– Заходил. В прошедшем времени.
– Он до сих пор заходит. Просто уже не так часто.
– И, скорее всего, когда Дэн просит его об этом, да? Ладно, была еще Мириам. Она взяла тебя на работу, когда никто другой не сделал бы этого, и ты за это работала на нее не покладая рук. Она ничего не потеряла на этой сделке и, кстати, не позвала тебя с собой в Сиэтл. Нет, Дженни, никакая ты не слабая и не жалкая, а вина твоя весьма относительна. Само по себе все это выглядит достаточно плохо. Но надо смотреть на картину целиком. Тебе было всего восемнадцать, когда умерла твоя мать. Только восемнадцать.
Дженни снова вздрогнула.
– Иногда мне кажется, что это было вчера. Я вижу это перед собой, с открытыми глазами, с закрытыми, ночью, днем, как угодно, когда угодно.
– Это наследство, которое они тебе оставили. Хоть кто-нибудь попросил у тебя за это прощения?
Никто. Ни один человек.
– Не думаю, – продолжал Пит. – И теперь ты хочешь доказать мне, что после всего этого ты обязана Дардену провести здесь с ним всю оставшуюся жизнь? Если хочешь знать мое мнение, ты не обязана даже оставаться здесь до его приезда!
Она уже спорила об этом сама с собой.
– Мне кажется, я должна.
– Почему?
– Потому что это будет честно. Он хотел, чтобы я встретила его у ворот тюрьмы. Я отказалась. Я не могу больше ехать туда, даже в последний раз. Но я обещала, что буду здесь, а если меня не будет, то, Господи, я не знаю. В любом случае ничего хорошего не будет. Он никогда не смирится с тем, что я бросила его.
– Он может заставить тебя изменить свое решение?
– Я не хочу! – со слезами проговорила она. – Из этого не может выйти ничего хорошего, потому что никогда не было, но он мой отец, он единственный оставшийся у меня близкий человек.
– Теперь у тебя есть я. И ты можешь выбирать.
– Я знаю, знаю, знаю. Понимаешь, если вдруг он стал другим, стал мягче, будет ужасно просто сказать ему «привет» и «пока». Но он же не изменился! – напомнила она себе, и в ее лице промелькнуло ожесточение. – Я встречалась с ним каждый месяц. Он не изменился нисколько. И я не могу вернуться назад. Я не могу снова начать с того же места, где мы остановились. Не могу. И не буду. Он отвратительный человек. Ему наплевать на всех, кроме себя. И он очень ревнив, Пит. Я не представляю, что он сделает, если я расскажу ему о тебе.
– Ну тогда, – сказал Пит, расправляя плечи, сжимая челюсти и всем видом показывая, что готов помериться силами с Дарденом, причем в исходе абсолютно уверен, – я бы сказал, что у нас есть к чему подготовиться.
Дженни старалась не нервничать. Правда, в понедельник она все равно три раза проверила холодильник, чтобы удостовериться, что Дарденовы четыре упаковки «Сэма Адамса» на месте, постоянно возвращалась к аптечке, чтобы убедиться, что производитель и концентрация лекарств, которые она купила, соответствуют списку Дардена, а также стащила с кровати шелковое белье, попрыгала на нем, покаталась, а затем постелила его заново – и так дважды, – чтобы оно выглядело так, будто она спала на нем всю неделю.
Она до сих пор так и не вытащила вещи матери из шкафа. Она пообещала себе сделать это завтра утром – без всяких «если», «а» и «но».
Тем не менее сейчас ей больше всего хотелось проводить время с Питом, что она и делала. Они снова валялись на чердаке, в своей постели из подушек и одеял, иногда обнаженными, иногда – нет, и опять и опять занимались любовью. Оказалось, что у Дженни это хорошо получается. Она знала позы, о которых Пит даже не догадывался. Но он быстро все схватывал. Его тело обладало естественной гибкостью, он с легкостью подстраивался под нее, откликался на каждое ее движение и возносил ее все выше и выше. Она и не представляла, что мужчина может обладать такой силой и мощью, какой обладал он.
И это было только первым из сделанных ею открытий. Она узнала о том, каким прекрасным может быть мужское тело, каким нежным и отдающим, и о том, что то удовольствие, которое она получает от него, делает ее саму другой. Она узнала, что поцелуи могут сглаживать шрамы. Она узнала, что значит быть любимой той самой глубокой и истинной любовью, которая смывает всю грязь прошлого и наполняет будущее обещаниями.
То, что осталось меньше суток, не имело значения. Не имели значения те краткие, острые приступы ужаса, которые охватывали ее при мысли о том, что будет, когда Дарден вернется и заговорит с ней, и что тогда может сделать Пит. Не имела значения вина, которая все-таки – навсегда – оставалась.
С Питом она была счастлива – первый раз за всю свою взрослую жизнь.
Во вторник, в середине дня, Дженни отправилась в город. Она надела свою обычную рубашку, джинсы и тапочки, но бейсболку оставила дома. Она устала скрываться. Ее волосы завивались в колечки, но были чистыми и блестящими, отражая отвагу и надежду, которые, несмотря на утренние звонки, жили в ней.
Дарден пытался дозвониться три раза. Три раза она делала вид, что не слышит звонков. О, она знала, что это он. Она нисколько в этом не сомневалась. Никто больше ей не звонил. Но она не хотела слышать его голос. К тому же он не мог сказать ничего такого, что не терпело бы отлагательства.
Поэтому сейчас она шагала по направлению к центру города, держась прямо и уверенно, как женщина, у которой есть важное задание. Дженни Клайд была готова улететь. И хотела, чтобы Литтл-Фоллз знал об этом.
Глава 16
Бостон
Конечно, это был Джордан. Кто же еще мог бродить по ее дому посреди ночи. Он поймал ее за руки, чтобы успокоить, и взглянул на то, что в них было.
– Я ходила к Ангусу, – объяснила она. – И взяла там кое-что почитать. – Она не стала уточнять, а он не стал спрашивать. Он вообще не сказал ни слова, просто взял ее за руку и повел обратно в постель. Они больше не занимались любовью, просто лежали друг у друга в объятиях, пока не заснули оба, – а Кэйси именно этого и хотелось. Если она покидала комнату Конни с тревогой за Дженни, в присутствии Джордана она успокоилась. Точно так же, как созданный им сад, сам он дышал покоем. Решив доставить себе удовольствие и зная, что ей отпущено совсем мало времени на это, она в полной мере наслаждалась этим покоем. Как она и ожидала, лишь только рассвело, он встал и собрался уходить.
Она оставалась в постели еще несколько минут, чтобы напоследок насладиться оставшимся его запахом. Но вместе с исчезавшим теплом исчезал и покой. Когда Кэйси почувствовала, что в ее голове уже все бурлит, как в кипящем чайнике, она вскочила, приняла душ, сварила себе кофе и спустилась с ним вниз.
Сегодня картины Рут заставили ее остановиться. На первой были изображены подсвеченные солнцем волны, на второй – рыбацкая пристань, на третьей – маленький островок. Кэйси переводила взгляд с одной работы на другую. Почему-то ей казалось, что они полны уверенности. «Более того, они были полны надежды», – подумала она, направляясь через офис в сад. Царившую там тишину нарушали только голоса птиц, сновавших у кормушки. Бостон еще только начинал просыпаться. Солнце едва появилось из-за залива на востоке.
Прихлебывая кофе, Кэйси брела по дорожке. Возле недотрог Джордана она присела, чтобы рассмотреть их получше, и ей показалось, что их развернутые вверх венчики тоже изучают ее. Снова поднявшись на ноги, она пошла дальше, среди белых цветов, обогнула пятно розовых и направилась к голубым. Колокольчики, лилии и разбитое сердце. Она была вполне горда собой. Джордан не упоминал ничего из этого. Это были названия из ее детства, которые сами пришли на память при взгляде на цветы. Все-таки она была дочерью Кэролайн.
Запах? Она не могла различить отдельных запахов, но общий букет все равно был чудесным. Сопровождаемая им, она поднялась на вторую террасу, к азалиям, которые уже приоткрыли свои бутоны.
Пройдя до самого конца сада, она остановилась и вдохнула хвойный запах – один раз, потом другой, еще и еще. Это были такие умиротворяющие мгновения! Однако как только она уселась на стул рядом с домом, чтобы допить кофе, беспокойство вернулось. Положение Дженни Клайд становилось все более безнадежным. В какой-то степени и Кэйси тоже. Ее мать умирала, многое в ее отце оставалось загадкой, и она знала, что история «Флирта с Питом» еще не закончена.
Допив кофе, она пошла обратно в дом. Ради надежды – на удачу – она, проходя мимо, коснулась картин Рут и поднялась по лестнице. Спальню хозяина она уже обследовала и нашла там очередную подсказку на своем причудливом пути по следу. Остались только коробки наверху.
Первым делом Кэйси нашла книги. Некоторые были трудами других психологов, но большинство – трудами самого Конни. В некоторых коробках оказалось по двадцать копий одной и той же книги – эти коробки были присланы из издательства. В других книги лежали вперемешку. В каждой книге, которую она открывала, на первой странице был его автограф.
«Экземпляры с автографом автора, – словно услышала она слова матери. – Ты можешь продать их дороже розничной цены. Зачем тебе столько экземпляров одних и тех же изданий?»
Она могла взять себе по одной каждого названия. Тогда у нее будут копии с автографами. Однако почему-то такое приобретение подписанных книг причиняло боль.
Отвернувшись от этих коробок, она нашла те, которые Джордан переносил сюда из офиса. В них были закрытые истории болезней. Кэйси просмотрела их только затем, чтобы выяснить, нет ли среди них фамилии Клайд. Не найдя ничего, она перешла к другой коробке, а когда ничего не нашлось и в ней – к следующей.
Она остановилась, только когда Мег позвала ее и сказала, что заезжала ее девятичасовая клиентка, но предупредила, что придет в двенадцать. Значит, теперь у нее было два лишних часа на поиски. Она прикидывала, сколько сможет успеть за два часа, когда Мег предложила ей свою помощь. Кэйси согласилась.
Мег открывала и закрывала коробки. Кэйси сортировала содержимое. Она нашла еще книги и архивы. Нашла первый экземпляр докторской диссертации Конни, отпечатанный на машинке, в которой была кривая буква «W». Она нашла рукописи его книг.
– А что вы ищете? – спросила Мег, когда, разочарованно ворча, Кэйси передала ей очередную коробку, чтобы закрыть.
– Что-нибудь личное, – ответила Кэйси, сидя на корточках. Рукописи были важной находкой. В Гарварде их бы взяли с радостью, но ей они были ни к чему. – Рисунки, письма, черновики. – Это она на самом деле хотела найти. – Выпускной альбом. Большой манильский конверт с надписанной буквой «К». Тебе ничего такого не попадалось?
– Нет, – ответила Мег, заправляя в прорези крышку коробки. – Он никогда не обращался ко мне за помощью, когда работал здесь, наверху. – Она уселась, точно повторив позу Кэйси. – Это всё его книги? Вы читали их?
– Все.
Мег застенчиво спросила:
– Как вы считаете, мне стоит прочесть хоть одну?
– Одну из этих? Нет. Они слишком научные. Это не развлекательное чтение. – Кэйси повернулась к следующей открытой коробке. – Ага! Моя коробка.
– Мэнская.
– Что?
– «М» – значит «Мэн», – пояснила Мег.
Кэйси удивленно взглянула на нее, потом рассмеялась.
– «М» значит «Мэн». Вот оно что! Я об этом как-то не подумала.
– Мэн много значил для доктора Ангера, – воодушевленно сказала Мег. – Поэтому он и устроил сад. Помните самую заднюю часть, где триллиумы, можжевельник и тсуги? Он как-то сказал мне, что запах там напоминает ему о доме, и я это понимаю. Я тоже выросла в Мэне. – Она оборвала себя и подчеркнуто исправилась: – На самом деле я выросла в Нью-Гемпшире, но родилась в Мэне, а пейзажи все равно одинаковые, от штата к штату, пока не попадешь на побережье, где все не так, потому что воздух соленый и все время ветер.
– Значит, он воссоздал здесь запах. – Кэйси была расстроена – она не подумала о такой связи. Но не сразу. Прежде чем за работу взялся Джордан, в саду была сплошная трава и бурьян.
– Доктор Ангер скучал по родине. Он однажды признался мне, потому что иногда я тоже начинаю скучать.
– Он хоть раз посещал те места после того, как уехал?
– Я не знаю.
– А ты?
Она покачала головой.
– Там не осталось никого, с кем бы я хотела встретиться. – Неожиданно она просияла. – А вы когда-нибудь хотели, чтобы у вас были темные волосы?
Кэйси улыбнулась неожиданной перемене темы, но быстро забыла о вопросе, перебирая содержимое первое мэнской коробки. В ней тоже оказались книги, но совсем иного сорта. Эти были старыми и изрядно потрепанными. Конни подписал и их, но не в качестве автора. На каждом форзаце аккуратным, детским почерком было выведено: «Корнелиус Б. Ангер», обозначавшее хозяина.
Она нашла «Остров сокровищ» и «Швейцарского Робинзона», «Моби Дика» и «Путешествия Гулливера». Она нашла «Ганса Бринкера, или Серебряные коньки», «Приключения Тома Сойера» и «Ветер в ивах».
– Старые книги, – сказала Мег.
Они к тому же выглядели так, будто их перечитывали по многу раз. Они имели особое значение для хозяина. Кэйси отчетливо это почувствовала. То, что Конни сохранил их, доказывало, что они были его сокровищами из детства.
В коробке были и другие книги, в том числе произведения классиков. Рассмотрев каждую, Кэйси сложила их обратно и подвинула коробку к Мег.
– Так вам нравятся ваши волосы? – переспросила Мег. На ней была одна из тех заколок, что подарила ей Кэйси. В ней были сиреневые тона, и она прекрасно подходила к каштановым волосам Мег.
– Да.
– А веснушки?
– Теперь я отношусь к ним спокойно, – улыбнулась Кэйси. – А раньше терпеть не могла.
Глаза Мег распахнулись.
– Правда? Кэйси кивнула.
– Начала замазывать их косметикой еще до того, как у меня действительно появилась необходимость ею пользоваться.
– Правда? – восхищенно спросила Мег еще раз.
– Угу, – ответила Кэйси, зарываясь во вторую коробку. Там тоже оказались детские книги. И в третьей.
– Наверное, он и вправду любил читать, – заметила Мег. – Как вы думаете, зачем он хранил все это?
Это был вопрос в точку. Кэйси очень хотелось бы иметь на него достойный ответ.
– Может быть потому, что он любил читать. Или потому, что ему их подарил кто-то, кого он любил. Или потому что знал, что когда-нибудь эти издания приобретут ценность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49