Тем самым мы избавлены от обязанностей, связанных с ними. Мы воспринимаем жизнь и мир априори...
- Как, как? - не понял я.
- Чисто умозрительно, Ваня, чисто умозрительно. И это нас вполне устраивает. Так как любой опыт лишь множит абсурдность и бессмысленность жизни. Экзестенциалисты утверждают, что по-настоящему свободным человек способен ощутить себя лишь в пограничных ситуациях. А мы постоянно живем на границе между жизнью и смертью, балансируем на лезвии бритвы. Каждый раз засыпаяя, мы никогда не бываем уверены - проснемся ли вообще. Понимая и принимая бессмысленность бытия, мы не боимся смерти. Наше Я может парить над Землей в свободном полете и наслаждаться жизнью. После этого я спрашиваю тебя, Ваня: "Кому же можно позавидовать? Нам - свободным гражданам этого мира? Или снующим по улицам с хмурыми лицами нашим соплеменникам, обременными заботами и многочисленными обязанностями?"
- Ты, Профессор такого здесь наговорил, что голова идет кругом, проговорил я ошарашенно, чем рассмешил всех колонистов.
- Не напрягайся, Ваня, - сказал Каратаев, бросая окурок щелчком в дальний угол. - Он у нас мастер запудривать мозги. По мне, чухня все это. Человек должен быть ближе к природе, жить по её законам. Добыл пищу, наелся, и уж тем будь доволен.
- Но как же так, - возразил я. - Ты вон какие красивые стихи о любви пишешь.
- И стихи мои - чухня, - вяло отмахнулся от моих слов поэт. - А любви вообще нет, враки это все. Есть лишь инстикт к размножению. Просто, человек способен облечь это в красивые слова, так сказать, облагородить это природное звериное чувство. Только и всего. Ну, давайте спать, а то время уже позднее. Не знаю как кого, я меня что-то растащило с этой бормотухи.
Так я стал колонистом.
А ранним утром следующего дня я уже прохаживался напротив громадного офиса Сосновского. Мне предстояло самым тщательным и скрупулезным образом изучить распорядок дня своего противника, его повадки, привычки. Я не могу, не имею права ошибаться.
Глава девятая: Олигарх боится.
Виктор Ильич никак не мог уснуть от обиды, ага... На эту... на жену на эту, Людмилу... Ведь ещё совсем недавно... Свадьбу недавно... А она уже его из спальни, ага... Из спальни того... Храпишь. говорит... Спать, говорит, ни того... Не даешь, говорит... А до свадьбы такой кошечкой... Вот и верь после этого... Кругом одно это... Как его?... Притворство. Кругом одно притворство... Никому нельзя ничего... Верить, ага.
Сосновский пытался успокоится, думать о чем-то другом, но никак не получалось. А обида на жену все копилась, копилась, ширилась, крепла. И так ему стало себя жалко, таким почувствовал себя жалким, несчастным и одиноким, что он заплакал. А в большой его голове все бежали и бежали мысли о себе, о жене Людмиле и вообще, - о жизни. Скорость их была настолько велика, что слова никак не могли за ними поспеть, падали, запинались друг о дружку. Потому и получался такой сумбур. Но к этому он давно привык. Да и окружающие привыкли.
За окном было темно, влажно, ветренно. По стеклу широкой мокрой лапой стучал клен, усиливая душевную дисгармония и сиротство Виктора Ильича.
Не любит его, ага... Никто не любит... Один, как этот... Как его? Палец... Нет, не палец... То же вроде, но не то... Перст, вот. Один, как перст... А вокруг ненавести этой вокруг... Все дай, дай... Сколько можно... А Людмила из спальни... Сильная... И дверь того на эту... на защелку... Все можно... Купить можно. А что толку... Когда никто ничего... Не любит никто... Будто он не человек... Будто ему не хочется... Тепла, ага... Сбежать бы... А куда? Везде то же... Зря он на Людмиле... Женился на Людмиле... Зря... Надо было с Ириной... К той уже того, привык, ага... А эта из спальни... Обидно... Не любит никто... Одна мама... Но она далеко.
И тут Сосновский почувствовал, что на кровати кто-то сидит. Замирая от страха перевел взгляд и увидел знакомый темный силуэт.
Опять пришел... Этот пришел... Ведь обещал, а сам того... Вот и верь после этого... Если даже Этот... Что ему?... От него что ему?... Нужно чего?
- Экий ты, Витя, зармазня! - прозвучал скрипучий насмешливый голос. Огорчил ты меня. Такие дела делаешь, такие интриги плетешь, а нюнишь, как какой-нибудь никудышний Иисусишка. Зря ты это. Вытри сопли. Они тебе не к лицу. А Людку, шалаву эту, гони взашей. Нашла кого из спальни, дура. Не понимает - кто она, и кто ты. Или вот что, посади её на недельку в темный сырой подвал на хлеб и воду. Метод проверенный. Станет как шелковая. Она после этого ноги тебе будет мыть и воду пить.
- Вы думаете? - с надеждой спросил Виктор Ильич, заметно успокаиваясь. Предложение Этого ему понравилось.
- Уверен. А если ещё раз подобное отчебучит, убей. Вот сколько гладких и сладких телок мечтают за тебя замуж выйти.
- Они не меня того... Они мои деньги.
- Деньги - это власть, это сила. Они твою силу любят и уважают. Понял?
- Это конечно... Это я того... понимаю, ага... Только не всех можно... купить можно.
- А тех, кого нельзя купить, нужно уничтожать без всякой пощады и сожаления. Они - наша главная опасность. Пока в живых будет оставаться хоть один из этого гнилого племени правоборцев и правдолюбцев, у нас с тобой не будет покоя.
- Но вы ведь сами прошлый раз... прошлый того... Сказали, что Космос всех нас того, этого?... Скоро, ага.
- Скоро - это по космическим понятиям. А по земным... У тебя, Витя, ещё достаточно времени, чтобы насладиться жизнью, властью и красивыми телками. А теперь вставай. Тебя ждут великие дела.
Виктор Ильич открыл глаза, и понял, что уже утро. В открытую форточку втекал прохладный воздух. За окном было тихо, туманно. Увиденный сон приободрил. От обиды на Людмилу осталась лишь злость да колючее чувство мести. Он решил воспользоваться советом Этого.
Впредь будет знать... Нельзя с ним эдак... Из спальни... Нельзя. Надолго того... запомнит, ага.
Сделав необходимые утренние процедуры, Сосновский позавтракал и поехал на работу, даже не попорощавшись с женой.
Пусть недельку... А там будет видно, ага.
От этой мысли ему стало совсем весело. Без пяти девять он был у офиса. Вышел из машины, поднялся по ступенькам. Дежуривший у входа охранник услужливо распахнул дверь.
- Спасибо, дружочек! - поблагодарил Сосновский. Он поднялся на третий этаж. У дверей приемной дежурил знакомый охранник.
Этот ему того... нравился... Как его?... Дима? Толя?... Нет, не помнит... Раб... Много их... Разве всех... А этот молодец!... Экий ладный, ага... крепкий... Как этот... Как его?... Гриб ещё такой... Боровичок. Как боровичок... Хорош!
Он подошел к охраннику, отечески похлопал по плечу.
- Как дела, дружочек?... Настроение?... И вообще?
- Спасибо, Виктор Ильич! - У меня все хорошо, - почтительно, но без тени заискивания ответил тот.
- Ну-ну... Хорошо - это... хорошо! - Рассмеявшись над своим калабуром, Сосновский стремительно вошел в приемную. При его появлении референт вскочил, вытянулся.
- Доброе утро, Виктор Ильич! - с воодушевлением приветствовал он шефа.
Виктор Ильич любил, когда вот так... Военная выправка и все такое... Любил.
- Здравствуй, ага... Ты это... Ты Варданяна того?
- Да. Еще вчера предупредил, что вы его вызываете с докладом на десять часов.
- Ну-ну.
Сосновский прошел в кабинет. На столе лежала кипа свежих газет. В них референтом, с целью экономии времени шефа, красным фломастером были подчеркнуты названия статей, касающихся лично его, его компаньонов и их многочисленных фирм, синим - все, что касалось его конкурентов.
Виктор Ильич сел за стол и стал просматривать газеты.
Везде того... враки, ага... Даже смешно... Читать смешно.
Он сам, с тем, чтобы поддерживать к себе постоянный интерес, дал указание переодически подбрасывать в ту или иную газету дезинформации в виде сплетни, анекдота или небылицы.
В десять референт сказал, что пришел Варданян.
- Зови, ага, - распорядился Сосновский.
Уже по одному пришибленному виду Варданяна Сосновский понял, что тот заготовил ему очередную неприятность. И с неприязнью глядя на тучную фигуру своего шефа службы безопасности, подумал:
"Ишь как его, того... Как боров, ага... Жиром мозги... Заплыли жиром... Дурак какой... Совсем разучился, того... Думать разучился... Работать разулся... Заменить, ага... Неким... Все лодыри... Только - дай... А как так - ничего... Сволочи!"
- Доброго здравия, Виктор Ильич! - проговорил Варданян, слегка кланяясь и широко улыбаясь. Улыбка была насквозь лживой, лакейской, словно приклеенной к виноватому, напряженному лицу генерала. И Сосновский ещё больше утвердился в мнении, что ничего хорошего от Варданяна не услышит.
- А-а, чего уж! - пренебрежительно махнул он рукой. - Садись вот... Рассказывай.
Генерал сел за приставной стол, положил перед собой пухлую папку из крокодиловой кожи, сказал:
- Наш источник в Новосибирске сообщает, что в Москву от Иванова прибыли три человека.
- От какого еще?... Иванова?... Какого?... Ах того... Самого того... Зачем?
- Я так думаю, - на выручку Беркутова. - Варданян униженно заулыбался, как бы призывая сделать то же самое, Сосновского. Но тот лишь раздражено передернул плечами.
- Ну и где они того?... Чего?
- Сообщение поступило к нам лишь вчера. Ищем, Виктор Ильич.
- А этот?... Кольцов этот... Беркутов этот... С ним что?... Как?
- Все в порядке, Виктор Ильич. Сегодня ночью он прошел испытание.
- Ты это того?... Серьезно это?! - очень удивился Сосновский. Он никак не предполагал, что этот... Как его?... Что согласится, ага.
- Шлепнул за милую душу, - бодро проговорил Варданян. осклабившись.
Виктор Ильич недовольно поморщился от этого "шлепнул". Не любил он этих... Вульгаризмов этих... Не любил. Но замечание генералу делать не стал. Сообщение его откровенно порадовало. Он самодовольно усмехнулся, пренебрежительно подумал:
"Герой - это в этих... В книжках этих... Там, ага... В жизни не того... Каждому хочется... Жить хочется... Еще один раб еще... Пусть работает, ага... На меня работает... Этот умеет... А там видно... Если добросовестно, то можно и того... на место этого генерала этого, борова этого".
- Что у тебя еще?... Что? - спросил он Варданяна.
От этого вопроса тот будто разом уменьшился в размерах, постарел. И с видом побитой шелудивой собаченки, пряча от босса виноватый взгляд, покаянно проговорил:
- Неприятности у нас, Виктор Ильич.
- А-а! - раздражено махнул на него рукой Сосновский. - У тебя всегда... Чего еще?... Чего?
- С Калюжным, прокурором, неувязочка вышла, Виктор Ильич.
- Какая еще?... Ты толком, толком.
И шеф службы безопасности поведал Сосновскому о том, что произошло в купе поезда "Сибиряк". Виктор Ильич был вне себя от гнева, засучил в воздухе крепкими кулачками, будто намеревался поколотить Варданяна. Вскочил забегал по кабинету, закричал:
- Дурак!... И все у тебя там!... Профессионалы, ага!... Какого-то не могли... Бездельники!
- Да нет, люди были действительно надежные, опытные. Как такое могло произойти, - ума не приложу. Этому прокурору будто само провидение помогает.
От этих слов олигарх прямо-таки взвился.
- Дурак!!... Ума он, видите ли... Ума у тебя никогда не того, ничего... Я тебе покажу это!... Проведение это!... Покажу, дурак!
Виктор Ильич подскочил к генералу и несколько раз саданул кулаками по блестящему затылку.
- Вот тебе, дурак!... Вот!... Вот!
Варданян лишь нагнул ниже голову, молча терпя оскорбления, понимая, что любое сказанное им слово лишь усугубит его и без того незавидное положение.
Спустив пар и устав от эмоций, Сосновский немного успокоился, вернулся за стол, спросил:
- А чего этот в Москву?... Зачем?
- Я так полагаю, что с вами хочет встретиться.
- Со мной?!... Зачем со мной?!... Для чего?! - заметно взволновался олигарх.
- Ясно - для чего. Поквитаться с вами хочет. - И как не старался отставной генерал, не смог скрыть мстительных ноток, прозвучавших в голосе. Его даже поташнивало от ненависти и омерзения к сидящему напротив ублюдку, от которого всецело зависит его судьба.
Но занятый своими мыслями Сосновский ничего не заметил.
"Вот - оно... Он приехал... Мой судья приехал... Мой этот... Мой палач этот!" - пронеслось в его сознании.
И ему стало страшно. Сколько раз он сам готовил на себя покушения, дурача толпу. Но вот узнал, что кто-то реально готовит на него покушение, и ему стало не по себе. Колючий холод страха сковал все внутри. Неприятно засосало под ложечкой. И он откровенно запаниковал.
Нет-нет, этого не того... Не может быть... Чтобы какому-то... У него охрана и все такое... А этот?... Случай этот?... Случай миром того... управляет, ага... А этот дурак сказал... Генерал сказал... Что этому провидение... Провидение помогает... Нет-нет нельзя допустить... Никак нельзя.
- Разыскать этого... Прокурора этого... Немедленно! - закричал он. - И ко мне... Живого или того... Лучше мертвого, ага.
- Примем все меры, - заверил Сссновского шеф службы безопасности. Встал. - Разрешите идти?
- Иди давай, ага, - махнул Виктор Ильич в сторону двери. И когда генерал уже было собрался выходить, Сосновский вдруг вспомнил о жене. - Да, вот еще... Ты жену мою... Людмилу мою... На недельку того... Опредили куда-нибудь... В карцер какой-нибудь... И что б хлеб только... и эта... Как ее? Вода... Не миндальничай.
- А что так, Виктор Ильич? - спросил Варданян.
В вопросе генерала олихарх уловил насмешку.
- Ты как смеешь, дурак! - закричал он гневливо. - Вопросы, дурак!... Задавать, дурак!
- Ивините! Сделаю, - коротко проговорил Варданян и вышел из кабинета.
После ухода генерала Виктор Ильич долго сидел в оцепенении, уставившись невидящим взором в пространство. Вдруг, ему припомнился ночной разговор с Этим.
"Трепач! - раздраженно подумал он. - Нет чтобы, того... помочь, ага... Избавиться помочь от этого... прокурора этого... А только языком, того... Только языком и может... Сволочи все... Устал... Как же я устал!"
Глава десятая: Дронов. Первые результаты..
Итак, по согласованию с нашим генералом, я включен в следственную бригаду Иванова. При более доскональном изучении дела меня даже оторопь взяла. Честно. На что рассчитывает Сергей Иванович? Довести его до суда? Наивно. Архи наивно. Кто ему это позволит. Они там, на верху, все друг с другом связаны и повязаны. В их руках ФСБ, милиция, прокуратура, суд, армия наконец. Но я согласен с Ивановым - иной альтернативы у нас нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39