это твой сын и граф Людовик Прованский. Надобно сказать, что я согласен с ним.
– Извини за нескромный вопрос, Цезарь, но кому из них двоих ты отдаешь предпочтение?
– Разумеется, твоему сыну. Граф Людовик в свои тринадцать лет уже успел отличиться далеко не с лучшей стороны. Он не тот человек, кого я желал бы видеть мужем моей единственной дочери. – Император пристально посмотрел герцогу в глаза. – Я понимаю это так, что ты... – он сделал выжидательную паузу.
– Да, Цезарь. От имени моего сына Филиппа я прошу у тебя руки твоей дочери Анны Юлии.
Губы императора тронула добродушная улыбка:
– Я согласен, достопочтенный. Если ты не возражаешь, наши министры могут тотчас приступить к составлению брачного контракта. А что касается гарантий выполнения нашей устной договоренности...
– Август Юлий! – гордо вскинул голову герцог. – Я ничуть не сомневаюсь в нерушимости твоего слова.
– И равно не позволишь подвергать сомнению нерушимость своего, – добавил император. – Боюсь, ты неверно понял меня, достопочтенный. Я лишь хотел сказать, что составление брачного контракта может затянуться, а между тем было бы желательно еще до его подписания внести определенную ясность в наши отношения, чтобы не только мы, но и все прочие не сомневались в серьезности наших намерений. Поверь, я гораздо больше, чем ты, заинтересован в этом браке – и как отец Анны, и как король Италии. Твой сын непременно станет великим государем. Наследство моей дочери лишь облегчит ему выполнение своего предначертания, но ничто не в силах воспрепятствовать его возвышению. И я, разумеется, кровно заинтересован в том, чтобы наши страны жили в мире и согласии друг с другом.
– Ты льстишь моему отцовскому тщеславию, Цезарь.
– Вовсе нет, мой благородный вельможа, это не лесть. Должно быть, тебе известно, что я всерьез занимаюсь астрологией, и мои скромные достижения в этой области знания высоко ценятся многими видными учеными не только христианского, но и арабского мира. Так вот, еще восемь лет назад я составил гороскоп на твоего сына, а затем ежегодно уточнял полученные результаты – звезды определенно сулят ему великое будущее, и чем дальше, тем определеннее, – а звезды, поверь мне, никогда не лгут, надо только суметь правильно истолковать их предсказания. Теперь, надеюсь, ты понимаешь, почему я не хочу упускать такого зятя, как твой сын.
«Ты смотри, – подумал герцог. – Наши желания в точности совпадают. Такой невестки, как Анна, я тоже не хочу упускать».
– Кроме того, – продолжал император, – твой сын явно нуждается в более твердых гарантиях, нежели мое приватное обещание. Ведь поверив мне на слово, он будет лишен возможности жениться на Маргарите Наваррской – мы же не сарацины какие-то, чья неугодная Богу вера позволяет им иметь по несколько жен сразу.
– Твоя правда, Цезарь.
– В таком случае, ничто не мешает нам объявить о предстоящей помолвке... – Вдруг император усмехнулся и добавил: – А ведь нас, чего доброго, сочтут плохими родителями, если узнают, с какой неподобающей поспешностью мы распорядились судьбой наших детей. Но на сей счет у меня есть идея.
Он встал с кресла и поднял руку, призывая всех к вниманию.
– Господа! Я рад сообщить вам приятную для меня и, возможно, небезынтересную для вас новость. После продолжительных консультаций с достопочтенным герцогом Аквитанским мы наконец пришли к обоюдному согласию, и с чувством глубокого удовлетворения я сообщаю, что отдаю дочь мою Анну в жены высокородному принцу Филиппу, сыну герцога и наследнику Гаскони.
Вельможи в зале одобрительно зашумели – правда, не все. Король Наварры обалдело взглянул на герцога и императора, расточавших в ответ на поздравления лучезарные улыбки; потом украдкой ущипнул себя за руку и, убедившись, что не бредит, мысленно выругался. Дурные предчувствия, овладевшие им, когда Филипп избрал королевой любви и красоты Анну, оказались не напрасными. А ведь еще накануне дочь уверяла его, что ее брак с Филиппом Аквитанским дело решенное, – и на тебе!..
«Ну, все! – злобно подумал король, не в силах сдержать зубовный скрежет. – Хватит мне панькаться с нею! Терпение мое лопнуло... Да, да, лопнуло! – в бессильной ярости храбрился он. – Остались Оска, Шампань, племянники Педро и Рикард – и вот с одним из них она непременно поженится. Если потребуется, силой приволоку ее к алтарю...»


ГЛАВА XXXVI. В КОТОРОЙ МАРГАРИТА ИЗБАВЛЯЕТСЯ ОТ НАВАЖДЕНИЯ, А ФИЛИПП ВИДИТ СЛАДКИЕ СНЫ

Теперь, после этого небольшого отступления, вернемся к Филиппу и Маргарите. Как мы уже знаем, Филипп, оставшись наедине с принцессой, сказал:
– Итак, сударыня, не соблаговолите ли объяснить, что привело вас ко мне в столь поздний час?
Маргарита резко вскочила на ноги.
– Извольте хотя бы не лежать в присутствии дамы! Ишь, как развалились! Как... как ленивая свинья!
Филипп вздохнул и принял сидячее положение.
– Это даму удовлетворит? Или дама желает, чтобы я упал перед ней на колени?
Лицо Маргариты вспыхнуло ярким румянцем негодования.
– Что за тон, милостивый государь?! Нет, каков нахал! А вырядился – тоже мне, римский сенатор!
– Галльский, – машинально уточнил Филипп. – Вы меня поражаете, любезная кузина. Я не понимаю, что вам от меня надо.
Вдруг Маргарита вся как-то сникла, опустилась рядом с ним на диван, положила голову на его плечо и тихонько заплакала.
– Ну, это уже никуда не годится, – растерянно пробормотал Филипп. – Прекрати, слышишь!
– Помолчи, – сквозь слезы взмолилась Маргарита. – Прошу тебя, молчи... Жестокий ты, бездушный!..
Так они и сидели: она плакала, а Филипп, превозмогая сон, думал о том, сможет ли он когда-нибудь понять этих удивительных и загадочных созданий – женщин.
Наконец Филипп поднял тяжелые, точно налитые свинцом веки.
– Хочешь остаться со мной?
Маргарита вытерла влажное от слез лицо о его тогу и утвердительно кивнула:
– Да, хочу.
– Ну, так пойдем. Только прихвати свечу, не то споткнемся.
В спальне Филипп скинул с себя тогу и нижнее белье и забрался в постель.
– Раздевайся сама, – сказал он Маргарите. – У меня нет сил помогать тебе.
Маргарита быстренько разделась донага и спросила:
– Свечу гасить?
– Нет, не надо, – ответил Филипп, восхищенно глядя на нее. – Боже, ты такая хорошенькая! Я никак не могу налюбоваться тобой... Иди ко мне, милочка.
Маргарита юркнула под одеяло, крепко прижалась к Филиппу и покрыла его лицо жаркими поцелуями. Ее поцелуи были столь страстными, что Филипп, мигом позабыв об усталости, с таким пылом принялся осыпать ласками ее тело, будто бы в нем через края расплескивалась энергия.
Впрочем, хватило его ненадолго. Вскоре он выдохся и бессильно уронил голову на ее прелестный животик.
– Что с тобой, милый? – спросила Маргарита.
– Прости, дорогая, не могу. Я слишком устал...
Маргарита удрученно вздохнула:
– Что ж, на нет и суда нет... Только вот так и лежи.
– Хорошо. Я усну у тебя на коленях, – сонно пробормотал Филипп и умолк.
Спустя некоторое время Маргарита прошептала:
– Ты еще не спишь, Филипп?
– Нет. Я думаю.
– О чем?
– О турнирах. О том, что они делают с людьми. Ведь это противоестественно – лежать в постели с такой восхитительной женщиной и ничего с ней не делать.
– Да, ты прав. Ненавижу турниры!
В спальне опять воцарилось молчание, и вновь первой его нарушила Маргарита:
– Вот что я тебе скажу, Филипп...
– Да?
– Мы не можем пожениться.
Филипп подтянулся к подушке и изумленно спросил:
– Как! Ты уже знаешь?
– Знаю, давно знаю. Просто до сих пор я боялась посмотреть правде в глаза.
– Не понял.
– Мы не созданы друг для друга. Между нами нет настоящей любви, есть только безумная страсть. Мы способны заниматься любовью дни и ночи напролет, но никогда не станем друзьями, соратниками, единомышленниками. С самого начала каждый из нас стремился подавить другого, подчинить его своей воле – ты оказался сильнее и победил. Я не могу, не хочу мириться с этим.
– Стало быть, та даешь мне отставку?
Этот невинный вопрос вызвал совершенно неожиданную реакцию. Маргарита уткнулась лицом в подушку и горько зарыдала. Филипп поднялся на локте и тронул ее за плечо.
– Что с тобой?.. Прекрати реветь... Ч-черт! – Он всхлипнул: плач Маргариты был очень заразительным. – Хоть скажи, почему плачешь – может, я тоже всплакну.
– Н-не м-могу... Я не могу дать отставку. Я... я хочу тебя, хочу всегда быть с тобой... Это какое-то наваждение! Ведь я не люблю тебя, ведь я... я... я... О-о, как я тебя ненавижу!
Маргарита подхватилась, опрокинула Филиппа навзничь и уселась на него сверху.
– Прошу тебя, умоляю, откажись от меня. Будь великодушным, дорогой... Будь безжалостным, непреклонным, ни за что не женись на мне. Пожалуйста, не губи меня, дай мне жить по-человечески... Ну! Ну! Ну! – и в исступлении она принялась наотмашь хлестать его по щекам.
Налицо были явные признаки истерики, поэтому Филипп, не долго думая, влепил ей две сильные пощечины и резко оттолкнул ее от себя. Упав на бок, Маргарита мигом успокоилась и тихонько захныкала.
– Я буду великодушным, жестоким и непреклонным, – заявил он. – Я не позволю тебе губить свою жизнь. Ты свободна.
Маргарита перестала хныкать.
– Правда? Ты отказываешься от меня? – с робкой надеждой и немалой долей горечи в голосе переспросила она.
– Наотрез. Я не хочу прослыть деспотом и эгоистом, единолично присвоившим такое бесценное сокровище, как ты. Ведь никто в здравом уме не поверит, что ты не изменяешь мне по собственной воле. Обо мне будут рассказывать ужасные истории, как я измываюсь над тобой, чтобы принудить к верности. Постепенно вокруг тебя возникнет ореол мученицы... Черт возьми! Снова плачешь?
– Это я от радости, дорогой... И самую чуточку – от грусти. Когда ты уедешь, мне будет очень не хватать тебя... А ты будешь вспоминать обо мне?
– Ах, милочка, – сонно пробормотал Филипп. – Я никогда не забуду тебя. У тебя такое прекрасное тело, ты такая страстная, такая нежная, такая сладкая...
– А как же галльская корона? – всполошилась Маргарита. – Неужели ты откажешься от своих претензий? Не верю. Не могу поверить. Ты что-то затеваешь – но что?
Филипп не ответил. Усталость наконец одолела его, и он уснул мертвым сном. Маргарита нежно коснулась губами его лба, затем осторожно соскользнула с кровати и не спеша оделась. Вынув из подсвечника зажженную свечу, она в последний раз взглянула на спящего Филиппа – и в тот же момент лицо его озарила счастливая и безмятежная улыбка.
«Интересно, что ему снится? – думала Маргарита, направляясь к двери. – Или кто?.. Может, Бланка?.. Теперь это не важно. Между нами все кончено. И пусть ему снится кто угодно – но только не я...»
А Филиппу снились Перигор, Руэрг и Готия. В его вещем сне они представлялись ему в виде трех ступеней к возвышению перед алтарем собора Святого Павла в Тулузе, где по традиции происходит коронация королей Галлии. И видел он усыпанную драгоценными камнями золотую корону королевства Галльского, которую возлагает на его чело Марк де Филипп, архиепископ Тулузский, милостью Божьей венчая своего брата на царство в одном из могущественнейших европейских государств...


ГЛАВА XXXVII. БРАТ И СЕСТРА

Дверь тихо отворилась, и в спальню, освещенную двумя коптящими огарками свечей, вошла стройная рыжеволосая девушка, одетая в платье из темно-коричневого бархата.
Она осмотрелась вокруг и удрученно покачала головой. В комнате царил полнейший бардак; на полу была беспорядочно разбросана одежды, а ее владелец, юноша лет двадцати со всклокоченными светло-русыми волосами, лежал в разобранной постели, уткнувшись лицом в подушку. Он даже не шелохнулся на звук открывшейся и закрывшейся двери, по-видимому, не расслышав ее тихого скрипа.
– Ты еще не спишь, Рикард? – шепотом спросила девушка.
Юноша повернул голову и уставился на нее тусклым взглядом. Темные круги под глазами – то ли от недосыпания, то ли от частых попоек, – делали его похожим на енота.
– Привет, сестренка, – вымученно улыбнулся он. – Как видишь, бодрствую.
Тяжело вздохнув, Елена присела на край кровати и взяла брата за руку.
– Да, вижу. Чего-чего, а бодрости и жизнелюбия тебе в последнее время не занимать.
– Все насмехаешься?
– Отнюдь. Я лишь пытаюсь вразумить тебя, непутевого, но, боюсь, только время зря трачу. А вот другие впрямь над тобой смеются. И громче всех Маргарита... Кстати, ты разговаривал с отцом?
– Когда?
– Та-ак, понятно. Стало быть, он не захотел даже повидаться с тобой перед отъездом. Про маму я и не говорю, она...
Рикард мигом вскочил, сел в постели и растерянно заморгал.
– Как?! Они уехали?
– Да, – кивнула Елена. – Сегодня утром. Они решили не оставаться на празднества. Забрали обеих сестренок и уехали в Калагорру.
– Но почему?.. Неужели из-за меня?
– Из-за кого же еще! Пойми, наконец, что им стыдно за тебя, за твое поведение. Мама ужасно злится, а отец... Да что и говорить! Ты всегда был его любимцем, он так гордился тобой, но теперь...
– Ну, так пусть отречется от меня, если стыдится. Пусть лишит меня наследства – тогда и по моим долгам будет вправе не платить.
– Да что ты такое несешь?! – в отчаянии воскликнула Елена. – Ты в своем уме? Опомнись, братишка!
Какое-то мгновение Рикард непонимающе глядел на сестру, затем резко привлек ее к себе и уткнулся лицом в ее плечо.
– Прости, родная. Я сам не знаю, что говорю... Это безумие! Я спятил, я сумасшедший...
Елена нежно терлась щекой о его волосы. Ее красивое лицо расплылось в гримасе мучительного наслаждения, а глаза томно блестели.
«Вот дура! – думала она о Маргарите. – Это же надо иметь такой извращенный вкус, чтобы променять его на Красавчика... И поделом ей!»
– Рикард, – спустя некоторое время отозвалась Елена. – Не знаю, к добру ли это, но час назад произошло событие, которое должно немного утешить тебя.
Рикард отстранился. В глазах его вспыхнула робкая надежда.
– Неужели Маргарита так обиделась на Красавчика, что расторгла помолвку с ним?
– Не совсем так. Никакой помолвки и в помине не было.
– Ну так будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81