Он чувствовал, что поражен смертельно, понимал, что менее, чем через минуту, он перестанет жить… и думал об Анриэтте… об Анриэтте и о своей дочери!.. о своей любовнице и о своей дочери!.. оставленных на произвол судьбы!.. Что с ними будет, когда его не станет, чтобы защищать одну и заботиться о другой? О! Без сомнения, Господь строг, но Он милосерден, Он справедлив… Всякому человеческому существу он определяет меру страданий, и тем, кто много страдал, Он много прощает.Не будем же сомневаться, что Господь зачел графу де Можирону эту невыразимую тоску, эту страшную муку, и, когда душа молодого человека вырвалась, наконец, из своей земной оболочки, она явилась перед Судьей снисходительным и готовым простить.Глаза Анри угасли, кровь брызнула из полускрытых губ. Он упал во всю вышину своего роста, как дуб, срубленный снизу. Послышался слабый и последний вздох – потом все было кончено.Граф де Можирон умер!Маркиз де Рокверд, окончив первую часть этой ужасной драмы, с остолбенением и почти с ужасом смотрел на труп молодого и прекрасного графа, распростертый у его ног. Тогда он испугался своего поступка… и пожалел, что отомстил слишком жестоко.– Ей… – прошептал маркиз слабым голосом, – ей, по крайней мере, я прощу…И он наклонился, чтобы поднять Анриэтту и положить ее на постель. Старик преуспел Б этом не без труда, потому что по мере того, как гнев проходил, совершенное истощение сменяло искусственную силу, до сих пор поддерживавшую его.«Какая бледность!.. – подумал он. – О! несчастная женщина! как она должна была страдать!..»Маркиз дотронулся рукой до сердца жены, ему показалось сначала, что он не нашел того места, где это сердце должно было биться. Он начал искать снова, но напрасно!..– О, Боже мой! – вскричал он с отчаянием. – Боже мой! Ее сердце уже не бьется!И рука его все искала, надеясь, наконец, нащупать легкое движение.Увы! Маркиз де Рокверд не ошибался. Анриэтта уже перестала страдать. Сердце ее больше не билось. Душа ее улетела первая, и душа любимого ею человека только что соединилась с ней!Вот как объясняется присутствие маркиза в спальне жены, почти в ту самую минуту, когда оттуда вышли Анри и Клодион.В начале событий, происходивших в спальной маркизы, муж ее спокойно спал. Вдруг он проснулся, и в первую минуту его пробуждения ему послышался легкий шум в комнате жены. Это уходили Анри и Клодион. Маркиз вскочил с постели и подошел прислушаться к двери, но не услыхал ничего.«Я ошибся», – подумал он.Но странное и непонятное волнение овладело им. Он чувствовал, что уже не может заснуть в эту ночь, наскоро оделся и подошел к окну, выходившему в парк. Через минуту маркиз ясно увидел мужчину и женщину, быстро удалявшихся от замка по тенистым аллеям, и ему показалось, что он получил в сердце страшный удар. Стало быть, он не ошибся; шум, слышанный им по пробуждении, имел причину: кто-то вышел из спальни Анриэтты. Но кто?.. Этого вопроса маркиз де Рокверд не задавал себе два раза. С непонятной и ужасной ясностью он угадал истину… он догадался, он понял то, что случилось…Схватив шпагу и побуждаемый адской яростью, он бросился в спальню жены. Анриэтта, увидя его, страшного, покрытого смертельной бледностью, со шпагой в руке, испустила тот крик испуга, который достиг сердца ее любовника. Она бросилась к ногам маркиза и закричала:– Пощадите… пощадите!..Читатели знают остальное.На другое утро в спальне маркизы слуги нашли два трупа: Анриэтты, лежащей на постели и как будто спящей, и Можирона, окровавленного и распростертого на полу.Маркиз де Рокверд исчез. Непроницаемое покрывало для всех (кроме нас, разумеется) спустилось над событиями этой ужасной ночи. Суд не захотел вмешиваться в это дело, потому что раскрытие тайны зависело от уголовного следствия, в которое пришлось бы запутать знатнейшие имена во всей провинции.Через год после этого старик, уже одной ногой стоявший в могиле, постригся в доминиканском монастыре в Италии.Это был маркиз де Рокверд. XXX. Планы Клодион Утром после страшных происшествий, совершившихся в замке Рокверд, Клодион, достойная обитательница улицы Рибод, начала искать кормилицу для ребенка, вверенного ей на попечение графом де Можироном. Эти поиски, сделанные искусным образом, имели быстрый успех. Скоро девочка жадно сосала грудь красивой молодой женщины, обещавшей заботиться о ней с такой же нежностью, как о своих собственных детях.Совершив этот подвиг, Клодион воротилась домой и с нетерпением ожидала графа де Можирона. Мы говорим с нетерпением, потому что Клодион помнила как нельзя лучше то, что, может статься, читатели наши уже забыли, то есть, что ей обещана была графом награда, если все закончится благополучно.Граф де Можирон не приходил. По мере того, как время проходило, нетерпение Клодион все более и более сменялось сильным беспокойством. Она вспомнила тот страшный крик, который вдруг услыхала в ночной тишине, крик, заставивший графа де Можирона поспешно оставить ее и воротиться в замок. Старуха начала опасаться, не случилось ли какого несчастья. Она опасалась не потому, чтобы у ней было доброе сердце… Ах! Великий Боже! Кто мог бы предположить подобную вещь? Сердце Клодион давным-давно окостенело, если только (а это нам кажется чрезвычайно сомнительным) оно существовало когда-нибудь… Нет, она опасалась, потому что несчастье, случившееся с графом де Можироном, сильно повредило бы ее интересам. Во-первых, из этого произошла бы немедленная потеря обещанной награды; во-вторых, ребенок остался бы у нее на шее и ей пришлось бы очень тяжело, если бы она принуждена была платить кормилице и делать издержки всякого рода по мере того, как девочка стала бы расти. При одной этой мысли холодный пот выступил на всем тощем теле старухи. Однако она все ждала, все еще надеялась.На третий день до нее донеслись слухи, совершенно искаженные, о страшной драме, разыгравшейся в замке Рокверд. Клодион все поняла и пришла в отчаяние, но внезапная мысль успокоила ее горе.«То, что случилось через пять минут после моего ухода, могло случиться пятью минутами ранее… – думала Клодион, – и почему знать, осталась ли бы я еще жива? Между тем теперь я жива и здорова, только денег лишилась. Не надо же отчаиваться сверх меры».Рассудив таким образом, Клодион вышла из дома и отправилась к кормилице с целью объявить ей, что со следующего месяца она не будет уже заботиться о ребенке, и предоставит ей полную свободу отнести сиротку в Воспитательный Дом. Но ее намерения скоро совершенно изменились, и вот по каким причинам.– Ах, какая красавица будет эта девочка!.. – сказала ей кормилица после первых приветствий.– Ты думаешь? – спросила старуха.– Как же не думать?.. Посмотрите, как она сложена!.. Многим вскружит она голову в пятнадцать лет!..Клодион начала размышлять. Она вспомнила несравненную красоту несчастной молодой женщины, которой помогла в родах. Она вспомнила также, что граф де Можирон слыл во всем краю очаровательнейшим молодым человеком, и сказала себе, что девочка, без всякого сомнения, наследует от тех, которые дали ей жизнь, красоту – ее единственное наследство…Обдумав все это, Клодион убедилась, что этот брошенный ребенок не может стать для нее причиной разорения, а напротив, еще доставит ей средства достигнуть неожиданного богатства. Только надо было подождать… Но Клодион считала себя еще молодой, и пятнадцать лет казались ей слишком отдаленной будущностью.Все эти размышления совершенно изменили намерения старухи. Вместо того чтобы велеть кормилице отнести девочку в Воспитательный Дом, Клодион приказала ей окружить ее самыми заботливыми попечениями.– Но как же нам назвать эту милую малютку? – спросила кормилица?– Называйте ее Венерой, – отвечала старуха, – это имя принесет ей счастье… XXXI. Пропала! Новые планы Клодион были очень просты, и ясно, в какой степени эта превосходная женщина обладала духом спекуляций.Объяснимся. Во время своей долгой жизни Клодион занималась почти всеми ремеслами. Последнее было самое прибыльное, и вот почему: с одной стороны, скромность Клодион была нерушима и хорошо известна; с другой, совесть ее была очень сговорчива, и наши читатели сами могли убедиться, что повивальная бабка не затруднялась ничем. Поэтому практика у нее была многочисленная и необыкновенно прибыльная. Причина очень проста. Никакой товар на свете не продается так дорого, как совесть, как она ни испорчена. Ничто не покупается так дорого, как сообщничество. Притом скрывающийся порок имеет привычку быть щедрым, и преступление не торгуется, когда хочешь остаться скрытым и, следовательно, безнаказанным. Клодион знала это как нельзя лучше и умела пользоваться случаем. Поэтому она скопила порядочную сумму, которую надеялась еще увеличить. Она знала, что в Тулузе живет много старых, развратных миллионеров.Теперь можно угадать без больших подробностей, на какого рода спекуляциях основывались будущие планы Клодион. Если бы душа бедной Анриэтты могла видеть из другого мира, какая судьба предназначалась ее дочери, то, конечно, единственный проступок ее жизни был бы достаточно искуплен страданием!..Прошло четыре года. Маленькая Венера заметно росла. Красота ее и грация развивались с каждым днем и обещали сделаться поистине изумительными через несколько лет.Клодион, которая по своим занятиям редко бывала дома, оставила девочку у кормилицы, где свежий воздух и свобода быстро развивали ее. Два или три раза в неделю Клодион посещала Венеру. Она приходила в восторг от прелестной девочки, восхищалась ее длинными черными волосами, густыми и бархатистыми, ее крошечным ротиком, эластичной кожей и большими глазами, взгляд которых скоро должен был сделаться непреодолимо пленительным. И старуха потирала себе руки и готова была заранее заказать огромный сундук для своего будущего богатства.Случай, судьба, рок или провидение часто расстраивают прекрасно задуманные планы. Клодион не рассчитала, что ее может застигнуть смерть. Та явилась неожиданно.В одно прекрасное утро дверь старухи не отворилась. Она не открылась и на другой, и на третий день. Услужливые соседи выбили дверь и вошли в дом. Страшный запах принудил их отступить. Черви уже истребляли сгнившее тело Клодион. Никто не пожалел о старухе, никто, кроме кормилицы, которая тотчас подумала, что теперь уже некому будет платить за маленькую Венеру. Но кормилица была женщина добрая. Она любила девочку и решилась оставить ее у себя и обращаться с ней точно так же, как со своими собственными дочерьми.К несчастью для Венеры, это доброе намерение было уничтожено обстоятельствами.Дом кормилицы находился на самом конце предместья, почти за городом…В один день Венера, которой в то время было немного более четырех лет, и ее две молочные сестры вышли, по обыкновению, после завтрака погулять в поле. Когда наступил вечер, дети кормилицы вернулись одни. Венеры не было с ними. Кормилица в отчаянии расспрашивала дочерей. Те отвечали со слезами, что они вместе с Венерой бежали до предместья за людьми в красных платьях с золотом, которые били в барабаны и играли на трубах. Люди эти остановились на площади и вошли в дом из холста, откуда вышли с женщинами, одетыми подобно принцессам, и опять начали свою музыку. Большая толпа скоро собралась возле балагана. Девочки были окружены со всех сторон и не помнили, сколько времени оставались тут, разинув рты и вытаращив глаза. Все трое держались за руки. Только настала минута, когда толпа их разделила. Сестры нашли друг друга, но Венеры не было. Они ждали. Венера не приходила. Девочки подумали, что, наверное, подруга не могла отыскать их в толпе и возвратилась домой. Они подождали ее еще немножко и потом, в свою очередь, побежали домой. Они надеялись найти Венеру дома.Мы знаем, что Венера домой не вернулась. Прошла ночь, прошел еще день. Ее искали, но не находили нигде. Единственное правдоподобное предположение было то, что Венера была украдена цыганами, дававшими представление на площади, но цыгане эти оставили Тулузу в тот же самый вечер, и невозможно было узнать, в какую сторону они направили свои бродяжнические шаги. Притом у бедной кормилицы недоставало денег, чтобы продолжать поиски в более обширном кругу. Она покорилась не без труда, но сохранила в глубине сердца слабую и отдаленную надежду увидеть когда-нибудь свою приемную дочь.Надежда ее была безосновательна. Последствия доказали это. Венера больше не вернулась.– Она умерла!.. говорила кормилица через некоторое время. – Она умерла, бедняжка!..Добрая женщина заказала панихиду за упокой души той, которую кормила своим молоком. Но, увы! она ошиблась! Венера была жива, к несчастью для нее самой, к несчастью для других!.. XXXII. Цыгане Вот что случилось.В ту минуту, когда три девочки были разлучены окружившей их толпой, низенький мужчина, бледный, худощавый, с красным носом и глазами, с рыжими волосами, в платье серого цвета сомнительной свежести, в старой пуховой шляпе с широкими полями, подошел к Венере, которая отыскивала глазами своих подруг.– Здравствуй, малютка… – сказал он ей медовым голосом и с улыбкой на тонких губах, улыбкой, которую хотел сделать ласковой.Венера, приученная к вежливости своей кормилицей, отвечала с низким поклоном:– Здравствуйте, сударь…– Ты здесь одна? – спросил незнакомец.– Не-ет…– Верно твоя мамаша пришла с тобой?Венера покачала головой отрицательно.– Кто же? – спросил худощавый мужчина.– Мои сестрицы.– А!.. Где же они?..– Вот здесь недалеко.– Зачем же ты их оставила?– Не нарочно, я сейчас их отыщу.– Я провожу тебя… вот, кажется, я их вижу…– С которой стороны?– Вон там.Худощавый мужчина показал налево. Венера снова покачала головой и маленькой ручкой указала направо.– Они там… – сказала она.– Ну, пойдем туда… Ты из Тулузы, малютка?..– Да… из предместья.– И пришла послушать музыку и посмотреть на шутки мужчин, одетых в красное платье, и дам, разряженных, подобно королевам?– Да.– Это тебя занимает?– Очень.– Но ты так мала, что тебе не все видно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54