И она вышла, держа ребенка на руках.
— Куда мы идем? — спросила маленькая девочка бонну.
— Вы идете к маме, дитя мое, — ответила старая дама слащавым голосом.
— Идите, моя крошка, — сказал блузник гувернантке, — а не то берегитесь кинжала.
Дверь дома отворилась, на пороге появилась женщина средних лет с лампою в руке и поклонилась даме в черном, которая вошла в маленькую прихожую, прошла до лестницы и поднялась по ней, неся ребенка, в сопровождении бонны и маленькой Берты.
В первом этаже дама в черном открыла дверь и вошла в небольшую комнату, где стояла только одна кровать, а около кровати две колыбели.
— Мама! Где мама? Я хочу видеть маму! — кричала маленькая Берта и заплакала, потому что все происходящее вокруг нее начало удивлять и пугать ее.
— Она сейчас придет, — ответила старая дама ласковым голосом.
— И папа также, не правда ли?
— Разумеется, дети мои, — сказала дама в черном, добавив про себя: «Бедные дети! Вы уже никогда не увидите своего отца!.. »
В это время человек в блузе говорил плачущей бонне:
— Я думаю, дорогая моя, что вы будете спокойно вести себя и не будете искать случая бежать. Двери здесь заперты на засовы, а в окнах железные решетки.
XXXIV
Вернемся, однако, в Париж, на улицу Принца, где мы оставили маркиза Эммануэля Шаламбеля де Флар-Монгори, в ужасе смотревшего на барона де Мор-Дье, кокетливо задрапировавшегося в свой саван. Барон де Мор-Дье развалился в кресле и, улыбаясь, смотрел на Эммануэля, а тот бледный, трепещущий, тупо глядел на мертвеца, который хохотал до упаду и, казалось, сделал из своего савана маскарадный костюм.
— Ну, что, маркиз, — спросил барон после короткого молчания, — согласитесь, что вы не ожидали увидеть меня воскресшим?
Маркиз молча продолжал смотреть на барона.
— А теперь, мой дорогой, — продолжал барон, — когда комедия сыграна, вам можно сказать правду.
— Правду? — пробормотал Эммануэль, вернувший себе способность говорить.
— Да, маркиз, всю правду, как она есть: я не умер. Маркиз вскрикнул.
— Я чувствую себя как нельзя лучше. Дотроньтесь до моей руки, разве она холодна, как у привидения?
Барон протянул руку и коснулся Эммануэля, который невольно содрогнулся от этого прикосновения.
— Ну, разве мертвые воскресают когда-нибудь, — улыбаясь, продолжал барон. — И разве может человек, такой, как вы, философ, скептик, поверить хоть на одну секунду в существование привидений?
Слова барона, произнесенные насмешливым тоном, были для Эммануэля тою холодной водой, которую выливают на голову пьяного, впавшего в белую горячку человека. Он почувствовал, что рассудок вернулся к нему как бы по волшебству; в один миг маркиз овладел собою и, надменно взглянув на барона, спросил:
— Значит, это была мистификация?
— Сознаюсь.
— И меня одурачили?
Барон утвердительно кивнул головой.
— Вы мистификатор?
— Конечно!
— Отлично, — сказал маркиз, вдруг подымаясь с постели, на которую его положили. — Вы заплатите мне за обман, полагаю.
— Разумеется, — проговорил барон. — Но, быть может, вы пожелаете узнать, что побудило меня подшутить над вами?
— Я готов выслушать вас.
И маркиз Шаламбель де Флар-Монгори, который полностью пришел в себя, направился к стулу, стоявшему на другом конце комнаты, и посмотрел на барона де Мор-Дье и на таинственного доктора, который был у него в это утро в качестве поверенного Блиды.
Майор Арлев молча и безучастно стоял в продолжение короткого диалога, которым обменялись Эммануэль и де Мор-Дье. Барон указал рукою на него.
— Сударь, — сказал он, — это мой сообщник.
— Кто такой этот господин? — с холодным презрением спросил Эммануэль.
— Друг мой и Блиды.
— А! И вы также знаете Блиду?
— Ну, разумеется.
Презрительная улыбка мелькнула на губах маркиза Эммануэля Шаламбеля де Флар-Монгори.
— Так это с вами она разделит мои пятьсот тысяч франков? — спросил он.
— Вовсе нет.
— А этот господин, разумеется, несколько заинтересован в этом деле?
И Эммануэль указал на майора Арлева.
— Вы ошибаетесь, сударь, — холодно ответил последний. — Блида еще не получила своих пятисот— тысяч франков.
— Вот как!
— Они пока у меня.
Маркиз с удивлением взглянул на говорившего.
— И я готов отдать их вам, — прибавил майор.
С этими словами граф Арлев вынул из бумажника два векселя и подал их пораженному маркизу.
— Вы шутите, сударь! — вскричал тот.
— Нисколько.
И так как Эммануэль не решался взять векселя, то барон сказал:
— Дорогой маркиз, мы мистификаторы, но не воры. Письмо, которое вы выкупили такой дорогой ценой, и до сих пор еще находится в наших руках.
— Ах! Это уже слишком! — воскликнул маркиз. — Я сжег письмо, и так как вы сами убеждены, что мертвые не воскресают, то должны тем более признать, что сожженное письмо не может возродиться из пепла.
— На первый взгляд, это, конечно, невозможно, — согласился барон, — но на самом деле это так.
— Вы смеетесь, сударь!
Майор снова открыл бумажник и вынул оттуда пожелтевшее письмо, которое показал маркизу. Тот вскрикнул от удивления: это было то самое письмо, подписанное полковником Леоном, которое он сжег утром. Эммануэль хлопнул себя по лбу от злобы и ужаса.
— Ах, — вскричал он, — как все это странно! Мне кажется, что я схожу с ума…
— Дорогой маркиз, — насмешливо сказал барон, — погодите немного, и мы все объясним вам.
— Так говорите или берегитесь! — сердито крикнул Эммануэль. — Я убью вас обоих.
Майор пожал плечами.
— Дорогой маркиз, — продолжил де Мор-Дье, — Блида спросила с вас пятьсот тысяч франков за это письмо потому, что мы были убеждены, что вы не можете найти такой суммы без ведома вашей жены.
— Как? Вам и это известно!
— Блида была поражена, когда вы сказали ей, что пятьсот тысяч франков к ее услугам. Она посоветовалась с близкими ей людьми и, так как у нас был под рукою ловкий подделыватель документов, вам вручили прекрасную подделку письма полковника.
— Ну, что же, дайте мне настоящее письмо и берите пятьсот тысяч франков, — проговорил Эммануэль.
— Нет, — отказался майор.
— Почему?
— Потому что мы хотим отдать это письмо только одной особе…
— Кому?
— Черт возьми! — вскричал барон. — Конечно же, моей экс-мачехе, маркизе де Флар-Монгори.
— Негодяй! — крикнул маркиз.
В эту минуту раздался стук кареты, остановившейся у подъезда отеля.
— Держу пари, что это она, — сказал Мор-Дье. — Извините меня, маркиз, но вы понимаете, что я не могу показаться ей в этом хотя оригинальном, но немного легкомысленном костюме. Я пойду переоденусь.
Барон вышел, закутавшись в саван, а маркиз и не подумал остановить его, так сильно он упал духом от только что сделанной ему угрозы.
Это была действительно маркиза де Флар-Монгори, приехавшая в сопровождении Октава де Р.
— Сударь, — резко сказал майор Эммануэль, — лягте снова в постель и пусть не думают, что мы разыгрываем комедию; быть может, мне придется пустить вам кровь.
Эммануэль машинально повиновался. Две минуты спустя дверь отворилась и вошла маркиза в сопровождении Октава де Р. Госпожа де Флар вскрикнула от радости и бросилась к мужу.
— Ах, дорогой Эммануэль, — прошептала она, — что с вами случилось?
— Ничего или, вернее, почти ничего, — ответил маркиз.
Присутствие жены, приветливо и спокойно улыбавшейся, ее ясное чело и чистый взгляд заставили его на минуту забыть об ужасной угрозе барона де Мор-Дье.
— Дорогая моя, — ответил он, — со мною случилась странная вещь; я сделался жертвой мистификации.
— Мистификации? — вскричал Октав де Р.
— Да, — ответил Эммануэль.
Он взглянул на майора; тот снисходительно улыбался. Маркиз спокойно продолжал:
— Он только что вышел отсюда и сейчас возвратится, вы увидите его…
Маркиза вскрикнула от удивления, но в эту минуту послышался глухой стук, похожий на удары молотка.
— Слушайте, — сказал майор с грустной улыбкой, — барон Мор-Дье настолько жив, что в данную минуту заколачивают его гроб.
Маркиза де Флар вскрикнула. Октав де Р. также. Мнимый доктор продолжал:
— Ваш муж, сударыня, окончательно сошел с ума!
Если бы молния упала к ногам маркиза, если бы пропасть разверзлась перед ним, или он увидал бы блеснувший на солнце нож гильотины, спускающийся над его головой, то едва ли он испытал бы больший ужас, чем тот, который произвели на него последние слова графа Арлева: «Ваш муж сошел с ума, сударыня!».
Человек нормальный, услыхав, что он сошел с ума, бывает настолько поражен, что действительно теряет рассудок.
Эммануэль окаменел и тотчас понял, какую низкую ловушку расставили ему.
Уверять, что барон не умер, в присутствии де Р., который видел его лежащим между четырьмя восковыми свечами и закрытого саваном, в присутствии жены, которая только что слышала удары молота, заколачивавшего крышку гроба, — не значило ли это подтвердить ужасные слова человека, выдающего себя за доктора? Маркизу сразу пришло в голову все это, а также и то, что в руках доктора находится письмо, из которого маркиза де Флар может убедиться, что ее муж убийца. И так как майор устремил на него свой холодный и спокойный взор, который, казалось, говорил: «Берегитесь!», то он не сказал ни слова. Тогда мнимый доктор взял маркизу под руку и отвел ее в конец комнаты.
— Сударыня, — сказал он ей, — ваш муж помешался, но его сумасшествие излечимо, и я даже думаю, что оно будет непродолжительно.
— Ах, доктор, — прошептала маркиза, залившись слезами, — правду ли вы говорите?
— Я русский, — продолжал майор, — и в своей стране пользуюсь большой известностью как специалист по душевным болезням.
— О, спасите моего мужа, — вскричала маркиза. — И все мое состояние…
Майор жестом и улыбкой остановил ее.
— Я живу в Париже, в домике на берегу реки, — продолжал он. — Там царит глубокая тишина, и если вы хотите доверить мне лечение вашего дорогого больного…
— Ах, если это необходимо… сударь.
— Я отвезу его туда сегодня же и ручаюсь, что вылечу его.
— А вы разрешите мне видеть его?
— Хоть весь день и даже можете привозить к нему детей.
— Хорошо, доктор, — пробормотала вся в слезах бедная женщина.
— А теперь, — продолжал мнимый доктор, — уезжайте, сударыня, ваши слезы могут еще более расстроить больного… Приезжайте сегодня вечером в восемь или девять часов в Пасси и привезите детей.
Майор сделал знак Октаву де Р. и шепнул ему:
— Проводите маркизу.
Эммануэль видел и слышал все, но, казалось, впал в какое-то моральное и физическое оцепенение. Он смотрел на уезжавшую жену, не имея силы произнести ни слова, ни сделать движения, чтобы остановить ее. Эммануэль имел вид человека, пораженного громом. Но едва захлопнулась дверь за его женой и другом, как он вскочил с постели и крикнул майору:
— А, негодяй! Повтори-ка мне теперь, что я помешался?
— Разве вы предпочитаете, — холодно ответил майор, — чтобы я сказал маркизе, что вы убийца?
При этих словах маркиз весь задрожал и глухо пробормотал:
— Господи! Да что же вы хотите сделать со мною?
— Мы хотим, чтобы маркиз Шаламбель де Флар был сумасшедшим!
Едва майор Арлев произнес эти слова, как дверь отворилась и вошел барон де Мор-Дье. Он уже не был закутан в саван, как только что перед этим, но очень прилично одет в черный сюртук, на котором красовалась офицерская розетка Почетного легиона. При виде его подавленное состояние духа маркиза перешло в страшный гнев. Эммануэль пошел навстречу барону де Мор-Дье и смерил его взглядом с головы до ног.
— Барон, — сказал он ему, — так как я не знаю этого человека, то во всем обвиняю вас.
Сказав «этого человека», маркиз указал на майора Арлева. Последний пожал плечами и промолчал. Но барон улыбнулся, и его улыбка была так печальна, что она удивила Эммануэля.
— Бедный маркиз, — сказал он ему, — держу пари, что вы видите во мне вашего смертельного врага и завистника, которому ваше счастье стоит поперек горла и который поклялся разрушить его?
— Сударь, — сказал на это маркиз, — ваше поведение, мне кажется, подтверждает такое мнение.
— Вы заблуждаетесь, маркиз.
— Я заблуждаюсь?
— Да; не по моей инициативе и не по моему желанию разыграна вся эта комедия.
— Так по чьему же?
— По приказанию особы, которой я служу слепым орудием и у которой — увы! — я в руках.
— Сударь, — запальчиво крикнул Эммануэль, — берегитесь! Я не знаю, о какой особе вы говорите, но я знаю прекрасно, что вы автор мистификаций и что вы должны драться со мною…
— Это совершенно невозможно…
— Что? — надменно вскричал маркиз. Барон холодно повторил:
— Я не могу драться с вами.
— Почему?
Майор Арлев, до тех пор молчаливый свидетель спора, взял на себя труд ответить маркизу.
— Я могу объяснить вам это, — проговорил он.
— Вот как?
Маркиз смерил взглядом с ног до головы мнимого доктора. Тот продолжал:
— Барон де Мор-Дье не может драться с вами, потому что вы сумасшедший, потому что в глазах всего света вы должны быть таковым.
Майор произнес эти слова холодно и твердо, как судья, произносящий приговор; затем, обращаясь к барону, он спросил:
— Карета внизу?
— Да.
— С моими людьми?
— Они ждут на тротуаре.
— Отлично! Дайте руку маркизу и едемте. Гнев Эммануэля утих, и он снова задрожал:
— Но куда же вы меня повезете? — спросил он с отчаянием.
— Ко мне, в Пасси.
— К вам! Но кто же вы?
— В глазах вашей жены я доктор-психиатр.
— А для меня?
— А для вас, — грустно сказал майор, — я исполнитель ужасного приговора, который убьет вас.
Голос майора был так торжествен, что маркиз похолодел до мозга костей, и волосы у него встали дыбом.
— Ах, мой бедный Шаламбель, — прошептал барон, беря его под руку и увлекая за собою, — не безнаказанно же мы были оба членами общества «Друзья шпаги».
Эти слова уничтожили в маркизе всякое чувство сопротивления, и он последовал за де Мор-Дье и за майором Арлевым.
Карета, запряженная парой, дожидалась на улице, у подъезда меблированного отеля. Два человека, одетых в длинные сюртуки и которых можно было бы принять по их выправке и по манере, с которой они носили свои надвинутые на самые уши шляпы, за торговых приставов, прогуливались по тротуару.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52