На этот раз Оля все-таки нашла хозяйку голоса - старушка, маленькая-маленькая, прямо бабулек-с-ноготок, улыбалась ей снизу вверх, указывая на высокий, освещенный лампадами прилавок. Там действительно продавались и свечи всех размеров, и иконки, и цепочки с крестами, и аккуратные темные и белые платочки.
- Спасибо, бабушка, - улыбнулась Оля. И сразу успокоилась, так здесь было спокойно и тихо, в этой маленькой церкви на Октябрьской.
С самого утра, как только Саша уехал, а уехал он еще затемно, сердце ее было не на месте. Сашка был таким спокойным, слишком спокойным, что это было вполне весомым поводом для страшной тревоги. Тревога не заставила себя ждать - едва за Сашей закрылась дверь, Оля начала психовать. Даже накапала валерьянки, но приторный ее вкус не успокоил - с таким же успехом она могла выпить простой воды.
Лишь здесь, в церкви, сердце отпустило. Неловко повязав платок - она выбрала инстинктивно белый, Оля купила три свечи, самые толстые.
Бабулек-с-ноготок одобрительно улыбнулась.
- Бабушка, за здоровье кому свечу поставить? - тихо спросила Оля.
- Это святому Пантелеймону, - охотно объяснила старушка. И, видя, что Оля колеблется, показала. - Вон видишь, он с ларцом в зеленой одежде, с красным плащом.
Оля сразу увидела нужного святого и, подойдя, снова перекрестилась, переложив все свечи в левую руку.
- За Сашино здоровье, - прошептала она, глядя с надеждой на Пантелеймона, который показался ей слишком молодым для выполнения столь важной миссии. Свечу она зажгла от одной из многочисленных свечек, догорающих у лика целителя.
Вторую свечку она поставила у распятия. Третью, чуть поколебавшись, решила зажечь у девы Марии с младенцем Иисусом на руках. У Иисуса было крохотное безмятежное личико. Он был бы самым обычным малышом, если бы не сияние вокруг курчавой головы.
- Господи, - попросила Оля, - сделай так, чтобы все было хорошо. Очень прошу тебя, господи!
Перед уходом она купила в церковной лавке молитвослов в изящном кожаном переплете. Маленькой старушке, которая собирала у алтаря догоревшие свечки, она отдала все деньги, которые остались у нее в кошельке.
Бабулек-с-ноготок изумленно охнула и перекрестила ее:
- Спасибо, дочка, дай бог тебе здоровья.
- До свидания, бабушка, - Оля поклонилась. И вновь перекрестилась. На этот раз у нее это получилось так естественно, что она даже сама удивилась.
33
Белов вернулся в Москву с чувством исполненного долга. В Шереметьеве его встретил Космос. Саша был рассеян и задумчив, машинально поздоровавшись, он замолчал, будто набрал в рот воды. Снедаемый любопытством Космос пытался всячески растормошить друга.
- Белый, ну что там, все на мази? - был его первый вопрос еще в аэропорту, но ответом было все то же молчание.
Кос попробовал подойти с другого боку, но уже в машине:
- Что, брат, неужели сорвалось? - тревожно спросил он, заглядывая другу в глаза. Тщетно. Сашино лицо осталось непроницаемо, как у восточного божка.
О сути переговоров Кос мог только догадываться, но он ждал отмашки: у Фары «под паром» томился драгоценный груз, суливший невиданные барыши. А Белый, скотина, молчал как партизан. Ну, не иголки же ему под ногти засовывать, чтоб раскололся! А еще друг называется! Космос обиделся и вторую половину пути до самого офиса тоже молчал. Дулся, как мышь на крупу.
Так они и проследовали в директорский кабинет: Саша с невозмутимым лицом и Космос, что-то рассерженно бормотавший себе под нос.
- Ну что, Белый? - снова не выдержал Кос.
Ну, не мог он так долго томиться в мучительной неизвестности и все тут!
- Выпьем? - наконец прорезался голос у Белова.
- Водки или шампанского? - по ответу хитрый Кос надеялся определить, как там оно: на щите или под щитом.
Но Белый, гад, и здесь вывернулся:
- Шнапсу. - Он достал из кейса плоскую красивую бутылку. И разлил по рюмкам.
Они чокнулись и выпили. Шнапс отдавал чем-то отдаленно знакомым.
- На самогон похож, - определил Саша.
Он включил радио. Там передавали танцевальную музыку. Что-то ненавязчивое и ритмичное.
- Ну, Сань! - взмолился Космос.
- Кос, скажи… - Саша вопросительно склонил голову.
- Я-то скажу!.. - взорвался Космос.
Саша властным жестом остановил его.
- Ты скажи, у тебя какой кошелек?
- Чего? - Космос остолбенел.
Он решительно не понимал, куда клонит Белый. Крыша у него в загранице съехала, что ли?
- Нет, ты покажи, покажи свой кошелек, - настаивал Белый.
- Да пожалуйста! - Космос вытащил пухленький бумажник и кинул его на стол. - Нравится? - как можно ядовитее поинтересовался он.
- Не-а, - помотал Саша головой. - Кос, а ты мой чемодан заметил?
- Его трудно не заметить! - загоготал, несмотря на нервное состояние духа, Космос. Чемодан у Саши, действительно, впечатляет. Не чемодан - сундук на колесах. «Чтобы костюмы не мялись», - объяснял Саша еще перед поездкой, когда они с огромным трудом втиснули сундук в багажник машины.
- Так вот, Кос, - Саша назидательно поднял вверх указательный палец, - теперь нам будут нужны именно такие кошельки! - И он развел руки, как рыбак, рассказывающий о ките средних размеров, выловленном в подмосковном пруду.
Кос мучительно соображал:
- Что-то, Сань, я торможу…
Саша смотрел на него с хитрой доброй улыбкой: прямо Санта-Клаус пролетом над Малаховкой.
- Нет?! - восторженно заорал Космос. Дошло-таки. И пятнадцати суток не прошло.
- Да!!! - заорал Белый.
- Ты гений! - вопил Кос.
- Мы сделали это! - вопил Саша.
- Александр Николаевич! - в дверь заглянула Людочка, от диких криков запамятовавшая, что общаться можно и по громкой связи. - Вам что-то нужно?
- Шампанского! - распорядился Саша и уточнил. - Налейте себе.
- А вам? - растерялась Людочка.
- А мы уж как-нибудь так, по-пролетарски, самогончиком…
Саша плеснул шнапса и они с Косом чокнулись с таким размахом, что пахучий напиток плеснул через край.
- Сань, что, может, отпразднуем, я пацанов подтяну? - предложил Космос, но Саша отрицательно помотал головой:
- Не-а, брат. Я сейчас домой. Я ж Ольке так и не звонил. Она там, наверное, с ума сходит.
- Ну-ну, - Кос понимающе ухмыльнулся.
- Вы уж там оторвитесь за меня, лады?
- Вот в этом можешь не сомневаться! Й-ех!
Чувства переполняли Космоса, и, сделав радио чуть погромче, он начал свой танец. Это был танец победы. Нечто среднее между чечеткой и лезгинкой. Саша не выдержал и, смеясь, присоединился к вошедшему в раж другу. В Сашином исполнении победа смахивала на сиртаки с элементами вольной борьбы.
По ящику давали сериал. Изо дня в день богатые плакали и никак не могли остановиться. Оля смотрела на их страдания краем глаза, почти с самого начала фильма запутавшись в бесконечных персонажах, говорящих одно и то же и к тому же одинаковыми фальшивыми голосами. Каждую мелочь они обсуждали до головокружения. Оля сидела с ногами на диване, читая «Трех мушкетеров». С тех пор, как Саша уехал, книги более серьезные были ей не по силам. Три мушкетера и тысячесерийный фильмец как фон - то, что надо женщине, чтобы не дергаться.
- Вы положили эту бумагу в сейф? - бубонил телевизор и сам себе отвечал.
- Да, я положил эту бумагу в сейф, - но содержательный диалог этим только начинался.
- А вы уверены, что положили эту бумагу в сейф?
- Конечно, я уверен, что положил эту бумагу в сейф.
- Я сама видела, как он положил эту бумагу в сейф.
- Вы не видели, кто-нибудь положил эту бумагу в сейф? - на экране появлялся очередной персонаж, и диалог начинался по-новой:
- Я сам положил эту бумагу в сейф.
- Он утверждает, что положил эту бумагу в сейф.
- А я видела, как он положил эту бумагу в сейф.
Разговор шел на свежий виток, с трагической уже ноткой, давая очередную возможность высказаться всем присутствующим:
- Так почему же этой бумаги в сейфе нет?!
Этого Оля так и не узнала - раздался длинный непрерывный звонок.
- Сашка! - она вскочила, бросилась к двери. «Три мушкетера» упали на пол, но, кажется, не обиделись. А уж «богатым» и вовсе было ни до кого - они оставались вполне самодостаточными.
Сияющий Саша стоял на пороге и все давил и давил на кнопку звонка. Прямо пожарная тревога!
- Сашка! Ты! - она обхватила его за шею, мелкими поцелуями покрывая такое родное улыбающееся лицо. Он подхватил ее на руки, оторвавшись, наконец, от звонка, внес в прихожую.
- Олька! Соскучился дико! - смеялся он, пытаясь поймать ее губы.
Хлопнул дверью и поцеловал. Сладко-сладко, долго-долго.
- Саш, ты ж голодный, - уже отбивалась она.
- Уж-жасно, - подтвердил он и сделал вид, что хочет съесть свою любимую вкусную женушку.
- А чемодан? - вдруг вспомнила она.
Саша хлопнул себя ладонью по лбу:
- Блин, он там! - Чемодан терпеливо ждал за дверью.
Ужинали при свечах. Оле почему-то казалось, что Саша страшно голоден, она все подкладывала и подкладывала ему кусочки жареной свинины. Сама не ела, сидела напротив мужа и все никак не могла наглядеться.
- Оль, все! - Саша решительно отодвинул тарелку. - Больше не могу, честное слово. Только чай и…
- Что и? - игриво спросила Оля.
- Оль, - серьезно сказал он, не принимая игривого тона, - помнишь наш разговор в китайском ресторане?
- Помню, конечно. Я все наши разговоры помню, - она испытующе, исподлобья посмотрела на мужа.
- Ты тогда говорила о…
- О ребенке? - Оля стала серьезной.
- Именно. Так вот, думаю, что сейчас настал тот момент, - торжественно продолжал Саша, - когда мы можем вернуться к этому разговору.
- И?
- И приступить немедленно к реализации данной программы!
- А чай? - растерянно спросила Оля.
Саша медленно встал. Оля, как сомнамбула, поднялась тоже, потянулась навстречу. И уже ничего в мире не существовало. Исчезло, сгинуло, испарилось. Остались только он и она. И остывший чай в фарфоровых чашках.
34
Март девяносто третьего выдался в Москве премерзейший. Природа, похоже, сходила с ума. В начале месяца все вдруг принялось таять так стремительно, будто готовился великий потоп. Зато потом вдруг резко похолодало, и дороги заодно с тротуарами превратились в сплошной ледяной каток. Особенно гадким был ветер, пронзительный и колючий. Ледяные надолбы посыпали какой-то въедливой дрянью, отчего лед превращался в крошащуюся коросту, а жижа от подтаявшего льда портила обувь на раз, хоть отечественную, хоть фирменную.
Зато в офисе на Цветном бульваре царило, казалось, вечное лето. Когда-то сдуру затеянное Фарой озеленение приемной получило свое бурное развитие. Фил как-то в шутку посоветовал Людочке развести здесь зимний сад. Она же его слова восприняла как руководство к действию. Теперь в планировании расходов на хозяйственные нужды озеленение офиса значилось отдельной строкой. Цветочная лихорадка заразила и Пчелу. Из Амстердама он исправно возил приобретенные на знаменитом Цветочном рынке редкие породы кактусов. Он особенно гордился тем, что делал это исключительно контрабандным путем, ибо через наши границы частным лицам провозить плоды, цветы и семена было почему-то строжайше запрещено.
Гордостью Людочки была огромная пальма в кадке, прикупленная по случаю в Ботаническом саду. Космос безжалостно прицепил булавками к ее листьям уйму красных бусинок, отчего пальма в обиходе приобрела гордое название «развесистой клюквы».
Но главное было другое. Деньги текли буквально рекой. Хорошенькой такой зеленой рекой. Иногда их скапливалось так много, что они едва помещались в сейфе Белого, хотя сейф этот был с высотой человека, а в ширину как целых четверо.
Часть денег, полученных от европейских партнерам, по нескольким схемам удалось перекинуть в оффшоры. Наличку Пчела частично вкладывал в разные предприятия в сфере сервиса в Амстердаме, Вене и даже в Лиссабоне. Это позволяло потихоньку переводить их на легальные счета в европейских банках.
Однако некоторые партнеры предпочитали расплачиваться наличкой прямо в Москве. Ясное дело, Россия же все больше становилась страной вечнозеленых долларов. Таким образом возникла по-своему уникальная проблема: что делать с этими грудами купюр. Слова Саши о кошельке-чемодане оказались пророческими. Хотя отчасти и аллегорическими - реально деньги приносили в больших кожаных кейсах.
Это была тогда такая мода в Москве - «расплачиваться дипломатами», так как все серьезное денежное обращение происходило на лично-наличном уровне. Варварском, но единственно надежном, особенно, если свидетелями сделки были хорошо вооруженные пацаны. Причем купюр было так много еще и потому, что все они были разного достоинства - от гордых стодолларовых «Франклинов» до скромных пятерок-»Линкольнов». Разве что однодолларовых и «двушек» не наблюдалось.
Вот как раз сегодня с промежутком в полчаса приволокли аж целые четыре кейса.
- Белый, они уже не лезут! Вываливаются! - обернулся Кос.
Они с Филом как раз перекладывали пачки из последнего дипломата в сейф.
- Ну, складывай сверху, - посоветовал Саша, прикрыв рукой телефонную трубку. Как раз в этот момент он говорил с Веной, с Генрихом Петровичем, который докладывал об удачной реализации очередной партии. - Блин, деньги к деньгам! - с деланным недовольством в голосе констатировал он.
Пчела сидел в кресле, возложив ноги в штиблетах из крокодиловой кожи на журнальный столик. Был он занят очень важным делам: аккуратно подпиливал и без того коротко обрезанные ногти.
- Слушай, Фила, - Пчела отложил пилку и принял более приличную позу. - А помнишь, у Артурки весы были? Он все за весом своим следил?
- Да были где-то, - пожал плечами Фил. - Вроде на них потом Людка взвешивалась. Может, на кухне где-то валяются? Люда! - крикнул он, приоткрыв дверь.
Люда появилась из-за развесистой клюквы.
- Люда, где Артуркины весы, глянь, пожалуйста, - буквально взмолился Пчела.
- Вы что, взвеситься решили?
- Ага, у нас соревнование, - ответил Пчела.
- Сейчас принесу, - буквально ни один мускул не дрогнул на людочкином лице.
За время работы в этом офисе в одной и той же должности она, кажется, привыкла уже ко всему, и совершенно разучилась удивляться.
- Пчел, а на самом деле - на хрена тебе весы? - почесал затылок Фил.
- Лавандос будем взвешивать.
- А что? Дело, - восхитился Кос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22