– Берегись, милое дитя, не говори пока… пусть кровь перестанет волноваться… пусть спокойствие возвратится к тебе…Несмотря на кроткое увещание старика, Рауль быстро вскочил, покачал своей очаровательной головкой и отвечал:– О! Я спокоен, маркиз, я не страдаю и никогда не чувствовал себя крепче и здоровее. Посмотрите…Говоря это, он выпрямил свой стройный и тонкий стан и расправил грудь, еще запятнанную красными каплями.– Посмотри, – сказал Режинальд, – кровь еще течет из твоей раны.– Пустяки, – отвечал мальчик, – это царапина!.. Если я пойду на войну, маркиз, и получу меткую пуля или добрый удар шпагой, так ли еще потечет кровь!.. Притом кровь жидка, стало быть она создана для того, чтобы течь.Маркиз не мог не улыбнуться живости Рауля и его мужеству. Он устремил долгий и проницательный взор на того, кто говорил таким образом, и был поражен, еще более, чем прежде, истинно аристократической наружностью маленького крестьянина, грубая одежда которого не могла скрыть его благородной и непринужденной осанки. Он любовался огненным взором Рауля, грациозными очертаниями его лица, гордостью походки, изяществом движений, потом прошептал:– Это ребенок необыкновенный! II. Роже Риго Рауль выдержал продолжительный осмотр маркиза с легкой непринужденностью, в которой, однако, не было ничего слишком смелого и бесстыдного. Маркиз положил на голову ребенка свою бледную, худую руку, и сказал:– Знаешь ли, что Господь свел тебя со мною затем, чтобы спасти мне жизнь?– Господь все делает хорошо, – отвечал Рауль.– Как могла прийти тебе в голову мысль остановить бешеную лошадь? Ты так слаб, ты еще дитя. Знаешь ли, что твой поступок был безумен…– Маркиз, – сказал мальчик, – я видел, что вы не можете справиться с вашей лошадью, что поводья оборвались и что вы погибли, если вам не помочь. Я нисколько не рассуждал о том, что делал, и хотя вы называете мой поступок безумным, но, как видно, он вовсе не таков, если мне удалось помочь вам.Маркиз изумился удивительному хладнокровию и непритворной скромности мальчика.– Ты храбр! – вскричал он наконец, – храбр, как старый солдат!– Не знаю, – возразил Рауль.– Как? Что ты хочешь сказать?– Я хочу сказать, что не знаю, храбр ли я; я только ничего не боюсь, вот и все.Это было тонкое различие. Услышав его, маркиз не мог удержаться от улыбки во второй раз.– Дитя мое, – сказал он, – ты здешний?– Разве вы никогда меня не видали, маркиз? – спросил Рауль с удивленным видом.– Нет, не видал, по крайней мере никогда не замечал…– Я местный.– Как тебя зовут?– Рауль.– Как зовут твоего отца?– Роже Риго.Маркиз нахмурил брови.– Отставной гвардейский солдат?– Да, маркиз.– Беден он, не так ли?– Очень беден.– И живет браконьерством, как говорили мне лесные сторожа, – прибавил маркиз.– Ваши сторожа солгали! – с гордостью вскричал Рауль.«О чем я говорю с этим ребенком? – подумал маркиз. – Сын не может и не должен обвинять отца!»Наступила минута молчания, потом Режинальд продолжал:– У отца твоего много детей?– Нет, я один.– Твой отец тебя любит?– Не думаю.– Стало быть, он дурно обращается с тобой?– Иногда.– К чему он тебя приучает?– Ни к чему. Он научил меня только читать. Он сам больше ничего не знает, и я также.– Хочешь ты научиться чему-нибудь другому?– О! да!.. Но это невозможно!– Думал ли ты когда-нибудь о будущем?– А что такое будущее, маркиз?– Это время еще отдаленное, в которое ты перестанешь быть ребенком и станешь взрослым мужчиной.– Да, я часто об этом думал.– Что же ты намерен делать, когда наступит это время?– Как только вырасту, я определюсь в солдаты, пойду на войну, чтобы возвратиться офицером и богатым.– Разве ты хочешь иметь деньги?..– Очень хочу.– Зачем?– Затем, что отец мой твердит беспрестанно, что человеку богатому не остается ничего желать, и что тогда пользуешься всеми удовольствиями и всевозможным счастьем на свете.Маркиз вздохнул и обратил к небу глаза, наполнившиеся слезами, потом с грустью прижал к губам медальон с волосами тех, которых он так любил и которых еще до сих пор оплакивал. Рауль приметил эту грусть и не сказал более ни слова. Маркиз де ла Транблэ продолжал:– Дитя мое, я сам хочу отвести тебя к отцу и сказать ему, что я обязан тебе жизнью…– Как хотите. Только, пожалуйста, постарайтесь, чтобы он не прибил меня, а то вот уже два дня, как я убежал из дома…– Будь спокоен, он до тебя не дотронется; но скажи мне, дитя мое, зачем ты убежал от отца.– Я боялся, чтобы он не прибил меня.– Что же ты сделал?– Ничего.– Однако же гнев твоего отца против тебя должен был иметь какую-нибудь причину, я полагаю…– Никакой. У него не было денег, но ведь я в этом не виноват… а когда у него нет денег, он всегда бьет меня. Должно быть это его утешает.– Бедное дитя! – прошептал маркиз.– Итак, – спросил Рауль, – мне сегодня нечего бояться?– Нечего, – отвечал Режинальд, – и сегодня и никогда!– Если так, – весело вскричал ребенок, – я охотно пойду с вами.Рауль сделал несколько шагов за маркизом, который подходил к своей лошади; но вдруг его румяные щеки побледнели, кровь потекла из раны, ноги подогнулись и он упал на траву. Испуганный этим неожиданным припадком, маркиз снова принялся ухаживать за Раулем, который почти тотчас же пришел в себя и встал, говоря:– Ну вот все и кончилось…– Хорошо, – вскричал маркиз, – но все-таки я вижу, что ты не в состоянии дойти до дому пешком.– Ах, нет! Я дойду как нельзя лучше… – отвечал Рауль.– Я не позволю…– Если вам не угодно, я останусь здесь…– Нет…– Но ведь вы сами сказали, что не хотите, чтобы я шел…– Ну да… я возьму тебя к себе на лошадь. Ты не будешь бояться ехать таким образом?– Бояться! – повторил Рауль с насмешкой. – Я сам умею ездить верхом!– Право? – сказал маркиз шепотом несколько недоверчивым.Этот тон задел за живое непомерное самолюбие ребенка, силы которого на время возвратились. Он подбежал к лошади, которая присмирела от жестокого урока, полученного ею, и спокойно жевала траву, которую мундштук не позволял ей проглотить. Рауль вскочил на седло, подобрал оборванные поводья, ударил лошадь по боку и пустился в галоп, заставив ее перепрыгнуть через ствол упавшего дерева. Маркиз смотрел на это с возрастающим изумлением и шептал про себя:«Я не ошибся, это ребенок необыкновенный!.. Как жаль, что он не мой сын!..»Рауль соскочил с лошади.– Теперь вы видите, маркиз, что я сказал правду, – пролепетал он, голосом едва внятным, потому что новая слабость овладела им, кровь начала течь опять и бледность увеличилась.Маркиз обвязал платком грудь Рауля и, посадив его на лошадь впереди себя, поехал шагом в деревню, куда, по всей вероятности, не должен был возвращаться никогда. Дорогой он продолжал с Раулем разговор, начало которого мы рассказали, и при каждом ответе мальчика все более и более удивлялся его здравым суждениям и необыкновенно быстрой понятливости. Часа через полтора маркиз остановил свою лошадь у хижины браконьера и позвал его. На этот зов вышла только жена Роже, потому что самого браконьера не было дома. Маркиз передал ей Рауля, рассказал в нескольких словах, что случилось, и попросил ее сказать мужу, чтобы он пришел в замок, как только вернется. Крестьянка обещала.Приехав домой, маркиз опустился в широкое кресло возле окна в гостиной и погрузился в продолжительные и глубокие размышления. Он думал, что само Провидение свело его с Раулем, и спрашивал себя, не указывало ли оно ему тем самым, что этот ребенок должен был заменить для него сыновей, которых он лишился. Мысль усыновить Рауля и сделать его наследником своего имени и состояния возникла в его уме.У маркиза не было других наследников, кроме довольно дальних родственников; но все они были сами богаты, носили другую фамилию, и притом маркиз был совершенно равнодушен к ним. Между многочисленными горестями его жизни одна заключалась в мысли, что его старый замок и обширные земли увеличат, после его смерти, уже без того огромное состояние его родственников. С другой стороны, в сердце маркиза зарождалась живейшая привязанность, непреодолимое сочувствие к непонятному ребенку, к этому маленькому крестьянину, столь грациозному и столь храброму, пролившему кровь ради него. Может быть, эта привязанность примирит его с жизнью и наполнит утешением и радостью дни его старости? Притом вне всех этих уважительных причин не было ли еще такой, которая одна должна была сильно перевешивать весы?.. Вырвать Рауля из рук жестокого и злого отца и доставить молодому орленку средства распустить свои крылья не значило ли совершить благочестивое и благотворительное дело – дело, внушенное самыми простыми и самыми сладостными чувствами признательности?Вот что маркиз де ла Транблэ повторял себе, когда камердинер вошел в гостиную и доложил, что крестьянин Роже Риго пришел в замок по его приказанию.– Приведи его сюда, сию же минуту, – отвечал старик.Узнав от жены о том, что случилось утром, браконьер почуял прибыль, обласкал Рауля вместо того, чтобы избить его по обыкновению, тотчас надел лучшее платье и, не теряя ни минуты, побежал в замок.Камердинер ввел его к маркизу. Отцу Рауля было около сорока лет. Высокий, сильный, он мог бы считаться красавцем, в самом пошлом значении этого слова; то есть, у него были очень широкие плечи, крепкие ноги и мускулистые руки, как у тех странствующих Алкидов, которые на ярмарках и на публичных площадях, поднимают тяжести в четыреста фунтов. Ухватки его выказывали военную крутость, и он продолжал носить длинные и черные, кверху загнутые усы, как будто все еще находился в службе. Его энергичное лицо, загорелое от солнца и от всяких непогод, выражало грубые и неистовые страсти; взгляд не был чистосердечен, а улыбка тонких губ как будто всегда скрывала ложь.В этот день он надел чистую белую рубашку, повязал вокруг своей бычьей шеи галстук и натянул на плечи драгетовый полукафтан, на котором красовалось несколько заплат. Длинные кожаные штиблеты, сжимавшие его икры, намекали на занятие браконьерством. Наконец он держал в руке нечто в роде фуражки, цвет и форму которой нельзя было различить.В ту минуту, когда Роже Риго вошел в гостиную, кланяясь до земли, маркиз Режинальд встретил его грациозным движением и сделал знак подойти. Браконьер повиновался. Он сделал несколько шагов и встал против маркиза неподвижно и прямо, как солдат под ружьем.– Друг мой, – сказал ему маркиз, – если ты пришел, то, вероятно, уже видел свою жену.– Видел, маркиз, – отвечал Роже.– Без всякого сомнения, она сказала тебе, что твой сын спас мне жизнь…– Да, я слышал, что мальчику посчастливилось оказать вам услугу, и благословил случай…– Скажи лучше: Провидение…– Да, маркиз, Провидение.– Знаешь ли, что у тебя драгоценный сын?– Мальчик добрый, я не спорю.– Любишь ли ты его так, как он заслуживает быть любимым?– Всякий любит по-своему, маркиз. Мы, бедняки, не можем любить наших детей так, как любят своих детей люди богатые и вельможи… Я иногда колочу мальчишку, когда он этого заслуживает, разумеется, а он заслуживает это часто. Но вы знаете пословицу, господин маркиз: кого люблю, того и бью.– А! – возразил маркиз с улыбкой, – кажется, в этом смысле ты любишь его чересчур.– Разве мальчишка жаловался на меня?– Напротив, он заступался за тебя.– Это был его долг! – прошептал браконьер. – Он знает, что я его люблю.– Согласишься ли ты расстаться с ним?– Расстаться?.. зачем?– Все равно… отвечай на мой вопрос.– Надо прежде подумать, маркиз… Если это для его счастья… и для моего, – прибавил Роже про себя.– Если бы какой-нибудь знатный и богатый человек взял к себе твоего Рауля и дал тебе слово обращаться с ним, как со своим собственным сыном, согласился бы ты на это предложение?– Если бы мне предложили… но мне не предлагают…– Ошибаешься!– А разве предлагают?– Положительно.– Кто?– Я.– Вы, маркиз? – вскричал Роже, притворившись глубоко удивленным.Мы говорим, притворившись, потому, что хитрый крестьянин давно уже угадал, чего хотел маркиз, и думал только о том, как бы извлечь побольше выгод из договора, который приготовлялся заключить с ним.– Вы, маркиз? – повторил он во второй раз.– Я, – отвечал снова старик.– О! если так, то согласиться можно… но вы понимаете, что я не могу отвечать сейчас…– Отчего же?– Дело важное, маркиз…– Без сомнения, но я желаю, чтобы ты тотчас же решился.– Подумайте, вы говорите мне о разлуке с сыном, а отцовское сердце всегда обливается кровью при этой мысли…Подобная пародия на родительскую любовь возмутила маркиза. Однако он выразил свое отвращение только тем, что перебил Роже, сказав:– Если ты действительно любишь своего сына, как говоришь, то не должен колебаться в желании доказать ему свою нежность и обеспечить его будущее.– Маркиз, – философски заметил Роже, – богатство еще не приносит счастье!..– Так, но по крайней мере оно способствует к нему.– Притом, видите ли, мальчик мне помогает кое в чем… Я не могу обойтись без него…– В чем же он помогает тебе? – спросил маркиз,– Не могу вам объяснить этого в точности, но ребенок его лет всегда полезен в хозяйстве бедных людей…– Потому-то я и намерен щедро вознаградить тебя за потерю, которую причинит тебе его отсутствие.Этих слов Роже Риго ожидал с нетерпением с самого начала разговора. Маркиз коснулся единственной чувствительной струны в его сердце.– Вы сказали, маркиз, – спросил браконьер, – что желаете взять моего мальчишку к себе?– Да.– Скоро?– Сегодня же, сейчас же…– Навсегда?– Да, навсегда.– Ну, маркиз, может быть, я и найду средство исполнить ваше желание…– Каким образом?– Рауль мой сын, мое добро, моя собственность. Он принадлежит мне, как Франция принадлежит королю. Я имею право оставить его у себя или отдать, словом, располагать им как мне вздумается…– Никто этого не оспаривает.– И если, – продолжал Роже свое рассуждение, – я соглашусь расстаться с мальчишкой, то единственно для его счастья, как вы сейчас сказали, маркиз.– Потом?– Конечно, я хочу, чтобы мой сын был счастлив… это самое большое мое желание, но мне кажется несправедливым, что мальчишка будет жить в полном довольстве, тогда как у меня нет ничего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54