Как вы думаете, господа?– Да! да! да! – отвечали все сообщники в один голос.Приговор был произнесен. Надо было повиноваться. Эмрода сделала гримасу, но осталась. Заседание прекратилось только в два часа утра. Мы скоро узнаем результат его. XV. Дом Бенуа На другой день после той ночи, в которую происходили сцены, рассказанные нами читателю, мирные обитатели той части улицы Грента, которая примыкает к улице Сен-Дени, смотрели внимательно, стоя у своих дверей, на зрелище, сильно подстрекавшее их любопытство. Вот в чем оно состояло.Довольно скромная лавка, давно уже не занятая никем, была снята в это самое утро. С рассвета несколько человек работали безостановочно и внутри и снаружи этой лавки. Одни наскоро прибивали полки и прилавки, походившие скорее на декорации и аксессуары в театре, нежели на настоящие прилавки и полки, потому что они были чрезвычайно тонки и не могли бы выдержать никакой тяжести. Другие, с помощью высокой лестницы, прибивали, над главным входом, огромный железный лист, без всяких изображений и надписи. Когда этот лист был прикреплен, явились два живописца. Первый нарисовал посреди листа нечто вроде барана, с великолепными рогами, и покрыл свой эскиз густым слоем мела, подражавшего с грехом пополам изменчивому отливу серебра. Пока этот художник оканчивал свое образцовое произведение, товарищ его также не терял времени. По обеим сторонам животного с длинными рогами он начертывал огромными белыми буквами следующие слова:СЕРЕБРЯНЫЙ БАРАННиколас Бенуа и К°Шерстяные товарыНа улице собралась большая толпа любопытных, состоявших большей частью из давнишних ее обитателей. Все с удивлением расспрашивали друг друга.– Николас Бенуа, – говорил один, смотря на огромную вывеску. – Вам знакомо это имя, кум?– Нет.– А вам?– И мне нет.– А вам?– Также нет.– Стало быть, никто здесь не знает этого Николаса Бенуа?– Никто.– Откуда он?– Неизвестно.– Что он продает?– Шерстяные товары, по крайней мере, это написано на вывеске.– Сказать мимоходом, вывеска-то продержится недолго.– Еще бы! Намалевана водяными красками.– Да, денька два дождливых, так Серебряный Баран и поминай как звали…– Не то, что ваша вывеска, дядя Корнибер… Вот уж прочная-то!..– Я и не жалел ничего для нее!.. Зато она и свежа, как в первый день – всякий с этим согласится.– Конечно, конечно!..– Не знаю, почему, но у меня плохое мнение об этом Бенуа.– Должно быть, это ничтожный человек.– Очень ничтожный.– Чрезвычайно ничтожный.– Я так же думаю…– И я…– Ах! Поверьте, не пройдет и полгода, у нас в квартале будет банкротство и лавка эта закроется!..– Нет никакого сомнения, я готов побиться об заклад!..Так сострадательно рассуждали добрые обитатели улицы Грента, смотря на вывеску «Серебряный Баран». Парижский мещанин всегда был, есть и будет одинаков!..Бенуа лично распоряжался работами, и если слышал все эти разговоры, то они нисколько его не обеспокоили. В этом мы смело можем уверить наших читателей.К вечеру все было кончено. Тогда перед магазином остановились две повозки с тюками, которые казались тяжелы и набиты шерстяными товарами. Два сильных работника сгибались под тяжестью, таская их в магазин. Когда все тюки были перенесены, двери лавки заперли, закрыли ставни тяжелыми железными запорами, и Бенуа остался один со своими двумя помощниками. Это были не кто иные, как виконт и комиссионер.Они побросали тюки в угол лавки, делая это с такой же легкостью, как будто бросали мячик, которым играют дети. Оказалось, что под грубым холстом были искусно скрыты ивовые каркасы, устроенные наподобие тюков с товарами. Три товарища переглянулись, смеясь.– Ну, друзья мои! – сказал Бенуа, когда утих припадок. – Что вы думаете обо мне теперь, когда видите меня в деле? Кажется, первые акты нашей комедии идут хорошо, и я смею льстить себя надеждой, что развязка будет удовлетворительна!– Будем надеяться! – отвечали хором виконт и его товарищ.– Видали ли вы когда-нибудь, чтоб такой важный торговый дом, какой основали мы сегодня, устраивался с такой удивительной быстротой?– О! Никогда!.. Ты – искусник первой руки!..– Превосходный дом, впрочем, – продолжал Бенуа, опять засмеявшись, – сорок тысяч ливров барыша в каких-нибудь восемь часов, с самого начала операции, и без всякого риска!.. Я думаю, что это порядочное начало!– Конечно!..– Я всегда думал, что имею гениальные способности к спекуляциям!.. Завтра я берусь доказать, что справедливо судил о себе; теперь пойдем ужинать… я еще окончу к сроку последние приготовления…Трое плутов вышли из магазина и направились к дому на улице Жендре, где их ожидали другие сообщники.На другой день очень рано двери «Серебряного Барана» снова растворились. Бенуа расставил мебель в комнате за лавкой, которая, благодаря этой заботливости, приняла довольно комфортабельный вид. Он принес с собою ящик с серебряным столовым прибором и корзинку с несколькими бутылками превосходных вин. Все это было взято из главной квартиры на улице Жендре.Устроившись таким образом, Бенуа вышел заказать у ресторана на площади Шатле великолепный обед на пять человек. Он велел поварам отличиться, обещал им дать на водку, приказал, чтобы обед был готов непременно в семь часов и принесен в лавку под вывеской «Серебряный Баран».В два часа носильщики принесли в портшезе даму, которая быстро вбежала в лавку. Это была мнимая племянница Бенуа, очаровательная Эмрода. Никогда молодая девушка не казалась такой прелестной, как теперь, в своем простом костюме мещанки. Коричневое шерстяное платье, превосходно сшитое, обрисовывало ее изящные формы и придавало ее развязному обращению несколько жеманный вид, восхитительно эффектный. Интересное личико Эмроды блистало лукавством и умом. Она силилась придать своим взорам простодушное выражение, которого обычно в них не было, и походила на хорошенького демона, переодевшегося ангелом, чтобы искусить какого-нибудь сурового отшельника. Словом, она была обольстительна вне всякого сравнения.– Здравствуй, милая племянница, – сказал Бенуа, целуя ее в обе щеки. – Боже мой, как ты очаровательна!.. Ты должна завладеть сердцем молодого кавалера!..– Вы думаете! – спросила Эмрода с соблазнительным кокетством.– Не думаю, а уверен!– Бедный молодой человек! – прошептала Эмрода, жеманясь.– Уж не будете ли вы сожалеть о нем?..– А то как же!..– Милое дитя, – отвечал Бенуа, – будь я на месте Рауля де ла Транблэ и захоти вы любить меня в продолжение двух часов, или по крайней мере только показывать вид, что одно и то же, я не пожалел бы сорока тысяч ливров, которые пришлось бы мне заплатить за такое счастье!– О! о! – произнесла Эмрода, смеясь. – Как вы любезны сегодня, дядюшка!– Вы это говорите потому, что я откровенен, племянница…– Старый льстец!..– Недоверчивая красавица!..Мадригалы Бенуа были прерваны появлением двух или трех женщин, которые под предлогом сделать несколько покупок пришли посмотреть на магазин. Им отвечали, что продажа начнется только через три дня, и они удалились с досадой обманутого ожидания.К четырем часам Бенуа ушел, оставив свой магазин под надзором Эмроды и комиссионера, который успел преобразоваться в купеческого приказчика. Бенуа тоже принарядился. Он надел темно-коричневые панталоны, табачного цвета кафтан с широкими стальными пуговицами, желтый жилет с красными цветами, белый галстук, белые чулки с фиолетовыми стрелками и башмаки с серебряными пряжками. Выбрившись и надев новый парик, Бенуа пошел на бульвар за портшезом и велел отнести себя на улицу Паради-Пуассоньер, в гостиницу «Золотое Руно». XVI. Гости Бенуа Добравшись до гостиницы Николас Бенуа вылез из портшеза, вошел в дом и отправился прямо в комнату Рауля. Дверь была заперта изнутри. Бенуа постучал.– Кто там? – спросил голос изнутри.– Я, Николас Бенуа. Я пришел засвидетельствовать свое уважение кавалеру де ла Транблэ и взять его с собой, как было условленно третьего дня, – отвечал мнимый купец.– Хорошо, – сказал голос, – сейчас отворят, любезный месье Бенуа…Бенуа услыхал, как отодвигают запоры, и дверь повернулась на своих петлях. Он мог войти.Рауль сидел в глубине комнаты, а дверь отворил Жак. Кавалер встал, побежал навстречу к своему вероломному другу и дружески пожал ему руку.– Кавалер, – сказал ему Бенуа, улыбаясь, – ваша комната – настоящая крепость… чтобы войти в нее против вашей воли, пришлось бы сделать осаду!– Ведь вы сами советовали мне быть осторожным?– Конечно, и я могу только одобрить это…– С тех пор, как вы меня оставили третьего дня, я никуда не выходил.– Такое затворничество, вероятно, для вас очень тягостно…– Немножко.– К счастью, оно не долго продлится…– Каким образом?– Сегодня мы будем обедать с моим другом майором д'Эстаньяком…– А вы уже говорили ему о моем деле?– Говорил…– Что же он ответил?– Он сказал, что добрые дворяне должны поддерживать друг друга, что д'Эстаньяк не может оставить ла Транблэ в затруднительных обстоятельствах и что для него будет одновременно и честью и удовольствием быть вам полезным и приятным…– Итак, вы надеетесь?..– Я совершенно уверен в успехе… – Да услышит вас Бог!..– Он меня услышит, не сомневайтесь в этом, кавалер!..Говоря таким образом, Николас Бенуа вынул из кармана хронометр величиной в пятифранковую монету и толщиной в три пальца. Он посмотрел на циферблат, потом сказал:– Кавалер, имею честь заметить вам, что уже поздно; обед будет скоро готов, а вы знаете, что подогретые кушанья теряют три четверти своего достоинства…– Я готов следовать за вами, месье Бенуа.– В таком случае, отправимся в путь, если вам угодно!..– Сию минуту.Рауль надел шляпу и, обернувшись к слуге, который, стоя возле дверей, слышал весь разговор, сказал:– Жак, ты не забудешь моих приказаний, не правда ли?– Будьте спокойны, кавалер.– Ни под каким предлогом, не выходи из этой комнаты…– Если загорится дом, и тогда не выйду, – отвечал Жак. – Сгорю здесь, а не оставлю чемодана, который вы поручили мне.– Хорошо. Держи ухо востро, глаза настороже, руку на пистолете…– Слушаю, кавалер.– Наконец старательно задвинь засовы сразу, как я уйду, и отвори дверь только тогда, как я три раза произнесу свое имя и когда ты уверишься, что узнал мой голос.Жак поклонился, и Бенуа вышел из комнаты с Раулем де ла Транблэ. Оба сели в портшез, который ждал их перед гостиницей.– На улицу Грента, в магазин под вывеской «Серебряный Баран», сказал Бенуа, который прежде, чем сел возле Рауля, отдал несколько приказаний носильщикам.Портшез двинулся, старичок возобновил разговор.– Я знаю, кавалер, как нельзя лучше, что общество такого ничтожного негоцианта, как я, не может быть слишком приятно для такого дворянина, как вы.Рауль хотел было возразить, но Бенуа не дал ему времени и продолжал:– Да, кавалер, я знаю это, и то, что вы могли бы мне сказать из вежливости и благосклонности, не убедит меня в противном! Поэтому я постарался сделать насколько возможно приличный выбор моих сегодняшних гостей.– Клянусь вам, месье Бенуа, что мне было бы совершенно достаточно вашего общества:– Вы так не думаете, кавалер.– Думаю, уверяю вас!– Не верю и продолжаю: кроме моей племянницы, с которой я уже говорил и которая скорее похожа на герцогиню, чем на мещанку, и моего друга майора, у меня еще будет молодой вельможа, человек очень любезный и с большими связями. Уже около трехсот лет Бенуа пользуются покровительством виконтов де Сильвера. Вы, без сомнения, знаете, хотя бы понаслышке, этого молодого вельможу, виконта Ролана де Сильвера. Он человек очень знатный…Рауль никогда не слыхал этого имени, однако счел себя обязанным отвечать:– Да, да, Сильвера… Знатные дворяне!.. Я слыхал о них раз сто… по крайней мере.– Виконт Ролан ужасно богат, – продолжал Бенуа, – и во многих случаях его высочество регент удостаивал его особенными отличиями… Советую вам сойтись с ним как можно короче, поверьте, вы много выиграете от этого; он окажет вам большие услуги, этот вельможа любит оказывать услуги и может легко это делать.– Он моих лет? – спросил Рауль.– Не совсем, ему около тридцати лет, но на вид не более двадцати пяти, да и характером он очень молод.– Я непременно воспользуюсь вашими превосходными советами, – сказал кавалер.– И хорошо сделаете!– А о вашем друге майоре вы мне не сказали ничего… Что это за человек?..– Настоящий дворянин, храбрый воин и сверх того славный малый! Увидите сами… Танкред д'Эстаньяк гасконец только по имени и по произношению, от которого он никак не мог отвыкнуть. А впрочем, он – олицетворенное чистосердечие, благородство и правдивость. О! я отдаю дружбу мою только таким людям, насчет которых нельзя сказать ни словечка!В эту минуту портшез остановился. Бенуа выглянул на улицу.– Вот мы и дома! – сказал он. – Ваш разговор так очаровал меня, кавалер, что мне казалось, будто мы только что отправились…Рауль и Бенуа вышли из портшеза, последний заплатил и отпустил носильщиков. Не вводя еще кавалера в лавку, дверь которой была полуотперта, Бенуа поднял руку, указал молодому человеку на вывеску, написанную только вчера, и вскричал:– Это эмблема моего магазина, эта старая вывеска, известная и уважаемая во всем Париже, гордится честью, которую вы, кавалер, оказываете ей сегодня, и благодарит вас моим голосом.Не ожидая ответа, Бенуа повел Рауля в дом. В магазине было темно. В полусвете виднелись прилавки, загроможденные товарами, и симметрично разложенные тюки.– Кавалер, – сказал Бенуа, проходя через магазин, – тут достанет сукна, чтобы одеть десять таких рот, как та, которой вы скоро будете командовать; надеюсь, что вы вспомните обо мне, когда вам понадобится экипировка ваших солдат… У меня есть богатый ассортимент синих сукон самого высокого сорта.– Заранее покупаю, – отвечал Рауль, смеясь.Они прошли в комнату за лавкой, превратившуюся, как мы уже знаем, в столовую. По искусному контрасту эта комната была освещена истинно великолепным образом. Четыре канделябра с множеством восковых свеч проливали ослепительный блеск на стол, накрытый голландской камчатной скатертью и уставленный серебром и хрусталем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54