купить мебель для ванной акватон в москве
Он шел к свету с тем же отчаянным упорством, с каким рвется к солнцу и воздуху слишком глубоко погрузившийся в море ныряльщик.
Рядом с ним раздалось глухое, утробное рычание. Зверь не угрожал, а выражал удовлетворение. И это рычание помогло Карлу не меньше, чем тепло, идущее к нему от горячего тела зверя. Карл наконец смог справиться с собой, и сквозь все еще застилавшие глаза слезы посмотрел на своего спасителя. Он был огромен, этот странный зверь, и конечно же это был не ягуар, хотя он отдаленно и походил на ночного охотника. Но даже в том состоянии, в котором находился теперь Карл, он смог узнать того, о ком знал только из книг. У его ног, прижавшись к ним боком и подняв повернутую к Карлу голову, лежал адат, пришедший прямиком из страшных сказок древности. Он должен был быть размером с теленка, если не больше, и верно, таким и был, потому что, даже лежа на полу, был способен заглянуть Карлу в глаза. Узкие глаза адата с желтыми вытянутыми по вертикали зрачками, казалось, смотрели прямо в его душу.
Спасибо, с благодарностью подумал Карл.
Зверь, опаснее которого не было в подлунном мире, раскрыл пасть и тихо заурчал. Его урчание прошло через тело Карла, и он понял, что теперь ощущает его все целиком. Зверь заворчал, и в его ворчании ощущались одобрение и удовлетворение, потом наклонил голову и стал вылизывать правую руку Карла своим шершавым языком. Прошла минута, другая, и Карл смог шевельнуть пальцами. Еще через минуту он шевельнул рукой и начал двигать ее к столу. Казалось, прошла вечность, прежде чем Карл дотянулся до стакана – и тут же остановил движение. Он не мог решиться. Он. Не мог. Решиться.
Последнее усилие могло и в самом деле стать последним. Карл чувствовал, что не может, не имеет права ждать. Что любое промедление сведет на нет все усилия зверя вернуть его, Карла, к свету и жизни, но он не мог решиться, потому что, если стакан выскользнет из его ослабевшей руки, второй попытки уже не будет. И все-таки Карл это сделал. Он медленно сжал пальцы вокруг стакана и потянул его к себе. Самым опасным оказался момент, когда стакан соскользнул со стола и был готов упасть вниз, увлекая за собой беспомощную руку Карла. Однако в последний момент адат мягко, но стремительно поднял свою огромную, покрытую лоснящимся черным мехом лапу и безошибочно подставил ее под дно стакана. Так они и донесли вино со Сном Дракона до сухих губ Карла.
Когда вино полилось ему в рот, Карл почувствовал горечь яда, который должен был стать противоядием, а в следующую секунду в его груди вспыхнуло пламя. Огонь стремительно распространялся с кровью по всему телу, в считаные мгновения достигнув самых отдаленных его уголков. Боль заставила Карла замычать, и это был первый звук, который исторгло его горло с того момента, как, закончив краткий разговор с Казимиром, он вошел в эту комнату. Разжались пальцы, и стакан, скатившись по коленям Карла, упал на пол. Адат тихо зарычал и встал. Он и в самом деле был огромен. В последний раз взглянув в глаза корчащемуся от невыносимой боли Карлу, зверь повернулся и пошел прочь. В два шага достигнув стены, адат вошел в нее, как если бы она была всего лишь тенью или если бы тенью был он сам, и исчез.
Глава вторая
ПРОГУЛКА
1
Жестокий огонь погас так же неожиданно, как и вспыхнул. И боль оставила Карла внезапно и окончательно, как если бы никогда и не терзала его тело. Все кончилось. Теперь уже – на самом деле.
Карл сидел в кресле перед остывающим камином, в комнате, погруженной в сумрак. Рдеющие угли давали очень мало света, а свечи успели догореть до конца, но для Карла света было вполне достаточно, даже теперь, в нынешнем его состоянии. Он был опустошен и слаб, его мучили жажда и голод, но он был жив, и он знал, кто бросает Кости Судьбы. Судьба опять распорядилась по-своему – и ему ли, Карлу, было пенять на нее?
Он попытался собраться с мыслями, но это оказалось непросто. Все, кроме осознания того простого факта, что он все-таки жив, и имени азартного игрока, тонуло в тумане. Даже воспоминание об адате уже успело несколько потускнеть. Голова Карла была тяжелой и гулкой, и в ней все еще царил хаос, вызванный несостоявшейся смертью и неожиданным воскрешением. И все-таки у Карла было ощущение обретения, которое касалось не только того, ради чего он, собственно, и предпринял свой самоубийственный поход во Тьму. Что-то еще пришло к нему в пути, вот только сосредоточиться и вспомнить, что это было, Карл пока не мог. Однако у него была надежда, что, когда он окончательно придет в себя и мысли его улягутся, он сможет вспомнить то, что почти случайно обнаружил в своем поиске. Но сейчас это было неважно. И это тоже. Будет день, и будет хлеб, а теперь, если он хочет выжить и совершить предначертанное Судьбой, ему следовало «ожить» окончательно и как можно быстрее, иначе все, что сделано, окажется напрасным.
Карл дотянулся до кувшина, взял двумя руками и надолго припал к нему, глотая вино так быстро, как только мог. Он не чувствовал вкуса вина, не ощущал его крепости и терпкости, он просто вливал в себя вино, чувствуя, что так и надо, зная, что этого следовало ожидать. Карл остановился, только ополовинив сосуд, и теперь пришла очередь меда, который он жадно и, казалось, мгновенно съел, вычерпывая из горшка прямо рукой. Запив мед остатками вина, Карл почувствовал себя значительно лучше. Он знал, конечно, что мед лишь притупил чувство голода, точно так же, как выпитое вино не могло утолить его истинную жажду, но, если богам будет угодно, у Карла еще появится, теперь уже точно, возможность и поесть нормально, и напиться от души.
Он заставил себя встать и, медленно подойдя к окну, сорвать закрывавшее его одеяло. Луны отсюда видно не было, но отсвет далекого серебряного зарева, лежащий на доме напротив, подсказал Карлу, что, как бы он сам ни оценивал длительность «маршрута», на самом деле «умирал» он совсем недолго. До полуночи оставалось еще не меньше трех часов, да и роковой бросок Костей должен был произойти отнюдь не в полночь, как могли бы предположить люди, склонные к мистике простых символов. Кости будут брошены – если будут – в час, когда луна начнет склоняться к закату, потому что «двенадцатый бросок открывает дорогу новому рассвету». Об этом Карлу рассказал Фальх. Петр Фальх тоже читал книгу, о которой упомянула Виктория Садовница, и читал очень внимательно, как и все прочие книги, попадавшие ему в руки.
Судьба, вспомнил Карл и достал трубку.
Я могу себе это позволить, добавил он, как бы оправдываясь перед самим собой за промедление. И не только это.
2
Простившись с Казимиром, Карл вышел на улицу. Его все еще немного покачивало, и в голове стоял туман, но, выкурив трубку, напившись холодной и чуть солоноватой воды и умывшись, он решил, что уже может идти. Скорее всего, он был прав. Ожидать, во всяком случае в ближайшие час-два, заметного улучшения своего состояния ему не приходилось, но и медлить было нельзя, как бы много времени ни имелось у него в запасе.
Прохладный вечерний воздух освежил Карла, а ходьба по пустынным мощенным булыжником улочкам немного взбодрила. В этой части острова было почти тихо и совсем темно, но вскоре Карл вышел туда, где уже вовсю гулял народ. Здесь все заливал свет – горели факелы и яркие «волшебные» лампы, звучала музыка и вскипала веселая суета набиравшего силу карнавала. Тут и там, парами и поодиночке, но чаще большими группами гуляли и танцевали раскрасневшиеся, улыбающиеся, приодетые горожане. Многие из них были уже навеселе, а некоторые – даже пьяны. Большинство заведений, в которых продают вино, сейчас работали, и там веселье достигло самого разгара, но и у многих гуляющих людей в руках были кувшины и стаканы, и, собравшись группами, они выпивали, смеялись и вдруг начинали петь или танцевать, когда какая-нибудь знакомая мелодия достигала их слуха.
В этом шумном, веселом и пьяном – пока лишь полупьяном – круговороте, пошатывающийся и временами спотыкающийся Карл не обращал на себя внимания. А когда он надел на лицо маску из синего шелка, заранее припасенную во внутреннем кармане плаща, и накинул на волосы капюшон, то и вовсе растворился в толпе, став одним из участвующих в карнавале горожан.
Карл не торопился. Он медленно шел по улицам и площадям Первой Сестры, держа направление на мост, соединявший ее со вторым островом. Иногда он останавливался, например, чтобы послушать импровизированный хор, в котором вместе распевали и степенные мастера, и молодые девушки, и парни этих девушек, и их матери, и даже младшие братья и сестры. Или выпивал в компании булочников, выкативших на улицу бочку замечательного черного пива. Или смотрел, как танцуют джигу портовые грузчики. Иногда Карл подпевал, иногда перебрасывался словом или шуткой со случайными собеседниками. Он даже попробовал пару раз танцевать, но это потребовало от него слишком большого напряжения сил, и от этой идеи пришлось отказаться. Зато он решил вдруг, что пришло время поесть. Но, как это часто случается, именно тогда, когда он решил зайти в трактир, выяснилось, что поблизости нет ни одного подходящего заведения.
Карл осмотрелся, но снова не увидел ни одной вывески, приглашавшей зайти туда, где можно не только выпить, но и что-нибудь съесть. Везде, куда бы он ни бросал взгляд, были только закрытые на ночь мастерские и лавки. Но даже если какая-нибудь из них и работала, как, например, шляпная мастерская в узком переулке, через который как раз проходил Карл, в ней можно было получить лишь стакан дармового вина или пива, но ничего съестного здесь, естественно, не оказывалось. Это открытие вызвало у Карла приступ раздражения, едва ли не гнева. Он вдруг понял, что ужасно голоден, и, если сейчас же не поест, его желудок прилипнет к позвоночнику или, что еще хуже, выест его изнутри, как червь яблоко. Выбора не оставалось, и, решительно раздвинув толпу, Карл устремился на поиски трактира. Однако задача оказалась не так проста, как могло показаться на первый взгляд. Везде, куда он ни шел, находились или совершенно пустые темные улицы, или улицы, заполненные веселящейся толпой, но в любом случае того, что он искал, здесь не было. Наконец поиски трактира привели его на тихую, почти безлюдную улицу, выходившую к темному каналу. Именно там, в дальнем конце улицы, где не было ни единой живой души, горели яркие фонари над вывеской, на которой был изображен баран на вертеле и кувшин.
Увидев трактир, Карл сразу воспрянул духом и едва ли не бегом побежал к гостеприимно распахнутой двери, из которой на мостовую проливался свет, рожденный живым огнем. Впрочем, если честно, бежать он сейчас не мог. Вернее, мог, наверное, но опасался это делать. Судя по всему, он крепко перебрал, потому что в голове стоял туман, его ощутимо покачивало из стороны в сторону, а ноги заплетались. Ну на то он и праздник, чтобы выпить – ведь так? Вот только где и с кем он пил последние несколько часов, Карл никак вспомнить не мог, как не мог он сейчас сообразить, что за гулянье в городе, но вопрос это был праздный, неважный, во всяком случае пока. Важно было лишь то, что он нашел-таки наконец трактир.
Чем ближе Карл подходил к гостеприимно открытой двери, тем сильнее был запах жареного мяса, который жадно ловил его нос. Его только несколько удивил вид канала, в который упиралась улица, потому что Карл был уверен, что в Цейре нет каналов, но и это тот вопрос, который можно смело отложить на потом. Запах мяса казался таким заманчивым, что рот Карла мгновенно наполнился слюной. Оказывается, он не только пьян, но и смертельно голоден, что скорее хорошо, чем плохо. Жирное горячее мясо, как известно, – лучшее средство от опьянения, а поскольку оставаться пьяным Карлу совсем не хотелось, то все, что ему сейчас было нужно, так это войти в трактир и сытно поесть.
Карл вошел в общий зал, осмотрелся и, найдя свободное место за столом, стоящим справа от входа, немедленно направился туда. Большинство мужчин и женщин, сидевших там, по всей видимости, составляли одну компанию, но к новому человеку они отнеслись вполне радушно, даже предложили с ними выпить, пока служанка принесет заказанное Карлом мясо и пиво. Он с благодарностью принял переданный ему стакан, так как отказываться было бы невежливо, но лишь отпил из него немного и поставил перед собой. Пить вино ему сейчас не хотелось, тем более что и вино оказалось так себе, дрянное, если честно, вино. К счастью, люди вокруг были заняты сами собой, своим весельем, своими разговорами, своими планами, они живо обсуждали, где лучше встречать Новое Серебро – в порту или на стене, – и на Карла внимания не обращали.
Так вот в чем дело! – улыбнулся он сам себе, вслушиваясь в веселую перепалку, возникшую за столом. Мы празднуем приход Серебряного Полнолуния!
Это многое объясняло. Во всяком случае, снимало вопрос о причине карнавала, однако Карлу не понравилось упоминание о порте. В Цейре не было порта и не было канала. Была река, но не судоходная, и выглядела она совсем иначе.
И что, демоны их возьми, это может означать?
Карл задумался, хотя думать было очень непросто. Мысли путались, туман, окутавший сознание, мешал сосредоточиться, а память отказывалась служить. К тому же думать мешал шум, стоявший в трактире, и ему помогало чувство голода, терзавшее желудок. Вероятно, поэтому Карл так и не смог разобраться во всей этой путанице и в конце концов бросил бесплодные попытки, решив, что даже если он спьяну что-то перепутал и сейчас находится не в Цейре, как он подумал вначале, а в каком-нибудь другом городе, то не приставать же к отдыхающим людям с глупым вопросом, как называется их город. Примут за сумасшедшего и будут правы, а название города он узнает утром. Какая, в сущности, разница, знаешь ты, как называется город, или нет?
Так даже интереснее, решил Карл, которому как раз подали большой кусок зажаренного на решетке мяса. Если я не знаю, где нахожусь, значит мне некуда идти и, следовательно, охота за юбкой, надетой на аппетитный зад, становится из развлечения насущной необходимостью, потому что иначе мне придется спать прямо на мостовой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Рядом с ним раздалось глухое, утробное рычание. Зверь не угрожал, а выражал удовлетворение. И это рычание помогло Карлу не меньше, чем тепло, идущее к нему от горячего тела зверя. Карл наконец смог справиться с собой, и сквозь все еще застилавшие глаза слезы посмотрел на своего спасителя. Он был огромен, этот странный зверь, и конечно же это был не ягуар, хотя он отдаленно и походил на ночного охотника. Но даже в том состоянии, в котором находился теперь Карл, он смог узнать того, о ком знал только из книг. У его ног, прижавшись к ним боком и подняв повернутую к Карлу голову, лежал адат, пришедший прямиком из страшных сказок древности. Он должен был быть размером с теленка, если не больше, и верно, таким и был, потому что, даже лежа на полу, был способен заглянуть Карлу в глаза. Узкие глаза адата с желтыми вытянутыми по вертикали зрачками, казалось, смотрели прямо в его душу.
Спасибо, с благодарностью подумал Карл.
Зверь, опаснее которого не было в подлунном мире, раскрыл пасть и тихо заурчал. Его урчание прошло через тело Карла, и он понял, что теперь ощущает его все целиком. Зверь заворчал, и в его ворчании ощущались одобрение и удовлетворение, потом наклонил голову и стал вылизывать правую руку Карла своим шершавым языком. Прошла минута, другая, и Карл смог шевельнуть пальцами. Еще через минуту он шевельнул рукой и начал двигать ее к столу. Казалось, прошла вечность, прежде чем Карл дотянулся до стакана – и тут же остановил движение. Он не мог решиться. Он. Не мог. Решиться.
Последнее усилие могло и в самом деле стать последним. Карл чувствовал, что не может, не имеет права ждать. Что любое промедление сведет на нет все усилия зверя вернуть его, Карла, к свету и жизни, но он не мог решиться, потому что, если стакан выскользнет из его ослабевшей руки, второй попытки уже не будет. И все-таки Карл это сделал. Он медленно сжал пальцы вокруг стакана и потянул его к себе. Самым опасным оказался момент, когда стакан соскользнул со стола и был готов упасть вниз, увлекая за собой беспомощную руку Карла. Однако в последний момент адат мягко, но стремительно поднял свою огромную, покрытую лоснящимся черным мехом лапу и безошибочно подставил ее под дно стакана. Так они и донесли вино со Сном Дракона до сухих губ Карла.
Когда вино полилось ему в рот, Карл почувствовал горечь яда, который должен был стать противоядием, а в следующую секунду в его груди вспыхнуло пламя. Огонь стремительно распространялся с кровью по всему телу, в считаные мгновения достигнув самых отдаленных его уголков. Боль заставила Карла замычать, и это был первый звук, который исторгло его горло с того момента, как, закончив краткий разговор с Казимиром, он вошел в эту комнату. Разжались пальцы, и стакан, скатившись по коленям Карла, упал на пол. Адат тихо зарычал и встал. Он и в самом деле был огромен. В последний раз взглянув в глаза корчащемуся от невыносимой боли Карлу, зверь повернулся и пошел прочь. В два шага достигнув стены, адат вошел в нее, как если бы она была всего лишь тенью или если бы тенью был он сам, и исчез.
Глава вторая
ПРОГУЛКА
1
Жестокий огонь погас так же неожиданно, как и вспыхнул. И боль оставила Карла внезапно и окончательно, как если бы никогда и не терзала его тело. Все кончилось. Теперь уже – на самом деле.
Карл сидел в кресле перед остывающим камином, в комнате, погруженной в сумрак. Рдеющие угли давали очень мало света, а свечи успели догореть до конца, но для Карла света было вполне достаточно, даже теперь, в нынешнем его состоянии. Он был опустошен и слаб, его мучили жажда и голод, но он был жив, и он знал, кто бросает Кости Судьбы. Судьба опять распорядилась по-своему – и ему ли, Карлу, было пенять на нее?
Он попытался собраться с мыслями, но это оказалось непросто. Все, кроме осознания того простого факта, что он все-таки жив, и имени азартного игрока, тонуло в тумане. Даже воспоминание об адате уже успело несколько потускнеть. Голова Карла была тяжелой и гулкой, и в ней все еще царил хаос, вызванный несостоявшейся смертью и неожиданным воскрешением. И все-таки у Карла было ощущение обретения, которое касалось не только того, ради чего он, собственно, и предпринял свой самоубийственный поход во Тьму. Что-то еще пришло к нему в пути, вот только сосредоточиться и вспомнить, что это было, Карл пока не мог. Однако у него была надежда, что, когда он окончательно придет в себя и мысли его улягутся, он сможет вспомнить то, что почти случайно обнаружил в своем поиске. Но сейчас это было неважно. И это тоже. Будет день, и будет хлеб, а теперь, если он хочет выжить и совершить предначертанное Судьбой, ему следовало «ожить» окончательно и как можно быстрее, иначе все, что сделано, окажется напрасным.
Карл дотянулся до кувшина, взял двумя руками и надолго припал к нему, глотая вино так быстро, как только мог. Он не чувствовал вкуса вина, не ощущал его крепости и терпкости, он просто вливал в себя вино, чувствуя, что так и надо, зная, что этого следовало ожидать. Карл остановился, только ополовинив сосуд, и теперь пришла очередь меда, который он жадно и, казалось, мгновенно съел, вычерпывая из горшка прямо рукой. Запив мед остатками вина, Карл почувствовал себя значительно лучше. Он знал, конечно, что мед лишь притупил чувство голода, точно так же, как выпитое вино не могло утолить его истинную жажду, но, если богам будет угодно, у Карла еще появится, теперь уже точно, возможность и поесть нормально, и напиться от души.
Он заставил себя встать и, медленно подойдя к окну, сорвать закрывавшее его одеяло. Луны отсюда видно не было, но отсвет далекого серебряного зарева, лежащий на доме напротив, подсказал Карлу, что, как бы он сам ни оценивал длительность «маршрута», на самом деле «умирал» он совсем недолго. До полуночи оставалось еще не меньше трех часов, да и роковой бросок Костей должен был произойти отнюдь не в полночь, как могли бы предположить люди, склонные к мистике простых символов. Кости будут брошены – если будут – в час, когда луна начнет склоняться к закату, потому что «двенадцатый бросок открывает дорогу новому рассвету». Об этом Карлу рассказал Фальх. Петр Фальх тоже читал книгу, о которой упомянула Виктория Садовница, и читал очень внимательно, как и все прочие книги, попадавшие ему в руки.
Судьба, вспомнил Карл и достал трубку.
Я могу себе это позволить, добавил он, как бы оправдываясь перед самим собой за промедление. И не только это.
2
Простившись с Казимиром, Карл вышел на улицу. Его все еще немного покачивало, и в голове стоял туман, но, выкурив трубку, напившись холодной и чуть солоноватой воды и умывшись, он решил, что уже может идти. Скорее всего, он был прав. Ожидать, во всяком случае в ближайшие час-два, заметного улучшения своего состояния ему не приходилось, но и медлить было нельзя, как бы много времени ни имелось у него в запасе.
Прохладный вечерний воздух освежил Карла, а ходьба по пустынным мощенным булыжником улочкам немного взбодрила. В этой части острова было почти тихо и совсем темно, но вскоре Карл вышел туда, где уже вовсю гулял народ. Здесь все заливал свет – горели факелы и яркие «волшебные» лампы, звучала музыка и вскипала веселая суета набиравшего силу карнавала. Тут и там, парами и поодиночке, но чаще большими группами гуляли и танцевали раскрасневшиеся, улыбающиеся, приодетые горожане. Многие из них были уже навеселе, а некоторые – даже пьяны. Большинство заведений, в которых продают вино, сейчас работали, и там веселье достигло самого разгара, но и у многих гуляющих людей в руках были кувшины и стаканы, и, собравшись группами, они выпивали, смеялись и вдруг начинали петь или танцевать, когда какая-нибудь знакомая мелодия достигала их слуха.
В этом шумном, веселом и пьяном – пока лишь полупьяном – круговороте, пошатывающийся и временами спотыкающийся Карл не обращал на себя внимания. А когда он надел на лицо маску из синего шелка, заранее припасенную во внутреннем кармане плаща, и накинул на волосы капюшон, то и вовсе растворился в толпе, став одним из участвующих в карнавале горожан.
Карл не торопился. Он медленно шел по улицам и площадям Первой Сестры, держа направление на мост, соединявший ее со вторым островом. Иногда он останавливался, например, чтобы послушать импровизированный хор, в котором вместе распевали и степенные мастера, и молодые девушки, и парни этих девушек, и их матери, и даже младшие братья и сестры. Или выпивал в компании булочников, выкативших на улицу бочку замечательного черного пива. Или смотрел, как танцуют джигу портовые грузчики. Иногда Карл подпевал, иногда перебрасывался словом или шуткой со случайными собеседниками. Он даже попробовал пару раз танцевать, но это потребовало от него слишком большого напряжения сил, и от этой идеи пришлось отказаться. Зато он решил вдруг, что пришло время поесть. Но, как это часто случается, именно тогда, когда он решил зайти в трактир, выяснилось, что поблизости нет ни одного подходящего заведения.
Карл осмотрелся, но снова не увидел ни одной вывески, приглашавшей зайти туда, где можно не только выпить, но и что-нибудь съесть. Везде, куда бы он ни бросал взгляд, были только закрытые на ночь мастерские и лавки. Но даже если какая-нибудь из них и работала, как, например, шляпная мастерская в узком переулке, через который как раз проходил Карл, в ней можно было получить лишь стакан дармового вина или пива, но ничего съестного здесь, естественно, не оказывалось. Это открытие вызвало у Карла приступ раздражения, едва ли не гнева. Он вдруг понял, что ужасно голоден, и, если сейчас же не поест, его желудок прилипнет к позвоночнику или, что еще хуже, выест его изнутри, как червь яблоко. Выбора не оставалось, и, решительно раздвинув толпу, Карл устремился на поиски трактира. Однако задача оказалась не так проста, как могло показаться на первый взгляд. Везде, куда он ни шел, находились или совершенно пустые темные улицы, или улицы, заполненные веселящейся толпой, но в любом случае того, что он искал, здесь не было. Наконец поиски трактира привели его на тихую, почти безлюдную улицу, выходившую к темному каналу. Именно там, в дальнем конце улицы, где не было ни единой живой души, горели яркие фонари над вывеской, на которой был изображен баран на вертеле и кувшин.
Увидев трактир, Карл сразу воспрянул духом и едва ли не бегом побежал к гостеприимно распахнутой двери, из которой на мостовую проливался свет, рожденный живым огнем. Впрочем, если честно, бежать он сейчас не мог. Вернее, мог, наверное, но опасался это делать. Судя по всему, он крепко перебрал, потому что в голове стоял туман, его ощутимо покачивало из стороны в сторону, а ноги заплетались. Ну на то он и праздник, чтобы выпить – ведь так? Вот только где и с кем он пил последние несколько часов, Карл никак вспомнить не мог, как не мог он сейчас сообразить, что за гулянье в городе, но вопрос это был праздный, неважный, во всяком случае пока. Важно было лишь то, что он нашел-таки наконец трактир.
Чем ближе Карл подходил к гостеприимно открытой двери, тем сильнее был запах жареного мяса, который жадно ловил его нос. Его только несколько удивил вид канала, в который упиралась улица, потому что Карл был уверен, что в Цейре нет каналов, но и это тот вопрос, который можно смело отложить на потом. Запах мяса казался таким заманчивым, что рот Карла мгновенно наполнился слюной. Оказывается, он не только пьян, но и смертельно голоден, что скорее хорошо, чем плохо. Жирное горячее мясо, как известно, – лучшее средство от опьянения, а поскольку оставаться пьяным Карлу совсем не хотелось, то все, что ему сейчас было нужно, так это войти в трактир и сытно поесть.
Карл вошел в общий зал, осмотрелся и, найдя свободное место за столом, стоящим справа от входа, немедленно направился туда. Большинство мужчин и женщин, сидевших там, по всей видимости, составляли одну компанию, но к новому человеку они отнеслись вполне радушно, даже предложили с ними выпить, пока служанка принесет заказанное Карлом мясо и пиво. Он с благодарностью принял переданный ему стакан, так как отказываться было бы невежливо, но лишь отпил из него немного и поставил перед собой. Пить вино ему сейчас не хотелось, тем более что и вино оказалось так себе, дрянное, если честно, вино. К счастью, люди вокруг были заняты сами собой, своим весельем, своими разговорами, своими планами, они живо обсуждали, где лучше встречать Новое Серебро – в порту или на стене, – и на Карла внимания не обращали.
Так вот в чем дело! – улыбнулся он сам себе, вслушиваясь в веселую перепалку, возникшую за столом. Мы празднуем приход Серебряного Полнолуния!
Это многое объясняло. Во всяком случае, снимало вопрос о причине карнавала, однако Карлу не понравилось упоминание о порте. В Цейре не было порта и не было канала. Была река, но не судоходная, и выглядела она совсем иначе.
И что, демоны их возьми, это может означать?
Карл задумался, хотя думать было очень непросто. Мысли путались, туман, окутавший сознание, мешал сосредоточиться, а память отказывалась служить. К тому же думать мешал шум, стоявший в трактире, и ему помогало чувство голода, терзавшее желудок. Вероятно, поэтому Карл так и не смог разобраться во всей этой путанице и в конце концов бросил бесплодные попытки, решив, что даже если он спьяну что-то перепутал и сейчас находится не в Цейре, как он подумал вначале, а в каком-нибудь другом городе, то не приставать же к отдыхающим людям с глупым вопросом, как называется их город. Примут за сумасшедшего и будут правы, а название города он узнает утром. Какая, в сущности, разница, знаешь ты, как называется город, или нет?
Так даже интереснее, решил Карл, которому как раз подали большой кусок зажаренного на решетке мяса. Если я не знаю, где нахожусь, значит мне некуда идти и, следовательно, охота за юбкой, надетой на аппетитный зад, становится из развлечения насущной необходимостью, потому что иначе мне придется спать прямо на мостовой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66