Господин и госпожа де Лансак радовались всей душою, что не отдали дочери за этого развратного негодяя и засыпали со спокойной совестью. Бедные люди! Они не подозревали, что сами возвратили пороку жертву, вырванную у него любовью! Увы! Свет наполнен такими слепцами, которые делают зло, сами того не зная, и радуются тому, что они наделали! XXVII. Любовь разбитая и возобновленная Господин и госпожа де Лансак не пропускали ни малейшего случая произносить при дочери, сделавшейся маркизой де Рокверд, гнусное имя Анри де Можирона, прибавляя к нему самые презрительные эпитеты и распространяясь о скандальных анекдотах беспорядочной жизни, которую вел Анри.Анриэтта слушала эти рассказы и никогда не возражала. Только бледность разливалась по ее лицу, и на другое утро красные веки и синие круги под глазами показывали, что она плакала всю ночь. Несчастная женщина силилась забыть графа, но не могла. Чем более хотели бросить в ее сердце ненависть и презрение, тем более сердце это наполнялось любовью.Маркиз де Рокверд не был ревнив. Сказать по правде, он и не знал о взаимной любви графа де Можирона и Анриэтты. Впрочем, хотя он и имел неограниченное доверие к добродетели своей молодой жены, достаточно было бы одной искры подозрения, зародившейся в его душе, чтобы зажечь в ней пожар, опустошение которого было бы ужасно. Маркиз де Рокверд принадлежал к той породе людей, высеченных из гранита и вылитых из бронзы, которые не извиняют ни малейшей слабости, не прощают ни малейшей измены.Два года прошло таким образом. Анриэтта худела день ото дня и угасала, хотя красота ее никогда не была ослепительнее. Большие глаза ее сверкали странным блеском, которого почти нельзя было выдержать, в бледных щеках было что-то неземное. Самые умные врачи не могли угадать неведомого недуга, истощавшего в Анриэтте источники жизни. Этот недуг был смертельной лихорадкой неутоленной любви.Если бы не случилось одно обстоятельство, которое мы расскажем, агония маркизы де Рокверд не продолжалась бы долго и бедная молодая женщина скоро была бы вознаграждена Небом за горести и самопожертвование. Но случай или, скорее, какой-то злобный демон, распорядился иначе.В один прекрасный день прибыла в Тулузу труппа странствующих комедиантов, устроившихся в огромном дощатом балагане. Одна половина этого здания служила сценой и кулисами, другая предназначалась для зрителей. Для аристократической части публики было сделано нечто вроде лож. Представления этих странствующих актеров начались и тотчас же получили блестящий успех. Без сомнения, фарсы были смешны, а актеры сносны, так что народ, буржуазия и высшее общество наполняли скромный театр. Скоро вошло в моду показаться на часок в балагане, как ныне модно показываться во французской и итальянской операх.Маркиз де Рокверд, надеясь развлечь увеличивавшееся уныние обожаемой им жены, непременно хотел свозить ее на представление странствующих актеров. Анриэтта сначала этого не хотела. Такое удовольствие было ей неприятно по своей пошлости. Однако наконец она уступила настоятельным убеждениям, оделась почти с монастырской простотою и поехала с мужем.В ту минуту, когда маркиз с женой выходили из кареты, к театру быстро и с оглушительным шумом подкатилась большая коляска, запряженная четверней, и остановилась как раз против них. Женщины были хороши собой, и в их дерзких взорах, в смелых позах, в сумасбродных туалетах ясно высказывалось их звание: жрицы Венеры. Спутник их был одет с цинической небрежностью. Опьянение, но только не любви, бросало из глаз его пламя и покрывало щеки густым румянцем. Молодой человек, опьяневший от вина и разврата, вылез из коляски, шатаясь пошел к двери между двух куртизанок и споткнулся на пороге. Это был Анри де Можирон.Анриэтта стояла еще у дверей под руку с мужем, которого удержало любопытство. В первую минуту она не поняла, при какой сцене присутствовала, но через секунду мысли ее прояснились. Она узнала Анри. Она угадала звание спутниц этого человека, которого любила еще и теперь. Вся кровь прилила к ее сердцу. Она почувствовала, как земля заколебалась под ее ногами, и упала бы, если б не ухватилась за дверь.«О! Благодарю тебя, Боже мой! – подумала она, – благодарю, что Ты показал мне его в таком виде, потому что теперь я не могу более любить его!»Анри также, несмотря на опьянение, узнал маркизу. Он попятился, как бы пораженный громом, и охотно отдал бы десять лет жизни, чтобы провалиться сквозь землю. Анриэтта быстро собралась с силами.– Войдем, – сказала она мужу, который не приметил ничего.И она увлекла его в театр. Когда де Можирон опомнился, маркизы уже не было. Он почувствовал против себя самого сильный припадок бешенства, смешанный с глубоким отчаянием. Он понял, что все сделанное им для того, чтобы закружить себе голову и забыться, не послужило ни к чему. Напрасно губил он тело, пачкал душу, он не достиг желаемой цели. Он с гневом и отвращением прогнал привезенных им женщин и один вошел в театр. Мы утверждаем, что в эту минуту в графе де Можироне не осталось ни малейшего следа опьянения. Бледность, почти мертвенная, сменила на его лице румянец, зажженный вином. Несчастный молодой человек должен был уже внушать не ужас и отвращение, а глубокое сострадание! Он не имел нужды отыскивать глазами Анриэтту. Взор его, как бы непреодолимо привлекаемый магической силой, прямо обратился на ту ложу, в которой сидела маркиза де Рокверд.По такому же магнетизму и глаза маркизы обратились на Анри. В ту минуту, когда эти два луча встретились, прежние влюбленные вздрогнули. Будто искра из электрического колеса поразила их в одно и то же время. Анриэтта хотела отвернуться, она успела уже заметить бледность и волнение Анри, успела увидеть, что он один. По высокому инстинкту, дарованному Богом, избранным душам и женским любящим сердцам, Анриэтта поняла, как сильно страдал ее возлюбленный, угадала, что его раскрасневшееся от вина лицо носило на себе печать бесконечной горести. Она почувствовала себя любимой любовью, равнявшейся ее любви, и почувствовала необъяснимую радость, какое-то горькое наслаждение, в котором упрекала себя, но напрасно. Повторяем, по странной прихоти случая или насмешливого демона, то самое обстоятельство, которое должно было разъединить два сердца, напротив, скрепило их неразрывными узами.Задолго до конца спектакля, Анриэтта просила мужа отвезти ее домой. Граф де Можирон следовал за ними издали, пешком, до самого дома их.Новая перемена совершилась в жизни молодых людей, которых Бог создал друг для друга, а люди разлучили. С этой минуты Анриэтта, подавленная любовью, не боролась уже с нею и без сопротивления предоставила свою душу увлекавшему ее потоку. Анри безвозвратно отказался от жалких и постылых удовольствий разврата. Он совершил в самом себе нравственное преобразование и сделался чист посредством любви, и для любви.Увы! Приближалась катастрофа!Через два месяца после рассказанных нами происшествий маркиз де Рокверд уехал в Испанию, куда призывали его важные дела. Речь шла о значительном наследстве. Дальний родственник маркиза, двадцать пять лет назад поселившийся в Мадриде, умер, отказав все свое состояние мужу Анриэтты. Это состояние, скажем мимоходом, доходило до миллиона, стало быть, стоило побеспокоиться!Итак, повторяем, маркиз уехал в Испанию, оставив жену в замке Рокверд. Отсутствие его должно было продолжаться только несколько недель; но неожиданные обстоятельства, о которых мы упомянем в свое время и в своем месте, замедлили его возвращение.Введем теперь наших читателей в замок Рокверд, в комнату Анриэтты, через неделю после отъезда маркиза. Было около одиннадцати часов вечера. Знойный день сменился душной и темной ночью. Ни малейшее дуновение ветра не шевелило неподвижными ветвями огромных деревьев. Густые тучи совершенно заволокли небо и казались мрачной завесой, отделявшей землю от бледного сияния звезд. Время от времени ослепительная молния раздирала этот мрак. Тогда на полсекунды твердь небесная походила на горящий купол. Потом молния угасла и победоносный мрак казался еще непроницаемее. Под гнетом этой душной атмосферы, цветы и листья испускали упоительное благоухание, носившееся в воздухе, пропитанном электричеством. Это была ночь, исполненная ужаса и любви.Ночная лампа, стоявшая на геридоне в углу спальни Анриэтты, проливала слабый и неясный свет. Молодая женщина не могла спать. Завернувшись в длинный белый пеньюар и облокотясь на каменную балюстраду балкона, за опущенными шторами, Анриэтта испытывала какое-то странное волнение, какую-то необъяснимую томность. Может статься, без ее ведома, душа ее сладостно предавалась мыслям о любви, сладостным мечтам.«Боже мой! – думала Анриэтта. – Как жестоки были те, которые устроили мне жизнь скучную и печальную, вместо той счастливой жизни, о которой я мечтала! Как они были жестоки! Как я проклинаю имя, которое ношу! Как я проклинаю этот титул, это звание и это богатство, в которых мне завидуют! Зачем я не дочь бедного крестьянина, неизвестного земледельца! По крайней мере для них счастье возможно! Если они любят, то могут отдать свою жизнь тому, кому отдали душу… Их не бросают в объятия старика, не велят их сердцам умолкнуть и перестать биться; они не слышат, как каждый день низко оскорбляют человека, которого они сделали своим кумиром… Они счастливы! Да! Очень счастливы! Анри, я никогда не буду принадлежать тебе, но моя душа стала твоей навек!.. Тебе отдаю я все мои мысли! Где ты? Зачем Господь не позволил, чтобы ты был возле меня… возле меня беспрестанно? Зачем Бог не позволил, чтобы я была твоей женой… твоей преданной и верной женой? Как я любила бы тебя! как я буду любить тебя! как я люблю тебя!..»Так думала Анриэтта и мало-помалу углубилась в мечтательность, грустную и нежную. Сердце ее билось неправильно и сильно, грудь тяжело поднималась, шум раздавался в ушах… Волнение ее увеличивалось с каждой минутой, и ей казалось, что давно предвиденное и давно желанное событие осуществится наконец.Вдруг ей послышался позади легкий шум. Она с живостью обернулась. Граф де Можирон был у ее ног и еще шевелившаяся портьера показывала, каким путем вошел он в комнату. Первым движением молодой женщины было броситься назад с восклицанием удивления и почти ужаса. Горестный и страстный жест Анри удержал ее на месте.– О!.. Вы… здесь!.. прошептала она.– Да… – пролепетал де Можирон.– Как вы осмелились?..– На что не осмелюсь я, чтобы приблизиться к вам!– Разве вы не думаете, что можете погубить меня?– Я не думаю ни о чем, кроме того, что люблю вас… что я упоен… что я без ума… и что умру, если не буду вас видеть…– Неблагоразумный!..– Скажите, влюбленный!..– Но наконец, чего же вы от меня хотите?..– Слышать вас… смотреть на вас… дышать тем воздухом, которым дышите вы… вот и все.– Ну! Вы меня слышали… вы меня видели… теперь… – Анриэтта колебалась.– Теперь? – повторил граф де Можирон.– Вы уйдете, не правда ли?.. – продолжала маркиза тоном мольбы.– Уйти?!. – вскричал Анри.– Да, уходите…– Уже?– Так надо…– Я только что пришел.– Друг мой, я хочу этого… или лучше сказать, я прошу вас об этом!– Зачем?– Могу ли я оставаться с вами одна… ночью?Произнеся эти слова, маркиза де Рокверд стыдливо завернулась в свой пеньюар. Граф де Можирон, все остававшийся на коленях перед Анриэттой, вдруг встал.– Если вы меня прогоняете, – сказал он дрожащим голосом, в котором слышались слезы, – я повинуюсь… я ухожу…И он медленно пошел к двери. Маркиза удержала его.– Анри… – сказала она слабым голосом.Граф де Можирон остановился.– Разве мы расстанемся таким образом?.. – спросила молодая женщина умоляющим голосом. – Расстанемся… вы – раздраженным, а я – с сердцем, полным и моим горем и вашим!И она протянула графу де Можирону руку, которую тот не взял.– Как!.. – вскричала Анриэтта с отчаянием. – Как! Вы раздражены против меня до того, что не берете руки моей!– Прежде, – прошептал молодой человек, – вы меня любили… по крайней мере, вы говорили мне это…Анриэтта не отвечала, но выражение ее глаз, поднятых к нему, дало блистательное свидетельство той любви, воспоминание о которой вызывал граф де Можирон.– Сейчас, – продолжал Анри, – вы меня спрашивали, чего я хочу, и я ответил: я хочу слышать и видеть вас, вот и все. Анриэтта, не верьте мне, я лгал.– Лгали? – с изумлением повторила молодая женщина.– Да.– Чего же вы хотели?– Я хотел просить вас, умолять на коленях, отвечать мне… я хотел узнать, жить или умереть должен я… я хотел удостовериться, не сон ли все прошедшее… существует ли у нас будущее… наконец, я хотел знать, любите ли вы меня еще…Анриэтта задрожала. Страдание ее было очевидно.– Люблю ли я вас?!. – вскричала она. – Вы знаете, что я не могу, не должна любить вас… Вы знаете, что я принадлежу другому…– Анриэтта… Анриэтта… – возразил молодой человек с трепетом, – не это хочу я слышать и не это должен узнать от вас! Зачем говорите вы мне о долге?… Зачем вы говорите мне о другом?.. Я спрашиваю вас, любите ли вы меня еще?.. Отвечайте… отвечайте: да или нет?..Анриэтта колебалась. Страшная борьба происходила в душе ее между долгом и любовью. Она хотела бы отвечать: «Нет… нет, я вас не люблю»… но не могла и потому молчала. Граф де Можирон думал, что эта нерешимость и это молчание служат очевидными доказательствами, что прошлое, как он сказал, могло быть только сном. Горькое и непритворное отчаяние было написано на его чертах.– Прощайте, – прошептал он, – прощайте… Не бойтесь ничего от меня, Анриэтта… На этот раз я удалюсь, и вы не увидите меня более никогда…Произнося эти слова, Анри во второй раз пошел к двери. На пороге он обернулся и прошептал прерывающимся голосом:– Анриэтта… когда меня не станет, не забудьте моего имени и молитесь иногда за того, кто вас так любил…– Боже мой!… – вскричала молодая женщина, испуганная тоном Анри. – Боже мой! Какое у вас намерение?..– Скоро узнаете… – пролепетал граф де Можирон.– Вы помышляете о смерти, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54