пачку машинописных листов. Ей хватило самого короткого взгляда на первую страницу, чтобы узнать то, что ей было нужно.
Усевшись прямо на пол рядом с тумбочкой, она начала читать. Когда страницы закончились, она еще какое-то время не вставала с места, размышляя над тем, что прочитала. Наконец, сложив страницы обратно в конверт и закрыв его, она крепко прижала бумаги к груди. Пытаясь вновь обрести душевное равновесие, она посмотрела на Ангуса, который все это время безмолвно сидел рядом, и, поддавшись внезапному порыву, наклонилась вперед, чтобы поцеловать его в лоб. Однако кот посчитал, что это уже явный перебор, и, прижав уши, резко отпрянул назад. Кэйси показалось, что еще немного, и он зашипит на нее.
Поэтому ей оставалось только улыбнуться, прошептать: «До скорой встречи, большой мальчик» – и тихонько направиться восвояси. В последний раз взглянув через плечо на кота, она погасила свет, торопливо выскользнула из комнаты и натолкнулась на большую мужскую фигуру.
Глава 14
Литтл-Фоллз
Дженни вскрикнула.
Пит держал ее за локти, успокаивая:
– Это я, это я.
– Я думала, ты уехал, – сквозь рыдания проговорила Дженни. Она тяжело дышала, еще боясь окончательно поверить, потому что холод был таким реальным, таким ледяным, что ее до сих пор трясло. Но руки Пита были теплыми, а глаза – еще теплее. Он совершенно обыденно пах мылом, которого она накупила про запас, когда последний раз была на ярмарке. И руки!.. Его объятия говорили ей без слов: «Я же сказал, что буду здесь, значит, я здесь». Но окончательно ее убедило то, как он прижимался лицом к ее волосам, макушке, щеке. Дженни заметила, что он побрился. Щетина, выдававшая в нем путешественника, исчезла, давая этим понять, что гладкая кожа более пристала тому, кто уже достиг места назначения. Она повисла на нем, шепотом повторяя:
– Господи, Господи, Господи…
– Да нет, – ласково шептал он в ответ. – Это всего лишь я.
Она подняла к нему лицо, собираясь рассказать, как перепугалась, но воспоминания о пережитом ужасе вдруг начали рассыпаться на кусочки. Паника, холод, страх – все превратилось в пыль. Отчаяние отступило.
– Уже лучше? – спросил он.
Она кивнула. Он поцеловал ее так быстро, что она не успела опомниться.
– Хорошо? – спросил он.
Она снова кивнула, и он поцеловал ее еще раз, только теперь она уже вспомнила о вчерашних его поцелуях, и желание, которое она испытала тогда, вновь нахлынуло на нее. Оно заполнило ее настолько, что места для страха просто не осталось.
– Поцелуй меня, – прошептал он, и она сделала это. Приоткрыть губы навстречу его губам, шевелить ими, пробуя его губы на вкус, было так естественно, что, когда он, практически не отрываясь от нее, с легким стоном проговорил: «Ты замечательно целуешься», она поверила ему. Она чувствовала его ответную реакцию, его возбуждение, стремление быть как можно ближе. Когда он, скользнув ладонью вниз по спине, прижал ее к себе, крепко обхватив аккуратную попку, она ощутила твердость его мужского достоинства. Это должно было вызвать у нее отвращение, но почему-то никакого отвращения не было. Было любопытство. И где-то очень глубоко – сладкая боль желания.
Он поднял голову и медленно отпустил ее. Она заглянула в его глаза, бездонные, ярко-синие.
– Пора выполнить еще одно заветное желание, – сказал он.
– Твое или мое?
– Твое.
– А ты бы чего пожелал?
– Ты знаешь. Но я пытаюсь научиться соблюдать очередь. Ну так что? Расскажи, чего тебе больше всего хочется сейчас?
«Того же, чего и тебе», – вдруг возник, к ее собственному удивлению, ответ. Эта мысль сбила ее с толку, и она в замешательстве опустила глаза. Взгляд упал на пряжку его ремня. Дженни зацепилась за нее согнутыми пальцами и ощутила жар, исходящий от его тела.
Он тихо заворчал:
– Ну, подумай. Твоя заветная мечта. То, что ты всегда мечтала сделать здесь, в Литтл-Фоллз, но никогда не имела возможности.
Ей не нужно было долго раздумывать.
– Поехать кататься. – Другие парочки все время делали это, но у них не было мотоциклов.
– И все?
Она подумала еще с минуту.
– Может быть, остановиться где-нибудь закусить. – Это другие парочки тоже все время делали. Дженни постоянно слышала, как Мириам обсуждает это с Энн-Мари и Тайлер. Самым популярным местом был ночной ресторанчик Джиро, в двадцати минутах езды от города.
– Ничего сложного, – сказал Пит. – Но тебе нужно будет одеться потеплее, а то замерзнешь по дороге.
– Значит, карьер исключается.
Он помнил о ее желании. Она поняла это по его глазам.
– Искупаться? Да, пожалуй, холодновато. Но мы можем просто поехать и побыть там.
Эта идея понравилась Дженни. С мыслью о ней она отправилась к себе в спальню, где сбросила униформу «Нит Итс», а потом и белье, и совершенно голая направилась по коридору в ванную, отчасти даже надеясь, что Пит может ее увидеть. Предвкушение удовольствия вытворяло странные вещи с ее телом. Поворачивая кран, она чувствовала, как у нее подгибаются колени. Ожидая, пока нагреется вода, она начала ласкать себя. Никогда еще в своих фантазиях – а их были сотни, если не тысячи, – она не заходила так далеко. Раньше она представляла себе любовь, нежность, нормальное человеческое общение, которое, как она решила для себя, непременно должно предшествовать сексу; но до этого самого момента у нее никогда не было первого, чтобы перейти к последнему.
Сейчас она наконец-то почувствовала себя истинной женщиной. Впервые в жизни она с удовольствием присыпала тело ароматной пудрой и достала из ящика самые соблазнительные трусики и лифчик. Она расчесала волосы и долго приглаживала их, пока завитки не стали менее крутыми. У нее кружилась голова.
Наверное, именно из-за этого она подошла к туалетному столику матери и, порывшись в среднем ящике, достала маленький сверточек, который был заложен в карман когда-то любимой матерью блузки. В сверточке лежали висячие сережки, каждая с двумя крупными жемчужинами. Она вдела их в уши и сравнила с длиной своих волос. Выяснив, что волосы все же длиннее, она заправила их с одной стороны за ухо. Кажется, получилось то, что надо.
Она натянула джинсы и широкий свитер и отправилась искать сапоги. Самые подходящими к кожаным сапогам Пита оказались высокие резиновые сапоги, которые она носила, когда было грязно. Как и все вещи в доме в эти дни, они сияли. Она надела их.
Потом достала куртку с капюшоном, которую несколько лет назад отдала ей Мириам. Она будет скучать по ней. А вдруг они когда-нибудь случайно повстречаются там, на западе? В конце концов, Сиэтл не так уж и далеко от Вайоминга.
Пит ждал ее у боковой двери, прислонившись к стене и скрестив ноги. Когда она вышла, он выпрямился, окинул ее взглядом с ног до головы и улыбнулся:
– Замечательно выглядишь. Она улыбнулась в ответ:
– Ты тоже.
– Какие изящные серьги. Дженни тронула жемчужины.
– Они достались мне от бабушки. Она была первой девушкой в графстве, поступившей в медицинское училище. После него она вернулась сюда, хотя все говорили, что она сошла с ума. Но она была очень предана своему делу. Она действительно хотела помогать больным. Поэтому она открыла свой кабинет. Работала в основном по вызовам.
– Наверное, ее все любили.
– Нет. Ее не понимали. Она была слишком не похожей на них.
– Это бабушка по материнской или по отцовской линии?
Дженни пыталась сообразить, какой вариант правдоподобнее. В конце концов, так как она достала сережки из столика матери, она сказала:
– На самом деле она была сестрой моей матери, но у них была очень большая разница в возрасте, и они совершенно не были похожи. Я всегда воспринимала ее как бабушку. И она любила меня как внучку. Она умерла, когда мне было десять лет.
– Жаль. Если бы она была рядом, то наверняка помогла бы тебе в тяжелую минуту.
Дженни тоже было жаль, по крайней мере она воображала себе это. Хотя на самом деле эта история не была чистой выдумкой. У матери Дженни действительно была старшая сестра. Дженни лишь однажды видела ее, а потом придумала про нее историю. Ведь иметь такого родственника хотел бы каждый.
– Но если бы она была жива, – продолжал Пит, – она наверняка забрала бы тебя отсюда, и мы, ты и я, никогда бы не встретились. – Он показал ей два шлема, болтающиеся у него на руке. – На этот раз выбирай сама.
До Дженни едва начало доходить, что он специально для нее купил второй шлем, а он уже торопил:
– Ну, так какой?
Дженни не стала тянуть с выбором. Она взяла тот, что уже надевала раньше, тот, который хранил его запах.
Не прошло и десяти минут, как они уже неслись по дороге, мимо домов, обитатели которых столько лет глядели на Дженни с презрением. «Они-то думали, я гроша ломаного не стою. Думали, что ничего стоящего из меня не выйдет. И представить не могли, что я познакомлюсь с мужчиной, который знает о жизни в сто раз больше и выглядит в сто раз лучше, чем любой из них. – С каждой мысленной фразой она задирала нос все выше, пока, наконец, не ощутила, как гордо сидит у нее на голове шлем Пита, и удовлетворенно подумала: – Видели бы они меня сейчас».
Но они, конечно, не могли ничего видеть. Они наверняка слышали мотоцикл, но он проносился мимо них так быстро, что они все равно не успели бы понять, кто сидит на нем, даже если бы лицо Дженни не было скрыто шлемом. К тому же ночь была туманной и темной. И она понимала, что ночь еще и холодная, но ей сейчас не было холодно. Возбуждение согревало ее.
Они въехали в центр города. Дженни крепко обхватила Пита за талию. Прокатив ее по всей Мэйн-стрит, он повернул обратно и начал петлять по боковым улочкам, сворачивая то на одну, то на другую. Если бы Дженни не знала, в чем дело, то могла бы решить, что он хочет, в качестве наказания за их недоброе отношение к ней разбудить всех, спящих в квартирах над магазинами или в особняках между ними. Но если она, пусть какой-то очень малой частью своей души, хотела быть или хотя бы казаться мстительной, то Питом двигало простое любопытство. Ей представилось, что он хочет увидеть все, имеющее отношение к ее прошлому, в последний раз перед тем, как уехать отсюда, и ей самой хотелось того же.
Они проехали мимо начальной школы, прямоугольного здания с облезлыми росписями на всех стенах и истоптанной игровой площадкой позади. Дженни любила ходить сюда в детский сад. И даже в первом и втором классе ей еще нравилось учиться. Однако к третьему она стала чувствовать себя изгоем. Ей не разрешали приглашать домой друзей, а кроме того, ее отец, привозя ее в школу и забирая домой, так смотрел на любого, оказавшегося поблизости, что у них самих отпадало такое желание. Поэтому она оказалась в стороне от всего, чем занимались ее одноклассники после школы и в выходные, а так как в учебное время практически все их разговоры были именно об этом, то она оказалась в стороне и от них. Положение посторонней делало ее идеальной мишенью для разнообразных мальчишеских шуточек такого рода, что, узнай о них Дарден, одними взглядами дело бы уже не ограничилось. Но она никогда не рассказывала ему об этом, понимая, что будет только хуже. Страдать молча было безопаснее.
– Видишь вон то открытое место? – прокричала она ему в ухо немного погодя. – Это Городской Луг. Там у нас проходят праздники. Угощение на четвертое июля, парад на День Памяти Павших, скачки в фонд добровольной пожарной дружины осенью и конкурс ледяной скульптуры зимой.
– Должно быть, занятно.
«На самом деле – вовсе нет», – подумала Дженни, но ей не хотелось выглядеть озлобленной, не хотелось быть озлобленной сейчас, когда ее жизнь в Литтл-Фоллз подходила к концу. Поэтому она показала Питу, где живет Мириам, где живет ее воспитательница из детского сада, даже где живут старший О'Кифи с женой, хотя это заставило ее занервничать. Она могла бы показать ему и дом Дэна с гаражом, где помещался полицейский участок, – это было действительно приятное место, – но он наметил другой маршрут. Следуя ему, они подъехали к танцевальному залу, остановились под каштаном, где Дженни впервые увидела Пита, и постояли немного, оставив мотор работать вхолостую. Потом снова промчались по «Небаноник-Трэйл», вверх и вниз по склону, и повернули на шоссе.
Пит заложил вираж под таким углом, что сердце у Дженни ухнуло, и, прекрасно чувствуя ее восторг, еще быстрее понесся по шоссе в ночь. Она представляла, что все будет точно также, когда они будут проезжать здесь в последний раз. На мотоцикле с Питом она могла уехать куда угодно, делать все что угодно, быть кем угодно. Пит свернул к Джиро. Он припарковался, пристегнул их шлемы к рулю и за руку ввел ее в ресторан.
Мечта Дженни превращалась в реальность. Впервые она была одной из девушек с одним из парней и могла точно так же, как все они, занять место в отгороженной кабинке, заказать точно такой же пухлый, сочный бургер, пережевывать точно такое же жирное жаркое, пить то же самое разливное пиво. Когда Пит бросил монетку в музыкальный автомат и потянул Дженни за собой на маленькую танцплощадку, она была на седьмом небе. Она танцевала точно так же, как делала это дома наедине с телевизором, и ничем не отличалась от остальных. А когда он привлек ее ближе к себе и повел в танце таким скользящим, сексуальным шагом, о котором она не слышала и не читала, которого не видела ни в телевизоре, ни даже в собственных мечтах, седьмое небо осталось далеко внизу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49