– А кстати, на чем вы стоите?
Хороший вопрос, подумал Карл.
– Ни на чем, – улыбнулся он. – Я вишу на пальцах.
– Что?! – Испуг в голосе Стефании был сладок для его уха, как песня птицы. – Великие боги! Вы же можете упасть!
Могу, мысленно согласился Карл. Но не упаду.
– Влезайте в окно, граф! – решительно приказала она. – Сейчас же!
И он не посмел ее ослушаться.
– Миледи, – сказал он, оказавшись внутри, – прошу вас, позвольте мне сказать вам то, чем полно мое сердце!
– Говорите, – сказала она тихо, но ему показалось, что взгляда она не опустила, и дело здесь было не только в том, что его глаза были завязаны.
– Я люблю вас, Стефания, – сказал Карл, «глядя» на нее. – Я полюбил вас с самого начала, с нашей первой встречи. Сердце мое бьется теперь только для вас, миледи. Возьмите его, если такой малый дар достоин того, чтобы его приняла самая красивая женщина вселенной.
Душа моя, – продолжил он, преклоняя колено, – поет песни любви с тех пор, как я услышал ваш дивный голос. Возьмите ее, Стефания! Быть может, она развлечет вас на манер певчей птицы.
Я люблю вас, – сказал он тихо все еще молчавшей Стефании. – И это самое главное, что я хотел вам сказать.
– Знаете, Карл, – сказала вдруг девушка. – Знаете, о чем я думала, когда пела сейчас у открытого окна? Я мечтала, Карл. Я представляла себе, как вы взбираетесь по отвесной стене к моему окну.
От этих слов волна пьянящего жара обдала Карла с головы до ног. Лучше ответить на объяснение в любви не смогла бы, вероятно, ни одна женщина в мире.
«Но вдруг это правда?» – потрясенно подумал он, и от этой мысли голова пошла кругом.
– Встаньте! – приказала она.
Еще ничего толком не понимая, он повиновался.
– Отойдите, пожалуйста, от окна, – попросила Стефания, и Карл снова повиновался, пытаясь понять, что именно она собирается сделать. Он мечтал о поцелуе, но, возможно, время первого поцелуя еще не наступило.
Мы будем говорить, решил он и вдруг услышал, как Стефания закрывает ставни.
– Подождите, Карл, – сказала Стефания. Голос у нее звенел от клокотавших в ней чувств. – Еще чуть-чуть.
И он услышал, как она задувает свечи.
– Я думаю, теперь вы можете снять свою повязку, Карл. – В ее голосе не было уверенности, но звучала надежда.
«Великие боги! – подумал Карл. – Ты можешь попросить меня не только об этом!»
Он не колебался, когда снимал с глаз повязку, но чудо, ожидавшее его, стоило любого риска. Карл увидел Стефанию, стоящую всего в нескольких шагах от него, и она оказалась даже большей красавицей, чем говорила о ней молва и чем предстала она в его собственном воображении.
Боги! Ее черные волосы светились во мраке ночи, и смуглая кожа – по всей видимости, действительно смуглая – светилась тоже. Черты лица Стефании были тонки и изысканны, но это не холодная красота искусства, а красота, одухотворенная природой, характером и любовью.
– Вы видите меня? – спросила Стефания. Сама она, очевидно, ничего в темноте не видела, кроме, быть может, смутного контура его тела.
– Вижу ли я вас, Стефания! – воскликнул Карл. – Бога! Вы даровали мне истинное чудо, моя герцогиня! Я вижу вас как днем! Благодарю вас, моя королева. Я ваш слуга и должник!
– Терпение, Карл! – Ее голос вибрировал от напряжения, став вдруг хриплым, и шел он, казалось, не из горла, а из груди. – Терпение. Возможно, в следующее мгновение ваш долг возрастет стократ.
И Карл увидел, как Стефания сбрасывает с плеч ночное платье. А через мгновение и легкая летняя сорочка с тихим шелестом соскользнула к ее ступням, и перед Карлом во всей торжествующей силе красоты и юности предстала нагая владычица-любовь.

13

– Кто она? – спросила Дебора, когда рассвет окрасил небо за открытыми окнами нежным розовым цветом.
– Ее звали Стефания, – ответил Карл. – Мы были женаты и прожили вместе три года. Здесь, во Флоре.
– Что с ней случилось? – спросила Дебора, приподнимаясь на локте и заглядывая в его глаза. В ее голосе не чувствовалось ревности или обиды, а лишь сопереживание и печаль, потому что она уже, конечно, все поняла.
– Она умерла. – Голос Карла не дрогнул, дрогнуло сердце. – Я был тогда на войне.
«Боги! – подумал он с тоской. – Было ли в моей жизни время, когда бы я не воевал?»
– Я был тогда на войне, – сказал он. – Чума, – добавил он через секунду. – Эпидемия вспыхнула на юге Флоры и накрыла Лиссу, где она тогда жила.
В Лиссе окруженный фруктовыми деревьями стоял белый одноэтажный дом. Это было его собственное имение, полученное в дар от цезаря Михаила в день их со Стефанией свадьбы.
– У вас?.. – Своего вопроса Дебора не закончила, но Карл ее понял.
– У нас была дочь. – Сердце не дрогнуло. Свою дочь он практически не знал, и потом прошло уже слишком много лет. – Они обе умерли от чумы. Когда я вернулся…
Когда он вернулся, поздно было лить слезы. Все закончилось за полгода до того, и ему оставалось только с печалью и сердечной болью смотреть на фамильный склеп семьи Герра, принявший двух самых дорогих, а на самом деле единственных дорогих ему людей. И не было врага, виновного в этом злодеянии, которого Карл мог бы убить, и не было ничего, что заставило бы его остаться во Флоре хотя бы на один лишний день.
– Когда это случилось? – спросила Дебора.
– Тридцать лет назад, – ответил Карл.


Глава вторая
ДВЕ СТОРОНЫ МОНЕТЫ

1

На вкус Карла, если уж уединяться с кем-то для беседы с глазу на глаз, то лучшего места, чем ореховая гостиная в отеле ди Руже, не было. Гостиная занимала почти весь второй ярус замыкающей башни северного крыла и выходила окнами сразу на три стороны. Просторная и светлая, неправильной формы комната, отделанная потемневшими ореховыми панелями, была тихой и уютной, располагавшей к серьезному неспешному разговору.
– Мы с вами как, Карл, на «вы» или на «ты»? – спросил Табачник, опускаясь в кресло по другую сторону столика, сервированного для долгой беседы.
– Это как вам будет угодно, – пожал плечами Карл и тоже сел. – Если мне не изменяет память, Людо, я дважды предлагал вам перейти на «ты» – разве нет?
– Предложите в третий, – серьезно попросил Табачник.
– Хорошо, – не стал спорить Карл. – Как вы полагаете, герцог, не перейти ли нам на «ты»?
– Сочту за честь, Карл, – поклонился Людо. – Вы первый.
– Итак, Людо, – усмехнулся Карл, относившийся с известным скепсисом к вычурному флорианскому этикету, – вероятно, тебе есть, что мне рассказать. Я весь внимание.
– Есть, – кивнул Табачник, легонько раздувая ноздри. – Расскажу. Что в этом кувшине?
– Виноградная водка. – Карл уже имел возможность оценить изысканный вкус напитка и его тонкий аромат. – Ей тридцать лет, Людо. Это виноград Валерии… Две бочки так до сих пор и стоят в подвале.
Людо быстро взглянул на Карла и отвел глаза, но Карл успел уловить мелькнувший в них особенный блеск, возникший – в этом не могло быть никакого сомнения – при упоминании имени его дочери.
– Я приказал слугам не тревожить наш покой, – сказал Карл, размышляя между тем о том, что мог означать этот взгляд Табачника.
«Она жива?» – спросил он себя, чувствуя, как при этой мысли начинает сжиматься сердце. Это слишком невероятно, чтобы быть правдой, но в жизни случаются и более странные вещи. Подождем, узнаем.
– Если не возражаешь, я налью тебе сам, – закончил он свою мысль.
– Почту за честь, – улыбнулся Людо.
Польщен, как мальчишка, мысленно покачал головой Карл, разливая водку по чаркам. Сколько лет прошло, а рядом со мной он все тот же лейтенант Людо Табачник.
– Кстати, Людо, а сколько тебе лет? – спросил он вслух и протянул старому другу тяжелый стаканчик чеканного серебра.
– Семьдесят шесть. – Людо явно не был расположен вдаваться в подробности. – Спасибо, Карл.
– Пожалуйста. Итак?
– С чего начать? – спросил Людо, с видимым удовольствием вдыхая винные пары.
– С пустяков, – предложил Карл. – Главное оставим для катарсиса.
– Как пожелаешь. – Людо поднял чарку и отсалютовал на манер, принятый когда-то в гвардии императора Яра. – Твое здоровье, Карл!
– Твое здоровье, Александр!
Они выпили. Водка действительно была превосходна, замечательно крепка и душиста, а тонкий вкус созревшего винограда не только не исчез за прошедшие тридцать лет, но, кажется, напротив, усилился.
– Можно задать тебе вопрос, Карл? – спросил Людо через секунду.
– Задай, – разрешил Карл. – Но помни, Людо, это ты позвал меня, а не я тебя.
– Помню, – кивнул Людо. – Скажи, Дебора настоящая гаросская княжна?
– Настоящая. – Карл понял, куда завели Табачника мысли о его спутнице, и решил, что Людо может знать. Не все, естественно, но многое знать он не только может, но и должен. – Она принцесса из Дома Вольхов.
– Она дочь Гидеона Чалого? – Глаза Табачника едва не полезли на лоб – и не мудрено. Принцессы Великих Домов разгуливают по миру в одиночку только в старых сказках да в столь любимых во Флоре рыцарских романах.
– Старшая дочь. – Карл не думал, что этот разговор может его так растревожить. Сейчас в нем закипала холодная ярость, чувство, почти исчезнувшее из его души уже много лет назад, но, как видно, изжитое не до конца. Или это он изменился? Откуда столько эмоций за какие-то пять минут разговора?
– Поясни, пожалуйста. – По-видимому, Табачник уловил что-то в голосе Карла и насторожился, как пес, взявший след, или, скорее, как сокол, завидевший добычу. – Что это меняет?
– Это меняет все. Дело в том, что по гаросским законам, Дедову Праву, – объяснил Карл, говоривший сейчас спокойным, нарочито лишенным эмоций голосом, – женщина может править народом в той же мере, как и мужчина. Значение имеет лишь право первородства.
– Тогда почему она не носит корону? – спросил Людо. – Как ни далеко мы живем, но то, что господарь Гидеон умер два года назад, мне все-таки известно.
– Потому что Дебора – Отягощенная злом.
– И что?
– Ты не знаешь? – поднял бровь Карл. Он полагал, что такие вещи Табачник должен знать, но, по-видимому, это было не так.
– Нет, – покачал головой Людо. – Знаю сказки, но если тебе ведома правда и если ты сочтешь меня достойным ее узнать, то я буду весьма признателен за разъяснения.
– Не лукавь! – усмехнулся Карл. – Ты ведь уже понял, что я расскажу.
– Да, – согласился Людо. – И я горд твоим доверием.
– Сочтемся. – Карл уже знал, о чем спросит Табачника в ответ. – Вообще-то должен говорить ты, но, раз уж так вышло, слушай.
Он действительно полагал, что Людо не стоит держать в неведении. Им здесь жить и, судя по всему, не только жить, но и воевать. Вместе.
– У вас есть оборотни? – спросил он, доставая из кармана трубку.
– Есть. – Людо все-таки сделал короткую паузу перед тем, как дать ответ на такой, казалось бы, простой вопрос.
– Ну и что ты о них скажешь? – спросил Карл, с интересом наблюдая за реакцией Табачника. Судя по тому, что он увидел, тема эта неожиданным образом оказалась Людо близка.
– Среди них есть очень приличные люди, – осторожно, как бы пробуя ногой тонкий лед на речной переправе, ответил Табачник. – Моя племянница, например, – добавил он через секунду, выдержал испытующий взгляд Карла и закончил мысль: – Живущие во Флоре… оборотни, – Табачник все-таки споткнулся на этом слове, – пользуются негласной защитой цезаря и платят ему верностью и пониманием.
– Кажется, я тебя понял, – кивнул Карл. – Кто из твоих родителей был оборотнем?
– С чего ты взял, что мои родители были оборотнями? – Ощущение было такое, словно Людо засыпает.
– Значит, оба, – подвел итог Карл. – Люди, Людо, живут так долго, только если они оборотни или Долгоидущие. Ты, Людо, не такой, как я, но и не такой, как настоящие оборотни, следовательно…
– Ты видишь оборотней? – ответил Людо вопросом на вопрос. Теперь в его голосе звучало сомнение. Впрочем, вызов в нем звучал тоже.
– Да, если нахожусь рядом с ними достаточно долго.
Сказав это, Карл обнаружил, что хотя сказанное и являлось правдой, но правда эта стала для него очевидной только сейчас.
А раньше?
Выходило, что знал он это достаточно давно. Знал, однако об этой своей способности он не то чтобы забыл, но просто не вспоминал. Более того, раньше он об этом и не задумывался никогда, воспринимая так, как принимаем мы свою способность дышать, видеть или слышать. Но, с другой стороны, и оборотней специально искать ему как-то не приходилось. Нужды не было.
– Ну что ж. – Табачник стер с лица сонливость и посмотрел на Карла холодными трезвыми глазами. – Ты прав. Но ты, Карл, должен понять, что это такое – быть сыном снежного барса и рыси. Я единственный из братьев и сестер, кто унаследовал дар долгой жизни, но без всего остального в придачу. И я не знаю, плохо это или хорошо. Просто не знаю.
Людо не уточнил, что именно он имеет в виду. То ли то, что он живет так долго, то ли то, что он не может оборачиваться. Однако, в любом случае, углубляться в эту тему Карл не желал.
– А вурдалаки у вас появляются? – сменил тему Карл.
– Бывают, – согласился Людо. – Ты имеешь в виду, что все дело в том, какими глазами мы на них смотрим, ведь так?
– Так.
Теперь Карл наконец вспомнил, что ему нравилось в беседах с Людо. Людо умел быть искренним (при его-то истинно флорианской склонности к тайнам и интригам!), и он умел схватывать мысль собеседника с полуслова.
– Вурдалаки всегда звери, – продолжил Карл свою мысль. – Ну почти всегда, а вот оборотни бывают разные, потому что, в принципе, могут себя контролировать. Беда в том, что сами-то они об этом обычно не ведают.
– Ты прав. – Людо тоже достал трубку и на минуту замолчал, думая о своем. Карл ему не мешал. Им предстояло еще многое сказать друг другу, но, главное, им предстояло возродить старую дружбу, прежнее доверие, а это вещи, которые непросто даются, зато и ценятся дорого.
Карл закурил и, выпустив дым первой затяжки, разлил водку по новой.
– Бьянка – славная девочка, – прервал молчание Людо. – Скоро выходит замуж, но знал бы ты, Карл, что она творила в детстве! Сам понимаешь, вырастить из оборотня человека тяжелый труд.
По-видимому, сейчас ты говоришь о своей племяннице, но вот думаешь ты, Людо, о ком-то другом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66