«Н-да, - удрученно подумал Саша и почесал в затылке, - с шуткой-то перестарались. Кос, похоже, поверил. Да и пусть верит!».
- Кос, ты только теперь рамочку купи и на стенку повесь. Это ж посильнее, чем фотка с президентом будет. Лично к тебе обращение! - Саша говорил серьезно, но, тем не менее, собирался срочно менять ситуацию. Уж больно пафосно получилось, прямо не день рождения, а совещание Политбюро. Ну, Пчела, вступай, выруливай.
И Пчела вырулил.
- А я вот как раз и рамочку подготовил. Как угадал, аккурат по формату! - Пчела выудил из целлофанового пакета застекленную деревянную рамку точь-в-точь по размеру телеграммы.
- Ты знал! - дошло наконец до Космоса. Правда, в его голосе все же прозвучали нотки разочарования. Но он быстро взял себя в руки: - Гости дорогие! Кушать-то подано! Давайте жрать, пожалуйста!
Валяться на коврах всем понравилось. Пчела утверждал, что так больше влезает, а сам глазел на девчачьи ножки. Как удачно, что Танечка в мини-платье!
Оле было тяжело моститься на ковре так долго, поэтому она воспользовалась первой же возможностью и ушла на кухню, прихватив с собой несколько опорожненных тарелок из-под закусок. Вскоре к ней присоединилась и Тамара. Кухня была единственным местом, где можно было нормально посидеть. Пусть и не в креслах, но на обычных табуретках.
- Там уже танцуют, - сообщила Тамара, сгружая очередную порцию посуды в раковину.
- Весело! - улыбнулась Оля.
- Ты что, себя нехорошо чувствуешь? - пригляделась к ней Тамара. - Ты что-то бледная, совсем зеленая.
- Есть немного, - призналась Оля.
- Оль, а почему ты на открытие Валеркиного центра не пришла? - Тамара, кажется, догадалась о причинах Олиного недомогания. - У тебя токсикоз, что ли?
- Сейчас уже ничего, полегче, а на прошлой неделе - просто жуть. Я из дома выйти не могла.
- Значит, будет мальчик, - уверенно сказала Тамара.
- Том, как мутило, как будто там, - Оля погладила совсем незаметный животик, - близнецы. Или вообще - тройня.
- Счастливая, - Тамара с улыбкой смотрела на Олю, забыв напрочь о немытой посуде. - А у меня что-то никак не получается…
А в недрах востока между тем назревал скандал. И нехилый. Ходок Пчела, поднадравшись коньяка, какими-то изысканными словесами охмурил Косову Татьяну. И уже чуть ли не лобызал ее на подоконнике в комнате с кальяном. Это они так танцевали. В момент наиболее бурного натиска в комнату заглянул Кос. Увидев свою бабу в лапах друга, он долго не стал разбираться и с ходу врезал Пчеле прямо в наглую его рожу. Дружба дружбой, но и совесть надо иметь! Удар получился. Что-то хрустнуло под кулаком Коса.
- Идиот! - захлюпал Пчела. Кровь полилась прямо как из отвернутого крана. - Ты ж мне нос сломал, Отелло хренов!
- Витя, Витя, ты голову запрокинь! - причитала Татьяна, подсовывая Пчеле свой кружевной носовой платок. - Ребята, вызовите скорую!
Ребятам было не до скорой - они еле сдерживали разбушевавшегося Космоса.
- Нафиг скорую, здесь Первая Градская рядом. Только кровь бы остановить, а то весь изгваздаюсь, пока дойду, - сквозь зубы сказал Пчела.
Нос спасла Тамара, единственный в тот момент здравомыслящий человек, к тому же с начальным медицинским образованием. Она завернула в большое полотенце лед из морозилки и остановила кровопролитие.
- Спасибо за гостеприимство, - с порога не забыл поблагодарить именинника Пчела.
- Да пошел ты! И шлюху эту забирай! - орал на весь дом Космос, надежда российской демократии.
Татьяна обиженно стрельнула глазами и отбыла вместе с Пчелой в таинственную неизвестность. Это ведь так и водится у славянских женщин - любить обиженных.
В общем, что и говорить, день рождения удался. Какой же праздник без мордобоя? Последние гости разошлись только под утро.
38
Кудрявый Олег испрашивал разрешений на отпуск каждый раз в начале августа. Именно в это время в Амстердаме проходил грандиозный международный рок-фестиваль. А Олег был большой поклонник этого жанра. К тому же во время фестиваля можно было и классно потусоваться. Кирпич всегда отпускал своего помощника без лишних слов.
И вообще, у бездетного Кирпича к Олегу было особое отношение, почти отеческое. И это не было просто проявлением сентиментальности стареющего бандита. Дело в том, что Олег был сыном его давнего друга - крупного московского авторитета Кости Погоста. Погост уже несколько лет как обрел вечный покой на одном из подмосковных кладбищ. Его «Мерседес» взлетел на воздух еще во второй половине восьмидесятых.
Олег с детства отличался всякими талантами: играл на скрипке, клеил модели самолетиков, неплохо играл в теннис. Но особый талант был у него к языкам. И отец в нарушение всех правил не хотел, чтобы сын пошел по его стопам.
Точнее, этого не хотела его мать, властная волевая женщина. Но она ехала с мужем в том же «Мерседесе». Поэтому Олег и оказался на попечении Кирпича, который, помня о желании родителей, выбрал для Олега срединный путь. После окончания Института иностранных языков имени Мориса Тереза Кирпич взял Олега к себе - «белым воротничком», референтом-переводчиком. То есть Олег был посвящен в основные дела Кирпича, но непосредственно к «живой» работе подпущен не был.
- Развлекись там, дело молодое, - поправив очки, напутствовал Кирпич. - Да вот еще, просьба у меня к тебе будет. Покрутись там в русских кругах. Там этот напарник Саши Белого давно осел. Узнай, чем дышит, с кем дружит. Ну да разберешься. Я помню, у тебя там знакомые есть?
- Есть, - кивнул Олег, - однокурсница живет. Девка видная и ушлая, она уж точно всех тамошних русских знает.
- Вот-вот, поспрашивай. И узнай еще, не выплывал ли там скорпиончик. Потому как по моим сведениям орел туда хотя бы раз залетал. Так нет ли между ними связи, а? А то уж больно у этого Белого все гладко сходится. Подозрительно мне это. Давно подозрительно. Да только за руку не схватил. Разузнаешь, лады?
- Все, что смогу! - Олег понял, что не просьба, а приказ.
Кирпич был доволен работой с Белым. Еще никогда так четко не функционировал канал, без единого сучка и задоринки. Все-таки подлец-Куделя сильно жучил в свою пользу. Так что вроде бы срослось почти идеально. Но вот это почти уже который месяц не давало Кирпичу покоя. Он был человеком традиций и в своем роде консерватором. Потому во всяком деле всегда стремился к окончательной ясности. Чтобы потом не было мучительно больно за однажды принятое решение.
39
Больше всего на свете Инга Ремарк, в девичестве Кукушкина, любила деньги. Она выросла в многодетной бедной семье на окраине подмосковного Реутова. Если бы она родилась где-нибудь в глухой провинции, то, наверное, жизнь ее сложилась бы примитивно: работала бы училкой, нарожала по семейной традиции кучу детей, садила бы, как вся страна, картошку. И, возможно, была бы счастлива. Но все сложилось так, как сложилось.
Под самым боком была Москва, которая ее манила, как высокая сияющая вершина. Еще подростком она каждую свободную минуту пыталась вырваться туда, чтобы просто погулять по роскошным улицам и площадям и посмотреть на богатых и счастливых людей.
На ее счастье или несчастье природа оделила Ингу довольно резвым умом и, что еще более редко встречается, фантастически эффектной внешностью. После окончания школы Инга Кукушкина на удивление легко поступила в престижный институт Мориса Тереза. На втором курсе она выскочила замуж в первый раз. За толстого сыночка проректора своего же института по административно-хозяйственной части. Через год они развелись, но за Ингой после законного раздела жилплощади осталась однокомнатная квартира в Беляево на улице генерала Антонова. И это была совсем невысокая плата за год жизни с таким тюфяком, который не умел даже толком одеть красавицу-жену.
Инге пришлось выкручиваться самой. Не ходить же, в самом деле, голой? Холодновато, Россия все ж не Африка!
Хорошо было богатеньким уродинам-студенткам, которым их папаши привозили из заграничных командировок потрясные тряпки. А что прикажете делать красавице из Реутова? Спать за «колготки» со студентами-иностранцами ей не хотелось. «Постельные вести» распространялись по их институту моментально, а репутацией девушка из бедной семьи рисковать не хотела. Шить она и вовсе не умела, к тому ж в негласной табели о рангах барышни в «самостроке» котировались чрезвычайно низко. Видно, студенты иняза не читали в детстве про Золушку.
Свои первые законные денежки, вполне приличные, кстати, Инга заработала на перепродаже джинсов. В родном Реутове местный делец Рустам даже и не заподозрил, что партию «Левайсов» ее однокурсник Вацлав привез на самом деле из Польши, а не из Америки, как утверждала Инга. За джинсами последовала «французская» парфюмерия, «итальянские» сапожки, и даже - удивительное дело - «португальские» парики! Польская легкая промышленность уже тогда работала без перебоев.
Но однажды ее после лекций вызвали в отдел кадров. Там почему-то сидел не их отставник-кадровик, а довольно симпатичный молодой человек с холодными глазами. Инга сразу все поняла. Молодой человек, представившийся как Антон Сергеевич, не стал тянуть кота за хвост и обрисовал ей две реальные перспективки.
Или она с треском вылетает из комсомола и, соответственно, из института за фарцовку, или подписывает соглашение о сотрудничестве.
- Ничего особенного мы от вас не потребуем, - пообещал ей молодой человек. - Только информацию. А мы закроем глаза на ваши маленькие шалости.
Она сотрудничала с Антоном Сергеевичем почти до окончания института. Лишь на пятом курсе, выйдя замуж за губошлепого белобрысого Михаэля Ремарка, она избавилась от звонков куратора из Конторы…
В Германии, куда привез ее ошалевший от любви Ремарк, Инге не понравилось. Глупый немец сделал свое дело, вывез за бугор, теперь эта лошадь оказалась лишней. И, вытребовав солидный, притом положенный ей по закону, куш, Инга устроилась в Амстердаме. От Ремарка остались лишь воспоминания и звонкая фамилия. Денег, вырученных за халупу в Москве, плюс куш от Ремарка, хватило на неплохую квартирку в полюбившемся ей городе. На прощание убитый горем Ремарк подарил ей щенка. Она не смогла отказаться, и ни разу не пожалела об этом решении. Вздорный Огурец оказался единственным представителем мужского пола, которого она любила бескорыстно.
Работы в Амстердаме хватало, тем более, что кроме почти «родного» английского и сносного немецкого, Инга довольно быстро освоила голландский. Переводила техническую документацию, участвовала в переговорах, уже в качестве синхрониста. Обрастала знакомствами, связями. И в русских кругах ее ценили за внешнюю легкость характера и немалые организационные таланты.
И вот, одним прекрасным амстердамским утром, когда она наслаждалась жизнью под чашечку капучино в кофейной на Лейденс-плейн, за ее столик подсел вежливый человек лет тридцати. Он не представился, а лишь передал привет от Антона Сергеевича.
- А если я откажусь? - с вызовом спросила она. - Что вы мне здесь-то сделаете?
- Вы же знаете, что у нас не только в анекдотах длинные руки. У вас будут неприятности с иммиграционными властями. Этого вам достаточно?
- У меня все в порядке с документами. Совсем скоро я получу голландское гражданство… - начала она, не слишком, впрочем, уверенно.
- Не получите, - с абсолютной определенностью заявил ее визави.
И она почему-то сразу поняла, что он вовсе не блефует.
- Допустим, я соглашусь. Но я и так столько лет пахала на вас бесплатно…
- Об этом можете не беспокоиться. Я уполномочен предложить вам регулярное материальное вспомоществование. Плюс мы будем помогать вам с работой. Так что сотрудничество наше будет взаимовыгодным во всех отношениях. Да, а куратором вашим теперь будет не Антон Сергеевич, а Игорь Леонидович. Приятнейших во всех отношениях человек. Желаю успехов! - И безымянный незнакомец исчез, чтобы никогда более не появляться в ее жизни.
Пару раз потом она встречалась со своим куратором, но, в основном, информацию передавала по телефону и международной экспресс-почте, благо, «эзоповым» языком она владела не менее живо, чем и прочими иностранными.
40
С бывшим однокурсником Олегом Инга любила встречаться чрезвычайно. Он был всегда щедр, как Крез, и при этом ничего не требовал взамен. В этом смысле все точки над «i» они поставили еще на третьем курсе. Олег был в нее влюблен, впрочем, как и вся немногочисленная мужская рать института, но она достаточно четко ему дала понять, что любви у них не будет.
Ее вовсе не смущало то, что про отца Олега ходили какие-то жутковатые слухи, просто он не был героем ее романа. К тому же он дружил с ее первым мужем, к тому времени уже бывшим. А все, что было так или иначе связано с этим незадачливым толстячком, раздражало ее донельзя. И одна даже мысль, что хотя бы теоретически ее «бывший» может прийти к ним в гости, напрочь перевешивало все прочие достоинства Олега.
Хотя и в те поздние советские времена Олег был невероятно богат. Даже на фоне других папенькиных сынков. Частенько он чуть ли не весь курс поил и кормил в каком-нибудь кафе или ресторане.
Как ни удивительно, но Олег довольно легко пережил облом с любовью, и они остались хорошими приятелями. Когда он бывал в Амстердаме, всегда звонил, вел ее в роскошный ресторан, дарил цветы и дорогие безделушки. Поэтому о встрече они договорились легко.
Им принесли блюдо с рыбой. Огромная, в золотистой корочке рыбина лежала среди овощей и фруктов. Изо рта ее торчала игривая веточка базилика. Один глаз рыбы был плотно закрыт, второй полуоткрыт, отчего казалось, что рыба подмигивает.
- Олежка, а помнишь Аньку Хвостикову? - вдруг воскликнула Инга так громко, что на нее оглянулись с соседних столиков.
Впрочем, Инга была такой красивой, такой яркой, что в ее сторону и без того периодически выворачивали шеи блеклые голландцы. Олегу это страшно нравилось, поэтому он и привел Ингу ужинать в тот отель, где остановился. Они уже почти два часа сидели в ресторане «Вермейер» в отеле «Барбизон Палас».
- Конечно! А что это ты ее вдруг вспомнила?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22