Появился веселый негр и забрал дипломат. По-прежнему молча он подхватил Вадика под локоток и куда-то повел. При этом он не торопил Вадика и даже спокойно дожидался, пока тот аккуратно переступит через бордово-красные лужи, образовавшиеся под животами обеих Вов, что Первого, что Второго. Кровь в лужах закручивалась в спирали и темнела прямо на глазах. Золотых мазков, впрочем, не наблюдалось...
Потом перед Вадиком распахнулась дверь, и чья-то рука подтолкнула его на улицу, на свежий воздух.
Его красный «Форд» стоял на месте. Дверь позади негромко захлопнулась. Вадик постоял, схватившись за перила, еще с минуту. Потом, судорожно оглянувшись по сторонам, он мгновенно сбежал вниз по ступеням.
Лишь у Центрального вокзала он сообразил чуть сбавить темп: ведь у законопослушных голландцев скорость в населенных пунктах строго ограничена пятьюдесятью километрами в час.
6
Нет, этот берет никуда не годится! Оля сердито зашвырнула ни в чем не повинную белую беретку обратно на вешалку и дунула на прядь волос, так и норовившую влезть прямо в глаза. Ну их вообще, эта шапки, дождя нет - значит, можно пройтись и «без головы», как говорит бабуля. Так, главное: определить цель похода. Хлеб черный, хлеб белый, икра заморская, баклажанная...
Оля засмеялась, вспоминая любимый фильм. Только вчера пересмотрела «Ивана Васильевича» по видаку. Чуть ли не в сотый раз. Уж больно здорово сделано: «Я требую продолжения банкета!»
Честно говоря, дневные походы в соседний магазин были чуть ли не единственным ее развлечением. Ну и, конечно, кино. На дому, естественно. Не одной же ходить в кинотеатр. А у Сашки времени нет. Что-то он совсем замученный стал. Но все равно - надо куда-нибудь выбираться. А то так можно мхом обрасти. Или мохом? Или все же правильно - мхом?
Под эти глубокие мысли она спустилась на лифте во двор. Погода стояла отменная. Позднее-позднее бабье лето. Дрожащий от прохлады воздух и жадные лучики солнца, не желающего уступать позиций. Оля откинула волосы назад и решительно двинулась в сторону сквера. Магазин подождет, сначала надо пройтись. Проветриться.
Несмотря на будний день, в сквере было полно народу. А животных-то, животных! Щенок-доберман на тонких дрожащих ножках мчался не разбирая дороги. Прямо не пес - жеребенок. Без хвоста. Куда это он?
- Ты ко мне, маленький? - Оля радостно погладила щенячий нос. Доберманчик ласково лизнул ей руку. И тут же умчался дальше - то ли за желтым листком, то ли за новыми жизненными впечатлениями.
Два мальчугана лет пяти-шести выгуливали белого хомяка. Они то отпускали его, то накрывали ладонями так, что оставалось только удивляться, как это хомяк еще жив. Но стоило его выпустить вновь на землю, как белый увалень ловко мчался куда-то вдаль, не разбирая дороги. Лишь бы подальше от своих малолетних хозяев.
Девочка, совсем крошечная, едва научившаяся ходить, старательно выискивала какие-то листки и корешки для своей смирной черепахи, которая иногда лишь выглядывала из клетчатого своего домика. В общем, все вокруг заботились о ком-то, кто меньше и слабее. Некоторые, например, мальчики с хомячком, заботились очень даже своеобразно. Но все же, все же... Была в этом такая гармония, что Оля даже вздохнула. Что там у нее? Хлеба белого, хлеба черного...
Загребая туфлями сухие листья, остро пахнущие какими-то запахами из детства, Оля шла вдоль скамеек, глубоко в карманы засунув руки.
- Сурикова! - окликнул ее знакомый голос.
Она оглянулась и не сразу увидела встающую с лавочки однокурсницу, рыжую Аньку Вьюгину.
- Вьюгина! - радостно закричала Оля, сразу забыв о всех свои печальных мыслях. - О! Твой пирожок? - изумленно спросила она, склоняясь над оранжевой коляской, где сопело что-то живое, но совсем малюсенькое.
- Мой! - горда ответила Вьюгина, поправляя кружева надо лбом существа. И уточнила. - Моя. Дочка. Полтора месяца уже. Только я не Вьюгина, а Иванова.
- Иванова? - Олю удивило не то, что Анька вышла замуж, а что сменила свою, такую вполне артистическую фамилию на простую, слишком простую. - Ты что, музыку совсем...
Оля сделала жест рукой, как бы отбрасывая что-то лишнее, ненужное.
- На время, Сурикова, на время, - хохотнула жизнерадостная Вьюгина. - Вскормлю детку, и снова в бой! Под гордым именем Вьюгина-Иванова!
Они радостно рассмеялись. И вдруг коляска затряслась - заходила ходуном. Оттуда раздался оглушительные рев. Голос у Вьюгиной-Ивановой-младшей оказался не только громким, но и редким.
- Меццо-сопрано, - определила Оля.
- А то! Фирма! - гордо ответила Анька, вынимая кружевной кулечек из коляски. Малышка мгновенно замолчала, всматриваясь в лица подруг. И вдруг улыбнулась. Да так беззубо-ослепительно, что Оля чуть не разревелась от умиления.
Да и, что уж тут скрывать, от зависти. Малышка чихнула столь же оглушительно.
- Да ты мокрая совсем, - причитала Анька, - а я все дома забыла, сейчас, поедем, переоденемся. Оль, - обернулась она к подруге, - мы пошли. Страшно рада была тебя видеть. Ты как сама-то?
- Нормально, - улыбнулась Оля. - Ну, ты иди, Ань, а то простудится.
Она смотрела и смотрела вслед Вьюгиной с коляской. Потом, развернувшись, резко пошла в сторону булочной. Одна. Отшвыривая ногами противные сухие листья. Все, прогулка закончена.
7
Саше нравилось в библиотеке чрезвычайно. Наверное, он чувствовал себя в этом месте таким, каким мог бы стать в какой-нибудь другой жизни. Если бы эта другая жизнь у него была. Если бы все сложилось иначе. Но теперь пути назад у него не было. Только вперед и вперед. И это было одним из важнейших принципов науки о войне Карла фон Клаузевица.
Именно с ним, великим теоретиком и практиком войны, у Саши и была назначена здесь встреча.
Пусть пацаны и посмеивались над его новым «увлечением», но сегодня Саша как нельзя лучше понимал, что в том деле, в которое они ввязались, без науки не обойтись. Обязательно проиграешь рано или поздно.
Саша сидел за деревянным столиком, освещенным зеленоватым светом старомодной лампы и перелистывал пожелтевшие страницы дореволюционного фолианта. Книга была издана в Санкт-Петербурге в 1896 году «Товариществом Вольфа»
Время от времени наиболее значимые места Саша переписывал в толстую тетрадь в клеенчатой обложке.
«Итак, война - это акт насилия, имеющий целью заставить противника выполнить нашу волю».
«Цель военных действий заключается в том, чтобы обезоружить противника, лишить его возможности сопротивляться».
«Война не возникает внезапно; ее распространение не может быть делом одного мгновения. Поэтому каждый из обоих противников может судить о другом на основании того, что он есть и что делает, а не на основании того, чем он, строго говоря, должен был бы быть и должен был бы делать. Человек же вследствие своего несовершенства никогда не достигает предела абсолютно лучшего, и, таким образом, проявления недочетов с обеих сторон служат умеряющим началом».
«Чем меньше жертва, которой мы требуем от нашего противника, тем меньше сопротивления мы можем от него ожидать. Но, чем ничтожнее наши требования, тем слабее будет и наша подготовка».
«Полное равновесие сил не может вызвать приостановки развития военных действий, так как в этом случае сторона, поставившая себе положительную задачу (нападающую), должна продолжать наступление».
Закончив выписывать последнюю цитату, Саша откинулся на стуле и, словно первоклашка, покусывая колпачок шариковой ручки, задумался. Эта мысль ему очень нравилась. И полностью совпадала с его собственными представлениями о том, кто в какой ситуации правее.
Всегда более прав тот, кто нападает. Кто нападает, тот и сильнее, даже если на данный конкретный момент его реальные силы несопоставимы с силами противника. Сила - дело наживное. Главное - ввязаться в драку, но с умом» Первым делом чужими руками ослабить врага. А потом безжалостно добить и врага, и ослабевшие в борьбе «чужие руки». Вот тогда можно снова возвращаться к дипломатии. Но уже с позиций силы. Абсолютной силы.
Но силы Саши, если честно сказать, были уже на исходе. Непривычное занятие и вынужденная неподвижность вымотали его почище, чем несколько часов упражнений в тренажерном зале. Да и жрать хотелось неимоверно! Интересно, что по этому поводу сказал бы фон Клаузевиц? Что-нибудь вроде: «Чем меньше жратвы мы требуем от жизни, тем меньше подарков от судьбы мы вправе ожидать». Не очень казисто, но сойдет для начала. Мозги не меньше мускулов нуждаются в тренировке.
- Вам отложить? - серьезная библиотекарша, не поднимая глаз, приняла у него книгу.
- Обязательно, - и Саша с выражением процитировал, вздымая вверх указательный палец. - «Наряду со случаем в войне большую роль играет неведомое, риск, а вместе с ним и счастье».
- Что-что сказали? - она подняла глаза.
Оказалось, что библиотекарша совсем молоденькая, наверное, только после школы.
- Это не я, это Клаузевиц.
- Ой, вы, наверное, диссертацию пишете? - она с уважением разглядывала такого совсем нестарого и нестрашного ученого.
- Ее самую, - не стал спорить Саша.
Ему было ужасно приятно, что хоть в чьих-то глазах он может выступать в подобном качестве. Доктор, блин, наук.
8
Первое, что увидел Пчела, выходя в шумный зал амстердамского аэропорта Схипхол, была табличка с надписью по-русски «Пчела» и довольно неумело нарисованным полосатым насекомым с жалкими крыльями. Табличку держал подтянутый парень с волосами до плеч. Пчела, недолго думая, направился прямо к нему.
- Привет, - сказал он и представился. - Я Витя. Тот самый Пчелкин, - кивнул он на плакатик.
- Привет, тезка. Я тоже Виктор. Зимчук, - уточнил он. - Валера сказал мне, что ты любишь всякие приколы. Прикольно же? - он с удовольствием взглянул на свое произведение.
- Прикольно, Витя. Ну, поедем, что ли?
- Поедем. По дороге и введу тебя в курс дела.
Вырулив по каким-то невероятным автомобильным развязкам, вскоре они выскочили на широкое многорядное шоссе. Плоскость ландшафта по обе стороны дороги нарушали только аккуратные домики под черепичными крышами, небольшие стада коров, бродящие по искусственным островкам зелени, кое-где попадались даже настоящие ветряные мельницы. Ближе к городу пошли высотные жилые дома, выкрашенные в разные цвета.
- Это их Черемушки, что ли? - поинтересовался Пчела.
- Нет, скорее Юго-Запад. Мы ведь именно с этой стороны к городу и подъезжаем.
- Слушай, а это что за хрень серая с зеркальными окнами? На наш Центр международной торговли смахивает.
- А это, Витя, центральная женская тюрьма Нидерландского королевства. Не хухры-мухры. Условия содержания, говорят, превосходные.
- Спасибо - не надо, - отмахнулся Пчела. - Разве что на экскурсию.
- Могу устроить.
- Ладно, Витя, проехали. Все-таки не настолько я люблю женщин.
- Ты прав, - заржал Зимчук. - Мухи отдельно, котлеты отдельно.
Чем дальше они въезжали в город, тем уже становились улочки и тем ниже были разнокалиберные, словно игрушечные, домики.
- Первые несколько дней поживешь у меня.
- Угу, - кивнул Пчела.
- А через пару дней у меня сосед с чердака съезжает. Я его для тебя уже забил.
- Какой еще чердак? Я что тебе, Карлсон? - огрызнулся Пчела, все еще не пришедший в себя после выпитого в самолете, да еще и ошарашенный всем увиденным по пути. Больше всего поражала реклама во всех мыслимых и немыслимых видах.
- Да ты не думай, Витя, - миролюбиво отозвался Зимчук. - Этот чердачок получше многих московских квартирок будет. Просто он и впрямь под самой крышей. Аж на третьем этажа. Без лифта. И райончик замечательный. Прямо рядом с Вондел-парком, там куча богатеньких живет. Так что, место что надо.
- Ладно, посмотрим. Тут с бабами, говорят, клево?
- Со всем тут клево, Витя, со всем! Поживешь - уезжать не захочешь. Ох ты, че-то про русских говорят. - Зимчук сделал погромче звук.
- А ты что, по ихнему понимаешь? - с уважением поинтересовался Пчела.
- Да я уж здесь четвертый год...
Зимчук вслушался в сообщение и объяснил:
- Каких-то двух русских замочили.
- У меня алиби, - дурачась, Пчела поднял руки вверх, изображая полную непричастность к каким бы то ни было разборкам. - А что за русские?
- Да хрен их разберет! Тут же нас всех называют русской мафией.
- Слышь, Вить, а работать-то с ними можно?
Зимчук посмотрел на Пчелу, как на дауна:
- Тезка, они ж торгаши до мозга костей. Они тебе за гульден... Ну, в общем, если у тебя есть бабки - то у тебя зеленый свет по полной. Кстати, держи свои. Это тебе на карманные расходы. По поводу остального с Валерой будем параллельно решать. - Он достал из внутреннего кармана пиджака пухлую пачку ярких купюр и передал Пчеле.
Тот повертел в руках пачку, рассматривая незнакомые денежные знаки с портретами каких-то старинных мужиков и прочими экзотическими птицами:
- Ничего, веселенькие.
- А то!
- А пока давай о делах перетрем...
9
Саша работал в своем кабинете с документами. И это не было шуткой секретарши. У Белова сидел человек из Министерства внешней торговли, который приходил дважды в неделю и на примере реальных контрактов учил основам бизнеса. А основа любого бизнеса, по глубокому убеждению сотрудника Министерства - это грамотно составленные бумаги.
- Александр Николаевич! - раздался по селекторной связи голос Людочки. - К вам Карельский.
- Пусть подождет. Я пока занят.
- Он говорит, это срочно.
- Хорошо. Пусть заходит. Извините, Сергей Викентьевич. С оффшором закончим в следующий раз. - Саша, улыбаясь, крепко пожал руку лощеному немолодому мужчине в ярко-синем галстуке с монограммой ручной вышивки - SV. Для себя Саша переводил это как «спальный вагон».
SV подчеркнуто вежливо откланялся...
- Что у тебя, Макс? - недовольно спросил Белов, глядя на вошедшего исподлобья.
- Хреновые дела, Белый.
Макс подошел к столу и выложил перед Сашей несколько фотоснимков.
- Ребята самолетом переслали.
- Какие-такие ребята?
- От Кабана.
Саша раскладывал фотографии на столе. Лицо его мрачнело с каждой секундой.
На полицейских снимках были мертвые Вовы. Вова Первый и Вова Второй.
- Так, Макс. Что-то я среди наших пацанов не вижу твоего протеже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22