И вот однажды в мае навстречу друг другу полетели два письма.
Дорогая кузина Молли! Благодарю Вас за любезность, с которой Вы подыскали для нашей Ханни место у мадам де Вердюлак. Мадам просто чудесно относится к девочке, и Ханни провела в Париже удивительный год! Насколько я могу судить из ее писем, французский ее улучшился неизмеримо, чему я очень рада. Она даже берет уроки в танцклассе, а ей это только на пользу! В последнее время она довольно часто упоминает одно имя — граф Эдуар де ла Кот де Грае. Похоже, именно он сопровождает ее в прогулках по Парижу. Не знаете ли Вы случайно что-нибудь о нем или его семье? Должна сознаться, что я удивлена в той же мере, что и обрадована: наша дорогая девочка нашла в Париже молодого человека! А ведь она не пользовалась в этом смысле большим успехом в Бостоне. Я всегда полагала, что она расцветет поздно, в отличие от Вас, дорогая Молли! Я буду признательна за любые сведения, которые появятся у Вас для меня. С любовью, Нелли
Дорогая Нелли! Я только что получила от Лилиан де Вердюлак престранное письмо. Как оказалось, у Вашей юной племянницы серьезный роман с графом Эдуаром де ла Кот де Грас, с семейством которого я хорошо, хотя и не накоротке, знакома, и Лилиан считает, что дело в любой момент может кончиться свадьбой! Все обстоит прекрасно, ибо он принадлежит к «сливкам общества», как выразилась бы моя служанка, но, дорогая, он обеспечен не более, чем она, если не считать его заработка. Великие ожидания, и ничего более — вот уже много лет, как я понимаю. Кажется невероятным, что Лилиан, очевидно, не осведомлена о материальном положении Ханни, коль скоро говорит о браке как о решенном деле. Похоже, она действительно считает, что отец Ханни в состоянии нанять адвокатов (!!!), которым предстоит встретиться с адвокатами отца Эдуара, если дело дойдет до брачного контракта. Читая между строк, я догадалась из письма Лилиан, что она считает, будто Ханни является богатой наследницей уже потому, что носит фамилию Уинтроп. Как это по-французски! Уин-тропов так много! Но откуда ей это знать? Семья Эдуара очень славная, достойная и знатная, даже в английском понимании. Они очень серьезно относятся к себе, и я совершенно уверена, точнее, убеждена, что Эдуар обязан жениться на богатой наследнице. Не может быть и речи о его женитьбе только по любви, если он не намерен жестоко разочаровать всю семью, — он ведь единственный сын, знаете ли… Что мне сказать Лилиан? Я лишилась сна, размышляя об этом. Возможно, у Ханни есть некая сумма, которая будет вверена ей впоследствии? Насколько мне помнится, вы что-то говорили о небольшом наследстве, но есть ли за ней что-то еще или может появиться в будущем ? Я все еще остаюсь американкой и смотрю на вещи достаточно по-американски: я в принципе не одобряю систему приданых, но когда дело касается Франции… Во всяком случае, напишите мне сразу же и сообщите подробнейшим образом, как обстоят дела. Как всегда, с любовью к Вам и к дорогому Джорджу, Молли.
Корнелия не пребывала в такой панике с тех пор, как ее дочь отказалась однажды пойти на рождественский котильон или вступить в «Винсент-клуб». Или даже когда ее племянник Пиклз провалился на экзаменах в Гарварде. По существу, случившееся показалось ей куда хуже, чем то событие, когда выяснилось, что ее сын Генри влюблен в еврейскую девушку из Рэдклиффа — пусть даже все ее прадеды сражались в Гражданскую войну! Корнелия обнаружила, что печется о Ханни больше, чем сама осознавала. * * * За три недели до того, как Лилиан получила проясняющее обстоятельства послание леди Молли, Эдуар решился лично убедиться в девственности своей прекрасной американки. Если бы Билли была француженкой, он, скорее всего, подождал бы до свадьбы, но, так как она была американкой и к тому же не католичкой, он посчитал, что может слегка ускорить события. Посвящение Билли в любовное таинство оказалось весьма торжественным и болезненным. Оно состоялось на постели в довольно бедной спальне полуразвалившегося охотничьего домика с пустовавшими конюшнями и неухоженным садом. Билли навсегда запомнила, что потолок в комнате был обит пыльной тканью в темно-синюю и красную полоску, словно походная палатка Наполеона, запомнила и тяжеловесную неполированную мебель в имперском стиле и не смогла забыть, что боль была ошеломляющей и неожиданной. Но более всего ей запомнилось, однако, постигшее ее изумление: оказалось, что эрегированный пенис направлен вверх, а не прямо вперед, как она всегда представляла. Эдуар уверял ее, что в следующий раз ей будет лучше, но признал: она самая девственная из всех, кого он знал. Билли необычайно гордилась этим, сама не понимая почему.Три недели они наезжали в охотничий домик по субботам и воскресеньям, и ей действительно стало легче, если не лучше, несмотря на то, что у нее не было должного представления, чтобы верно оценивать сексуальное наслаждение; точно так же она когда-то не могла оценить то, что считается шикарным. Эдуар стал первым мужчиной, которого она поцеловала в губы. Сам факт, что она занимается любовью, увлекал ее все больше и больше, и она заботилась лишь об одном — как удовлетворить его. Она с неуклюжей страстностью и предельной доверчивостью встречала его поцелуи и, согретая теплом его тела, наивно уверовала в открываемые страстью возможности. Время от времени она выходила из блаженного оцепенения, говоря себе с трепещущей гордостью, омраченной лишь слабой тенью осторожности: «Графиня Эдуар де ла Кот де Грас, Билли де ла Кот де Грас… О-о, подождите и вы услышите это там, в Бостоне!» И тогда она спешила в магазин и тратила все больше и больше денег, предназначенных к оплате за обучение у Кэти Гиббс, на красивые наряды, чтобы показаться в них Эдуару.Получив отрезвляющее письмо леди Молли, Лилиан заперлась у себя наверху и расплакалась, жалея и Билли, и себя. По собственному опыту в таких делах ей ничего не оставалось, как поверить, что со временем Билли придет в себя, но она, Лилиан, никогда себе не простит. В ее понимании оплошность была совершена по естественным причинам, и открывшаяся правда об истинном положении дел привела к тому, что жертвой обмана, пусть даже невольного, Лилиан почувствовала себя. Она убеждала себя, что желание устроить будущее Билли само по себе было абсолютно разумным. Но последствия оказались жестокими, и все обернулось ее виной.В тот же день графиня переговорила с Эдуаром в гостиной его родителей, сообщив ему, что Билли не может рассчитывать на приданое. Ее отец — очень уважаемый человек, врач, большой ученый, но он беден. Теплившаяся в ней слабая надежда, что Эдуар все же решится на брак с Билли, угасла, как только племянник заговорил.Эдуар де ла Кот де Грас чрезвычайно рассердился. Она-де должна была знать, яростно набросился он на нее. Как могла она с ее здравым смыслом и опытом дать ему понять, что Билли владеет солидным капиталом? С чего она это взяла? Куда девались ее рассудительность, предусмотрительность, заинтересованность в будущем семьи? Как она, его тетя, могла так подвести его? Да, конечно, он согласен, что Билли, бесспорно, восхитительна, причем намного больше, чем сама сознает это, да, она всецело, даже идеально подходит ему, если бы не одна мелочь: вся затея абсолютно невозможна, и дальнейшие рассуждения излишни, совершенно невозможны. Что же делать? Кто должен теперь все объяснить Билли? Он, Эдуар, будучи джентльменом, никогда еще не ввязывался в такую из ряда вон выходящую ситуацию. Его честь…— Нет, Эдуар! Это твоя обязанность, и, пожалуйста, не изображай из себя важную особу. Я сыта по горло твоими попреками! Именно ты все ей и скажешь, причем ты скажешь ей правду, иначе она подумает, что она сама виновата в том, что ты не хочешь на ней жениться, а не обстоятельства, которые делают ваш брак невозможным. Может быть… может быть, она достаточно долго прожила во Франции, чтобы суметь понять это.Спустя много лет, когда Билли уже могла думать об Эдуаре с презрением и с легким оттенком сожаления по поводу собственной наивности, — или это была глупость? — она ощутила вдруг признательность к Эдуару за его резкость — в конце концов, она была продиктована суровой необходимостью — и благодарность за свою бедность. Окажись у нее в ту пору мало-мальски приличная сумма денег, она пополнила бы собой унылую череду юных графинь из Фобур-Сен-Жермен и была вынуждена всю жизнь дышать спертым воздухом тупой покорности, которой ожидал бы от нее супруг. Французская разновидность бостонской рутины, только еда и одежда получше. В ту пору воспоминания о муках школьных лет были еще слишком свежи, чтобы она отважилась на бунт. Ради того, чтобы доставить удовольствие мужниной родне, ей пришлось бы принять католичество, и со временем она окончательно оказалась бы в плену мертвящих традиций, неумолимо сжимавших ее еще достаточно сильными клешнями умирающего класса, который поддерживает свою жизнеспособность, перемалывая все новую и новую плоть. Она задохнулась бы, едва успев начать жить. Благодаря последующим любовникам она поняла, что в постели Эдуар был таким же лишенным воображения и напыщенным, как и в жизни.Но к этому знанию, к грядущим событиям, позволившим ей вынести такое суждение, ей предстояло идти еще долгие годы. Она решила покинуть Париж до срока и отплыть домой на корабле, чтобы в одиночестве переправиться из одного мира в другой.Итак, уже никогда ей не быть счастливой, думала Билли, прогуливаясь ночами по палубе. Почему-то эта мысль не слишком удивила ее. Будь она типичной молоденькой девушкой, привыкшей к ласкам, восхищению и любви, поступок Эдуара разбил бы ее сердце. Но она была настолько уверена в возможности и даже вероятности того, что будет отвергнута, что незаметно для себя самой, подсознательно успела раньше времени смириться с этим. А потому спустя всего лишь несколько дней она оказалась в состоянии воспринять случившееся не как личную трагедию, а как еще один пример того, что может произойти с человеком, не имеющим денег. Ей даже несколько льстило то, что, невзирая на боль, она верно понимает жизнь.Я стройна и красива, горячо убеждала себя Билли. Это очень важно. Это необходимо. Все остальное я должна добыть себе сама. Она не собиралась умирать от любви к мужчине, наподобие героинь девятнадцатого века из прочитанных ею книг. Она не Эмма Бовари, не Анна Каренина, не Камилла — она не похожа на эти мягкотелые, пресыщенные обожанием пассивные создания, которые, лишившись любви мужчины, теряют смысл жизни.Когда она полюбит в следующий раз, пообещала она себе, условия будет ставить она. 3 Восторженный гетеросексуал, благоговейно любящий женщин, тот, вся жизнь которого посвящена прославлению того факта, что на свете существуют женщины, вызывает ничтожный интерес у психологов. Гомосексуализму и комплексу донжуана посвящены многие тома, но мужчина, который глубоко, страстно, ненасытно и неутомимо наслаждается женственностью во всех ее проявлениях, представляет собой редкий и малоизученный тип.История жизни Спайдера Эллиота способна послужить психологам — а может, впрочем, и нет — материалом для рабочей гипотезы.Гарри Эллиот, отец Спайдера, морской офицер, провел на море вдвое больше времени, чем на суше, и, как подозревал Спайдер, намеренно, ибо Гарри и его жена Хелен Хелстром Эллиот из Пасадены, хорошенькая выпускница Уэстриджа, воевали между собой в периоды его сухопутной службы с чисто армейской непримиримостью. Эти битвы не приносили значительных результатов, за исключением временных мирных договоров, благодаря которым в 1946 году на свет появился Спайдер, старший и единственный сын, а затем и три пары дочерей-близняшек.Холли и Хизер, старшие девочки, были на два года моложе Спайдера. Следующая пара, Пэнси и Петуния, появились на свет еще через два года. Две последние, родившиеся точно по известному расписанию, получили имена Джун и Дженьюари. Спайдер не очень унывал и не хмурился, став подростком. Он слишком любил свою мать, чтобы пытаться обуздать ее буйные причуды, да к тому же, в конце концов, все свершилось еще до того, как он достаточно повзрослел, чтобы с его мнением могли посчитаться родители.Все шестеро сестричек крутились вокруг Спайдера, как влюбленные подсолнухи вокруг дневного светила. Сколько они помнили себя, рядом всегда был удивительный большой мальчик, принадлежавший только им, сильный, белокурый мальчик, учивший их всяким чудесам, улучавший минутку, чтобы почитать им вслух комиксы про Спайдермена, уверявший их, что они красивы, их драгоценный обожаемый герой, из-за которого они никогда не ссорились, потому что он щедро оделял своей любовью всех шестерых.Что же до Хелен Хелстром Эллиот, то ее сын Питер, неудачно прозванный сестрами Спайдером, был для нее светом в окошке. По мнению матери, Спайдер был не способен ни на один неверный шаг, хотя иногда она замечала, что его преданность сестрам беспричинно раздражает ее. Питер, с удовлетворением отмечала она, во внешности взял немало от ее родни. Возможно, ростом он удался в отца, однако светлые волосы и глаза цвета моря он позаимствовал у шведских викингов. Ее семья и по отцу и по матери состояла из скандинавов — ярких блондинов, светловолосых вплоть до старческой седины. Тот факт, что настоящие викинги исчезли еще в десятом веке, а в Калифорнии их просто никогда не бывало, являлся для романтически настроенной женщины малозначащей подробностью.У Спайдера было совершенно нетипичное для героев американской литературы очень счастливое детство. Печальный, но бравый капитан третьего ранга Эллиот, главное достоинство которого состояло в том, что он окончил Военно-морскую академию за год до Джимми Картера, в периоды своего пребывания на суше искал мужской компании у Спайдера. Он учил сына плавать на яхте, кататься на лыжах, помогал ему готовить уроки. С того дня, как мальчику исполнилось три, он часто проводил с ним уик-энды «по-мужски»: они бродили по окрестностям, ловили форель, жили в палатке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83