Понятно, что ее пол
ожение в семье несравнимо с правами законной жены и законной подруги. Не
она, а Пешкова Ц жена. Не ей, а Будберг посвящен «Клим Самгин». Тем не менее
Липа пытается оговорить себе место. Оказывается, последней женщиной, с к
оторой A.M. простился «по-мужски», была она. «16-го мне сказали доктора, что на
чался отек легких. Я приложила ухо к его груди Ц послушать Ц правда ли? В
друг как он меня обнимет крепко-крепко, как здоровый, и поцеловал. Так мы с
ним и простились. Больше в сознание не приходил».
Многое настораживает в воспоминаниях Чертковой, не все, наверное, было т
ак. Но в то, что Горького вернуло к жизни именно впрыскивание камфары, пове
рить придется. Крючков вспоминал, что и доктора сперва думали сделать то
же. Но врач Кончаловский сказал: «В таких случаях мы больных не мучаем пон
апрасну». Он понимал, что ударная доза камфары в принципе способна оживи
ть Горького. Но только на короткое время. Зачем напрасно его мучить?
Медсестра решила иначе.
Улыбался ли он при этом и бодро шутил, как утверждает Липа, или говорил заг
робным голосом воскрешенного Елиазара, но только Горький… ожил.
Его вернули с того света. Ему «подарили» еще девять дней бытия.
Потом Екатерина Пешкова назовет это «чудом возврата к жизни»…

Трагический кордебалет

Да простит автора читатель за чрезмерные медицинские подробности, но по
сле первого укола ожившему Горькому делают второе впрыскивание. Он не ср
азу на это соглашается.
Пешкова: «Когда Липа об этом сказала, А.М. отрицательно покачал головой и п
роизнес очень твердо: «"Не надо, надо кончать"». Крючков вспоминает, что «в
прыскивания были болезненны» и что хотя Горький «не жаловался», но иногд
а просил его «отпустить», «показывал на потолок и двери, как бы желая вырв
аться из комнаты». Будберг: «Он колебался, затем сказал: "Вот здесь нас чет
веро умных, Ц поправился, Ц неглупых людей (М.И.
Будберг. Ц П.Б.

, Липа, Левин, Крючков). Давайте проголосуем: надо или не надо?"» Крючко
в и Пешкова тоже вспоминают об этом странном голосовании.
Конечно голосуют «за»!
И вдруг мизансцена меняется. Появляются новые актеры. Они ждали в гостин
ой. К воскресшему Горькому входят Сталин, Молотов и Ворошилов. Членам Пол
итбюро уже сообщили, что Горький умирает. Они спешат проститься. М.И.Будбе
рг: «Члены Политбюро, которым сообщили, что Г. умирает, войдя в комнату и ож
идая найти умирающего, были удивлены его бодрым видом».
Где-то за сценой Ц Генрих Ягода. Ягода прибыл раньше Сталина. Вождю это н
е понравилось. Олимпиада: «В столовой Сталин увидел Генриха. «А этот заче
м здесь болтается? Чтобы его здесь не было. Ты мне за все отвечаешь головой
», Ц сказал он Крючкову. Генриха он не любил».
Ягода был почти свой в доме писателя. Недаром Липа всесильного руководит
еля карательных органов, от одной фамилии которого трепетала вся страна
, называет панибратски: Генрих. Но при Сталине он тушуется. Сталин ведет се
бя в доме Горького по-хозяйски. Шуганул Генриха, припугнул Пе-пе-крю. В вос
поминаниях последнего этот момент не пропущен. «Сталин удивился, что мно
го народу: «Кто за это отвечает?» «Я отвечаю», Ц сказал П.П. «Зачем столько
народу? Вы знаете, что мы можем с вами сделать?» Ц «Знаю». Ц "Почему такое
похоронное настроение, от такого настроения здоровый может умереть!"»
А сколько, собственно, было народу? Если не брать в расчет врачей и прислуг
у, возле Горького Ц его семья. Плохая или хорошая, но это Ц его семья. Стал
ин членом этой семьи не был.
Пешкова: «Через некоторое время (после первого впрыскивания камфары. Ц
П.Б.) Ал.М. поднял голову, снова открыл глаза, причем выражение ли
ца его необычайно изменилось. Оно просветлело, стало таким, как бывало в л
учшие минуты его жизни. Он опять подолгу посмотрел на каждого и сказал: «К
ак хорошо, что всё свои, всё свои люди…»»
Это немного напоминает смерть Тургенева в Буживале близ Парижа, в окруже
нии семьи Виардо (своей семьи у Тургенева никогда не было). Тоже Ц свои. Хо
рошие, плохие, но Ц свои. Умиравший Тургенев впал в полузабытье и вдруг во
образил себя простым крестьянином. Напутствовал родственников Виардо
по-русски: «Живите мирно! Любите друг друга!» И сказал Ц последнее: "Проща
йте, мои милые, мои белесоватые!"»
Так бы вот Горькому умереть. «Прощайте, мои милые…» Да, может быть, он, как и
Егор Булычов, «не на своей улице жил». Но любил-то он многих. И его любили. Д
а, путаная была жизнь! С постоянными переездами. Но не так, как Гоголь, в кол
яске, с сундучком, а со всей семьей, с врачами. Из Сорренто Ц в Москву. Из Мо
сквы Ц в Сорренто. И еще Ц Горки. И еще Ц Крым, Тессели. Потом Сталин запер
его в СССР. «В Крыму климат не хуже». И Сорренто, чудесный городок на берег
у Неаполитанского залива, где море «смеется» под солнцем, остался вдали
навсегда.
Вспоминает писатель Илья Шкапа:
«Ц Окружили… обложили… ни взад, ни вперед! Непривычно сие!»
Это сказал Горький осенью 1935 года в кабинете дома на Малой Никитской, гото
вясь к отъезду в Крым.
Но вот он, последний час. Все-таки свои вокруг. Пешкова, мать двух его детей
. Обоих уже нет (младшая, Катя, умерла в младенчестве). Будберг. Он любил ее р
евниво. Особенно когда не жила в его доме постоянно, как в Петрограде, в кв
артире на Кронверкском проспекте, а бывала наездами. Крючков. В последне
е время он прятал от него письма и разную «лишнюю» информацию. То есть был
как раз одним из тех, кто его «окружил и обложил». И все равно свой, еще с пет
роградских времен. Липа. Тимоша. Соловей-Ракицкий. Так бы и умереть…
Зачем ему делали второй «удар» камфары? Ведь просил же не делать.
«Хозяин» едет! И свои становятся только кордебалетом.
Будберг: «В это время вошел, выходивший перед тем, П.П. Крючков и сказал: «То
лько что звонили по телефону Ц Сталин справляется, можно ли ему и Молото
ву к вам приехать?» Улыбка промелькнула на лице А.М., он ответил: «Пусть еду
т, если еще успеют».
Будберг: «Потом вошел А.Д.Сперанский со словами: «Ну вот, А.М., Сталин и Молот
ов уже выехали, а кажется, и Ворошилов с ними. Теперь уже я настаиваю на уко
ле камфары, так как без этого у вас не хватит сил для разговора с ними». Поз
вольте! Только что доктора сказали жене, что «дальнейшее вмешательство б
есполезно». Только что, посовещавшись Ц и Сперанский не мог оставаться
в стороне, Ц они согласились «не мучить больного понапрасну».
«Уже я настаиваю»…
После этого голосование, которое предложил Горький, выглядит совсем по-
другому. Не разыгрывал ли Старик трагикомедию? Не пародировал ли таким о
бразом тайные заседания ЦК с их коллективными голосованиями, выносящим
и то оправдательные, то смертные приговоры своим «товарищам»?
Старик Ц прозвище Горького среди молодых писателей. В семье его называл
и ласково-насмешливо: Дука. «Старик» Ц одна из лучших пьес Горького. В не
й хитрый и коварный старец, похожий на главного персонажа повести Достое
вского «Село Степанчиково и его обитатели» Фому Опискина, пытается обма
нуть обитателей имения. Есть образ старика и в одном из лучших рассказов
Горького двадцатых годов Ц «Отшельник», где герой проповедует всеобщу
ю любовь и жалость к людям. Вообще, образ старика, то злого, то доброго, но не
изменно знающего о людях нечто такое, чего они сами в себе не понимают, нач
иная с Луки в «На дне», сопутствовал Горькому всю жизнь. Не издевался ли Го
рький таким образом над апофеозом казенщины, в которую превращали его см
ерть? Разумеется, это лишь версия.

Дело врачей

Крючков: «Если бы не лечили, а оставили в покое, может быть, и выздоровел бы
».
Доктора виноваты?
Известно, что Сталин не любил врачей. Если Ленин не признавал врачей-«бол
ьшевиков», предпочитая швейцарских профессоров
В известном письме Горько
му из Кракова в начале ноября 1913 года Ленин пишет: «Упаси боже от врачей-то
варищей вообще, врачей-большевиков в частности! <...> Уверяю Вас, что лечитьс
я (кроме мелочных случаев) надо только у первоклассных знаменитостей. <...> З
наете, если поедете зимой, во всяком случае заезжайте к первоклассным вр
ачам в Швейцарии и Вене...».
, то Сталин вообще их не любил как факт. Bo-первых, он решительно не дов
ерял врачам, поскольку опасался быть залеченным до смерти. От простуды с
пасался народным средством: ложился под бурку и потел. Во-вторых, медики (
самая неприятная сторона профессии) каждому человеку с возрастом сообщ
ают о его здоровье все менее и менее утешительные вещи. Вот за это Сталин о
собенно их ненавидел.
Почему из докторов, которые лечили Горького, пострадали Л.Г.Левин, Д.Д.Плет
нев и А.И.Виноградов, умерший в тюрьме еще до суда (не путать с В.Н.Виноградо
вым, который в 1938 году входил в состав экспертной комиссии, помогавшей рас
праве с его коллегами, а затем стал личным врачом Сталина)? Почему не осуди
ли видного терапевта, заслуженного деятеля науки, профессора Георгия Фе
доровича Ланга, «под непрерывным и тщательным врачебным наблюдением» к
оторого пребывал якобы умерщвленный докторами писатель? Имя Г.Ф.Ланга, к
ак и затем расстрелянного Л.Г.Левина, стоит в газете «Правда» от 6 июня 1936 го
да под первым сообщением о болезни Горького. Но если профессор Ланг «неп
рерывно и тщательно», как утверждает газета «Правда», наблюдал за состоя
нием Горького, то фактически он наблюдал за тем, как Л.Г.Левин безжалостно
«убивал» писателя «неправильным лечением», в чем Левин признался на суд
е. Почему он молчал все время?
Ланг дожил до 1948 года, основал свою научную школу, в 1945-м стал академиком, нап
исал несколько трудов по кардиологии и гематологии и в 1951 году был посмер
тно удостоен Государственной премии. Конечно, это не в осуждение говорит
ся действительно крупному научному работнику.
Почему не арестовали А.Д.Сперанского, ученого-патофизиолога из Всесоюзн
ого института экспериментальной медицины (ВИЭМ)? Ему Горький особенно до
верял, он обладал среди врачей, лечивших писателя, некоторым приоритетом
. Однажды, вспоминает П.П.Крючков, вспыльчивый Сперанский чуть не избил Ле
вина за то, что тот сообщил Крючкову о новокаиновой блокаде (входивший то
гда в моду метод лечения воспалительных процессов), которую Сперанский т
айно собирался сделать Горькому, и даже выписал для этого специальные шп
рицы.
На суде новокаиновая блокада фигурировала как чудодейственное средств
о от пневмонии, которое «злоумышленники» Ц Левин, Плетнев и Виноградов
Ц не позволили применить к больному сыну Горького Максиму, тем самым, по
приказу Ягоды, будто бы ускорив его смерть.
Даже у человека, не имеющего медицинских знаний, но просто внимательного
к фактам, могут возникнуть вопросы. Ведь речь идет о том самом Сперанском
, который 20 июня 1936 года, через два дня после кончины Горького, напечатал в «П
равде» историю его болезни, где писал, что «двенадцать ночей ему пришлос
ь быть при Горьком неотлучно (курсив мой. Ц П.Б.)». Зн
ачит, он неотлучно наблюдал за тем, как его пациента безжалостно «убиваю
т» Левин и Плетнев? В том числе вводя больному чрезмерные дозы камфары.
Процитируем протокол судебного заседания.
« Вышинский. Уточните дозировку тех средств, которые применял
ись в отношении Алексея Максимовича Горького.
Левин. В отношении Алексея Максимовича установка была такая:
применять ряд средств, которые были в общем показаны, против которых не м
огло возникнуть никакого сомнения и подозрения, которые можно применят
ь для усиления сердечной деятельности. К числу таких средств относились
: камфара, кофеин, кардиозол, дигален. Эти средства для группы сердечных бо
лезней мы имеем право применять. Но в отношении его эти средства применя
лись в огромных дозировках. Так, например, он получил до 40 шприцев камфары
».
Сперанский дожил до 1961 года, в 1939-м стал академиком, в 1943-м Ц лауреатом Госуда
рственной премии.
Сегодня объективно доказана невиновность врачей, лечивших Горького. Об
этом пишет академик Е.И.Чазов, исследовавший историю болезни писателя, м
едицинские записи и заключение вскрытия. «В принципе, Ц пишет он, Ц мож
но было бы не возвращаться к вопросу о точности диагностики заболевания
А.М.Горького, учитывая, что даже при современных методах лечения, не говор
я уже о возможностях 1936 года, та патология, которая описана даже в коротком
заключении, как правило, приводит к летальному исходу».
Не будем забывать и о том, что Горький был трудным пациентом. Каждый его пр
иезд в Москву из Крыма в последние годы сопровождался пневмонией. При эт
ом он до конца жизни выкуривал по несколько десятков папирос в сутки.
Просто у Сталина был зуб на Левина и Плетнева. И первый и второй отказалис
ь подписать ложное заключение о смерти жены Сталина Надежды Аллилуевой
от аппендицита (на самом деле застрелилась).
Левин лечил родственников Сталина, маячил перед его глазами и одним этим
раздражал. Плетнев был строптивым человеком и вдобавок личным врагом ре
ктора МГУ А.Я.Вышинского, обвинителя на процессе 1938 года. Вот одни из причин
для их ареста.
Но зачем врачи так спешили со вскрытием? Боялись! Торопились убедиться в
верности диагноза, лечения.
Тем не менее загадочная фраза Крючкова («Если бы не лечили… может быть, и в
ыздоровел бы»), а также та поспешность, с которой делали вскрытие врачи, на
водит на нехитрую мысль. Да, в самом деле Ц не залечили ли Горького? Не по п
риказу Ягоды и не по желанию Сталина. Из-за чрезмерного энтузиазма. Из-за
той чудовищной нервозности, которая творилась в Горках-10 в последние дни
жизни писателя. Из-за неизбежного столкновения врачебных амбиций (17 врач
ей, и все лучшие, все «светила»). Из-за понятного страха ошибиться или «нед
олечить» государственно важного пациента, за которого голову снимут.
О страхе советских врачей перед властью пишет в своем «Московском дневн
ике» Ромен Роллан, летом 1935 года посетивший СССР и гостивший у Горького.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48