Юноша вздрогнул от неожиданности и непонимающе посмотрел на Карла.
– Передайте, пожалуйста, сообщение для Даниила Филолога, что известный ему Карл Ругер из Линда желал бы с ним поговорить.

4

Князь Карла, естественно, не принял. Княгиня Клавдия тоже. Время было неурочное, да и кто он такай, Карл Ругер, чтобы сильные мира сего меняли из-за него свои планы. Чего-то в этом роде Карл, в принципе, и ожидал, но одновременно ему казалось уместным и правильным навестить резиденцию князя и напомнить, что он готов выполнить данное князю обещание и написать портрет княгини. По правде говоря, Карл был должником Семиона, поскольку не в последнюю очередь благодаря доброй воле князя уже три дня жил в Сдоме не как раб города, а как вольный художник. Впрочем, имелись у Карла и другие соображения. Князь показался ему человеком прямым и порядочным, насколько вообще может быть порядочным пусть и номинальный, но все-таки хозяин такого города, как Семь Островов. Но, с другой стороны, врагами не рождаются, ими становятся, и такую гипотезу без проверки сбрасывать со счетов не следовало. Даже то, что князь не поспешил его принять, еще ни о чем не говорило, хотя и свидетельствовало скорее в пользу князя и княгини, чем наоборот.
Погуляв с полчаса по приемным залам, где стояли и сидели группами или неторопливо прогуливались парами и в одиночку придворные, Карл передал свое послание одному из секретарей княгини и пошел прочь. Делать в замке ему было более нечего. Однако тут же выяснилось, что даже такой случайный визит, как этот, мог принести неожиданные и странные плоды. Карл выходил из дворца, а навстречу ему по лестнице поднимался высокий грузный мужчина, роскошная одежда которого – черный бархат, расшитый серебром и брильянтами, белоснежные кружева – и немалая свита указывали на его высокое положение.
Их взгляды встретились, и вельможа сбился с шага, а Карл удивленно поднял бровь.
Выходит, я не ошибся, покачал он мысленно головой, проходя мимо сенешаля Эфраима Гордеца. Уменьшительное от Эфраим не только Эфи, но и Эф.

5

– Тут приходил мальчик. – Сейчас глаза Деборы опять были голубыми. – Он принес книги…
Она выглядела озабоченной, но вряд ли ее настроение было связано с купленными Карлом книгами. Судя по тому, как она на него смотрела, Дебора пыталась понять, не угодил ли Карл в еще большие неприятности, чем те, которые случились прошедшей ночью.
– Не волнуйся, женщина, – усмехнулся Карл, снова любуясь ее губами. – День прошел благополучно. Я чувствую себя превосходно и после обеда намерен тебя все-таки нарисовать.
Он увидел, как возмущение мгновенно вытемнило ее прозрачные глаза, превратив из голубых в темно-синие, и улыбнулся.
– Один раз не вышло. Что с того? – Он пожал плечами и снова улыбнулся. – Может быть, получится на этот раз?
– Или опять вспомнишь кого-нибудь… – По-видимому, история с Карлой задела ее сильнее, чем он думал.
– Или вспомню, – согласился Карл, рассматривая ее нежную шею и подбородок. – А кстати, где тот рисунок?
Он вдруг вспомнил, как замерло острие его меча, едва не коснувшись этой стремительно краснеющей сейчас кожи.
– Я не трогаю твоих рисунков!
Гнев уже овладел Деборой, и Карл должен был признать, что ради этого стоило злить ее постоянно. Она очень хороша, его рабыня Дебора, но в гневе она прекрасна. Гнев, судя по всему, был той эмоцией, которая превращала сдержанную, даже замкнутую женщину в…
«В кого?» – спросил он себя, пока еще был в состоянии думать о чем-нибудь, кроме того как она прекрасна.
Шагнув к Деборе, он коснулся кончиками пальцев ее щеки, и огонь, бушевавший в ней, мгновенно перекинулся на него. Карл вздрогнул, но «боль», которую несло это пламя, была такой болью, ради которой совершаются самые великие подвиги и самые гнусные преступления.
– Что?.. – Голос Деборы вдруг стал хриплым. – Но…
Его пальцы скользили уже по ее горлу, подбираясь к высокому вороту темно-коричневого платья.
– Карл! – то ли хриплый стон, то ли вопль тоскующей души. – Карл, я… луковый суп… и бара…
– К демонам баранину, – сказал он, обнимая ее и привлекая к себе. – Одно из двух, женщина: я буду тебя или рисовать, или любить!
Их губы почти соприкасались, и он уже пил ее дыхание, сводившее его с ума сильнее, чем самые крепкие вина, и глаза, темно-синие глаза Деборы, были прямо перед ним, как вселенная, как ночное небо, распахнувшееся перед взором звездочета.
– Ты можешь нарисовать меня и потом, – тихо сказала она, и он почувствовал вкус ее губ.

6

– Кажется, ты что-то говорила о баранине, – задумчиво сказал Карл, поднимаясь на локте и заглядывая в глаза лежавшей рядом Деборы. – Или это был только сон?
– Считай это сном, – улыбнулась она. – Если я не сняла котел с огня, то…
– Ты сняла, – уверенно заявил Карл и тоже улыбнулся.
– Откуда ты знаешь?
– Мы бы давно услышали запах горелого мяса, – объяснил он. – И боюсь, это было бы наше мясо.
– Теперь ты хочешь есть. – В ее тоне слышалось осуждение.
– Желания, – вздохнул он, кладя левую руку ей на грудь, – что они такое? Темные рыбы в мутной воде. Никогда не знаешь, какая рыба оставила след.
– Мой господин – философ? – Ее глаза, снова ставшие серыми, смеялись, но в них уже клубился туман светлого безумия.
– Твой господин, Дебора, – убийца, – улыбнулся Карл, лаская ее живот. – Он убивает одно желание, чтобы дать жизнь другому.
– Ты захотел меня еще там, на тракте?
«На тракте? – удивился про себя Карл. – На каком тракте?» Но ветер страсти уже гасил огни разума, и туман, клубившийся в ее глазах, поглотил и его самого, и его мысли. Остались чувства, сладкий огонь, бушующий в крови, и жаркое дыхание желания, способное – пусть на миг! – осушить болота повседневности.

7

Баранина, тушенная с чесноком и сливами, луковый суп, козий сыр в оливковом масле, орехи Афары, похожие на высушенный человеческий мозг, красный изюм из Сагды и маслянисто-желтая курага из Мерва, и еще лепешки из пшеничной муки с затаром, и крепкое, густое и черное, как ночь, войянское вино, и медовые коврижки… Обед, который по времени скорее являлся поздним ужином, удался Деборе на славу. Карл ел с аппетитом, смакуя каждый кусок и каждый глоток. Он наслаждался разнообразием вкусов и запахов, среди которых встречались и весьма необычные, но едва ли не больше – живописным видом всех этих яств, который почти пробудил в нем желание написать натюрморт. Впрочем, вероятность такого исхода была крайне мала. Карл всегда был прежде всего портретистом, хотя, боги свидетели, ему приходилось писать и батальные сцены и пейзажи, но вот натюрмортов он, кажется, не писал никогда, если не считать тот единственный случай, когда он нарисовал кинжал капитана Гавриила Книжника, воткнутый в кусок запеченного на углях мяса.
Воспоминание о той давней истории, о серой бумаге, на которой он рисовал, о горячем мясе, по которому стекал растопленный жир, и о булатном, украшенном чернью клинке Книжника отвлекло его мысли от беседы, которую Карл вел с сидевшей напротив него женщиной, и он пропустил последнюю реплику Деборы.
– Что? – переспросил он и встретил удивленный взгляд ее серых глаз. Дебора была искренне удивлена. Видимо, она успела привыкнуть к тому, что Карл никогда не переспрашивает, потому что слышит все и всегда, даже тогда, когда бывает занят чем-то другим.
Карл спокойно встретил ее взгляд, пожал плечами, как бы отстраняя упреки в невнимательности, и еще раз посмотрел на Дебору. Ошибки не было. У сидевшей напротив него женщины исчезло золотое свечение волос. Сейчас она была темно-русой.
– Какого цвета у тебя волосы, Дебора? – мягко спросил он, с интересом ожидая ее ответа.
– Волосы? – удивилась Дебора.
– Да, – кивнул Карл, решивший, что серые глаза и темно-русые волосы делают Дебору еще красивее. – Волосы. Мне казалось, что они у тебя цвета зрелой пшеницы, но сейчас они русые.
– Что ты говоришь? – В ее голосе отчетливо слышался испуг. – Русые?
Она вскочила со стула и стремительно бросилась наверх, где в их комнате на стене висело маленькое, вставленное в бронзовую раму зеркало. А Карл проводил ее взглядом и вернулся к трапезе.
Деборы не было довольно долго. Карл успел съесть все, что смог вместить его пустой желудок, выкурил трубку и допивал уже третий стакан вина, когда женщина наконец вернулась к столу. Она спустилась по лестнице, и пламя свечей сразу же заиграло бликами в золоте ее волос, но в прозрачных голубых глазах Деборы, смотревших теперь на Карла, все еще жил испуг.
– Ты меня напугал, – сказала она, садясь на свой стул.
– Прости, – улыбнулся Карл. – Вероятно, мне показалось. А кстати, что ты там говорила про тракт?
Смена темы разговора Дебору, очевидно, обрадовала, и она с готовностью ответила на его вопрос.
– Там, на тракте, – робко улыбнулась она, – мне показалось, что ты смотришь на меня… с вожделением.
– На каком тракте? – Карл нахмурился, пытаясь понять, о чем она говорит.
– На Чумном тракте, – растерянно объяснила Дебора. – Я ехала в фургоне, а ты шел пешком. Ты посмотрел на меня… и улыбнулся.
– Улыбнулся, – повторил за нею Карл и вспомнил дорогу, фургон и девушку с золотыми волосами. – Да, конечно. Тракт. Да.
Он задумчиво посмотрел на пламя свечи, удивляясь тому, как мог забыть их первую встречу, которая и произошла-то – всего ничего – несколько дней назад.
– Да, – повторил он, и в этот момент кто-то постучал в дверь. Стук был негромкий, деликатный, но в то же время настойчивый.
– Кто это? – удивленно подняла брови Дебора. – Ты кого-то ждешь?
– Нет, – покачал головой Карл. – Но просто так люди в это время в дверь не стучат.
Он встал из-за стола, взял свечу и пошел открывать дверь.
На пороге его дома стоял незнакомец, в котором Карл, несмотря на скудный свет и мимолетную встречу, все-таки узнал давешнего моряка из книжной лавки.
– Прошу прощения за поздний визит, мастер, – сказал моряк низким хриплым голосом. Чувствовалось, что ему неловко беспокоить незнакомого человека в столь поздний час.
– Да, время и в самом деле для визитов неподходящее, – согласился с незнакомцем Карл. – Мы знакомы?
– Не думаю, – отрицательно покачал головой моряк. – Я капитан Нестор Григ из Во, а вы Карл Ругер – ведь так?
– Так, – согласился Карл, гадая, какая еще история начинает разворачиваться сейчас на пороге его нового дома.
– Я заходил к вам пару раз до заката, – извиняющимся тоном объяснил капитан Нестор. – Но дверь никто не открыл.
– И тогда вы решили зайти ночью, – усмехнулся Карл. – Что ж, вполне здравая мысль.
– Все дело во времени, – пожал плечами моряк. – Я не могу задерживаться в порту дольше, чем надо, чтобы выгрузить одни товары и загрузить другие.
– Какое же дело привело вас ко мне, капитан Нестор? – Человек этот начинал Карлу нравиться.
– Видите ли, мастер Карл, один человек из Флоры просил меня найти другого человека – художника, которого зовут «Карл Ругер из Линда».
Вот как! Карл был искренне удивлен. Впрочем, на дороге длиною в жизнь встречается множество людей. Почему бы кому-то из них и в самом деле не захотеть увидеться еще раз?
– Продолжайте, – предложил он капитану вслух.
– Вам знакомо имя Людо Табачника? – спросил Нестор.
– Так он еще жив?! – Карл был приятно удивлен.
– Вполне, – заверил его Нестор. – Он просил передать вам это, если, конечно, вы это вы и я вас найду.
С этими словами капитан Нестор достал из кармана куртки маленький свиток и передал его Карлу.
– Проходите, мастер Нестор, – предложил Карл, принимая послание, и посторонился, пропуская капитана в дом.
Капитан Григ вошел, поклонился Деборе и остановился в нерешительности.
– Дебора, угости капитана вином, – попросил Карл, закрывая дверь. – Знакомьтесь, капитан, это Дебора. А это капитан Григ. Садитесь, капитан.
Теперь Карл мог рассмотреть письмо. Это был пергаментный свиток с печатью из красного воска. Свиток пообтерся, да и оттиск единорога на печати был уже едва виден. По-видимому, письмо довольно долго путешествовало вместе с капитаном Григом в поисках адресата. Сорвав печать, Карл развернул пергамент и прочел короткое послание, ради которого Нестор Григ разыскивал его по всем морям:
«Здравствуй, Карл.
Если это ты, на что я надеюсь со всем трепетом души, на какой способна эта старая тварь, приезжай во Флору. Податель сего доставит тебя так быстро, как сможет, даже если ему придется выбросить за борт весь груз и половину экипажа. Приезжай! Тучи сгущаются, и нету руки, способной двинуть войска в бой. Приезжай, Карл! Заклинаю тебя старой дружбой и твоей честью!
Людо Табачник,
лейтенант».
– Давно вы в поиске, капитан? – спросил Карл, сворачивая письмо и опуская свиток в карман.
– Два года, мой лорд. – Капитан по-прежнему стоял, хотя Дебора, наливавшая ему вино, и предлагала капитану Григу сесть.
Услышав обращение гостя, она быстро вскинула на Карла взгляд, но он предпочел сделать вид, что не заметил ее удивления.
– И вы предполагали в одиночку найти бродячего художника? – продолжил свои расспросы Карл.
– Нет, мой лорд, – покачал головой моряк. – Все капитаны на службе короны – а у нас таковыми являются все – имеют при себе подобные послания его светлости.
– Но обстоятельства могли измениться, – задумчиво сказал Карл. – Все-таки два года – большой срок.
– Когда я последний раз заходил во Флору четыре месяца назад, приказ все еще оставался в силе. – Нестор с поклоном принял у Деборы стакан с вином, но смотрел только на Карла.
– Каково положение господина Табачника при дворе? – спросил Карл. Он вернулся к столу и взял с него свой стакан.
– На троне сейчас его племянник, Виктор Абак. – Капитан говорил медленно, явно с осторожностью подбирая слова. – А цезарь Виктор женат на дочери его светлости, Регине. Так что, вы понимаете…
– «Абак» означает «смелый», не так ли? – спросил Карл, не дав Нестору углубиться в рассуждения о роли родственных связей в политической игре.
– Да, мой лорд, – подтвердил капитан, с облегчением обретший твердую почву под ногами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66