Не подозревает Лапсердак ничего, ведёт себя, как обычно. Лицо, глаза, голос…
Мужчины обмениваются рукопожатиями. Ладонь у Юры сухая, холодная. Пожатие — крепкое.
— Собственно, я за тобой, — сообщает Акулов.
— С вещами на выход?
— Без вещей, но в рабочей одежде. Ты же разбираешься в иномарках?
— Чуток.
— Моя «восьмера» в ремонте стоит, я сейчас на «БМВ» старом езжу. Глохнет, зараза! Хорошо, недалеко был, до вас смог добраться. Сам знаешь, для меня все, что под капотом — тёмный лес. Посмотришь?
— Ноу проблем, — Лапсердак растягивает брючины на манер галифе и изображает халдейский поклон. — Только переоденусь.
Акулов надеется, что переодеваться он отправится один. Напрасно: Лапсердак шлёпает Вику пониже талии и говорит:
— Помоги мне, пожалуйста. Там, в шкафу, столько всего, что мне не разобраться. Где-то ведь был старый ватник?
Они уходят в комнату, обнимаясь. У Акулова сводит зубы. Что за напасть на его сестру такая — постоянно связываться с подонками?
Обернувшись, Лапсердак говорит на ходу:
— Посиди на кухне, не стой. И не разувайся, все равно мне пол мыть.
Акулов следует совету. Только не садится, а встаёт у окна. Смотрит на улицу. Вполне возможно, что Лапсердак, за стенкой, делает то же самое. Андрей представляет себя на его месте, прочёсывает взглядом двор квадрат за квадратом. Как будто ничего не привлекает внимания. Не настораживает.
Минуты тянутся долго. Акулов то и дело поглядывает на часы. Кажется, что Юрий давно должен управиться.
В комнате что-то грохает. Природу звука не определить. То ли падение, то ли слабый удар. Слабый настолько, что в обычной ситуации Акулов бы его не расслышал. Сейчас нервы натянуты…
Пойти посмотреть?
Акулов отворачивается от окна, встаёт лицом к двери. Ну, где там хвалёная интуиция? Спряталась… Именно тогда, когда сильно нужна. Но потом, уже после событий, будет казаться: она предупреждала.
Появляется Лапсердак. Он переоделся. Чёрные джинсы, толстый свитер с закрытым горлом. На рабочую одежду не очень похоже. Держит за спиной правую руку. Лицо напряжено.
Останавливается. От Андрея его отделяет два метра.
— Ты сделал ошибку, — говорит он и выводит руку из-за спины. В ней — пистолет. Старенький, иностранный. Калибр некрупный. Похоже, у них с Гмырей одинаковые вкусы в оружии.
— Какую?
— Сначала подними лапы… Вот так, чтобы я видел. И не дёргайся, не успеешь. Хорошо! Какую ошибку? Конечно, я, может быть, и поспешил, но… Ты ведь не просто так завалился? Если бы пришёл просто так, то обязательно сделал бы замечание, что Вика открыла дверь, не спросив. Не захотели вязать меня у неё на глазах? Похвально! Но благородство всегда наказуемо!
— Что с ней?
— Лежит. Не переживай, я её не сильно ударил. Пока не сильно… Вокруг все оцеплено?
— Естественно!
— Ты проведёшь меня через кордон. Не смотри так скептически, многие выкручивались и из ситуаций похуже. Не станешь мне помогать — ей будет больно. А пока раздевайся!
— Ты не в моем вкусе.
— А я тебя трахать и не собираюсь. Мне Вички было достаточно. Красивая вывеска, но в кровати — не сахар. Особенно после ранения.
— Я думал, ты меня станешь грузить, что хотел собрать деньги на её операцию.
— Я похож на идиота? Значит, хорошо сыграл! На хрен она мне сдалась? С такими бабками, какие я заимел, любая баба — моя. На черта мне больная? Сам её лечением займёшься… Если все сейчас сделаешь правильно.
— Не боишься, что Петушков кинет?
— Во как! Ты и про него знаешь?
— Ага. Рассказал Вася Громов. Помнишь такого? Лох ты, Юра! Полный лох! Около бани Громов инсценировал свою смерть. А вы и купились…
Акулов следит за мимикой Лапсердака. Если он причастен к «повторному» убийству Громова, это должно проявиться.
Следит и одновременно себе поражается: нашёл, о чем думать! Сейчас есть проблемы намного важнее…
Лапсердак искренне удивлён. Молчит, размышляет. Но пистолет не опускает. Довольно уверенно его держит. Хотя до спецназовца, с которым Андрей делил камеру, ему далеко.
— Это ничего не меняет, — говорит он через минуту. — Жив, мёртв — мне сейчас до балды. И даже если Кольку Петушкова вы повяжете, мне хуже не станет. Все денежки давно в надёжном месте. Раздевайся!
Акулов остаётся в трусах и носках. Лапсердак удивлён:
— А где пушка? Я думал, хоть сегодня ты её прихватил.
— Знал, что стриптиз придётся показывать.
— Ладно. Толкай «браслеты» сюда. Ногой толкай, по полу…
Наручники, которые прежде висели у Акулова на ремне, меняют хозяина. Юрий рассматривает их:
— Ключ у тебя где?
— На общей связке.
— Хотя он нам без надобности. Надевай!
Бросает «браслеты» Акулову:
— Руки за спину. И покрепче защёлкивай, я проверю…
Проверяет. Не удовлетворённый увиденным, давит так, что металл глубоко впивается в кожу запястий Андрея. Комментирует:
— Тебе не привыкать, — после чего наносит удар в область почек, а потом, прихватив Андрея за волосы, подсечкой опрокидывает на пол и бьёт головой об стену.
Ухмыляется:
— Не представляешь, как давно мне хотелось!
Акулов приходит в себя. Лапсердак успокаивается так же внезапно, как и вскипел. Возможно, он просто изображал приступ ярости. Садится за стол, держит пистолет под рукой и начинает разглядывать вещи, извлечённые из карманов одежды Андрея. Когда черёд доходит до пейджера, тот подаёт сигнал о принятом сообщении. Юрий читает и говорит:
— Твои друзья беспокоятся.
Акулов молчит. С пола встать не пытается. Сидит вполоборота к противнику, контролирует его боковым зрением.
— Как ты обо мне догадался? — Лапсердак откладывает пейджер.
— Часы на памятнике Гмыре.
— Часы? — Лапсердак хмурил лоб. — Ну, часы! И что с ними?
— Время смерти. Кто его мог знать, кроме тебя?
— Анжелика могла.
— Она давно забыла про Ростика. А его брат умер вскоре после освобождения. Там, в Казахстане. Так что, кроме тебя, разыграть этот спектакль никто больше не мог.
— Фигня полная! Часы, время… Ладно, все это мелочи. Главное, что за друга я отомстил.
— Месть? Она здесь ни при чем. Обыкновенная жадность.
— Я отобрал то, что принадлежит мне по праву!
— Вор у вора дубинку украл…
Лапсердак, не вставая, бьёт Акулова ногой в спину:
— Заткнись! Оправдываться перед тобой я не собираюсь. Да и все равно тебе не понять. Как был мусором, так и подохнешь…
Опять сигналит пейджер. Лапсердак замолкает, читает. Достаёт из заднего кармана сотовый телефон:
— Сейчас свяжешься со своими. Из квартиры мы выйдем втроём. Если что — первая пуля Виктории. У подъезда должна ждать машина. Быстроходная иномарка с ментовскими номерами и спецсигналами, с полным баком горючки. И чтобы никаких фокусов с двигателем! Поедем втроём. Будет «хвост» — я тебя застрелю. Сможем нормально уехать — останетесь живы. — Юрий колеблется, потом добавляет: — Хрен с вами! Ещё и денег вам дам, на лечение. Это если вести себя будете правильно. Все понял? Звони!
— Как?
Лапсердак тихо ругается. В правую руку берет пистолет, левой перехватывает телефон так, чтобы можно было нажимать кнопочки одним пальцем:
— Говори номер.
Акулов диктует. Соединение долго не устанавливается, потом на всю кухню разносится голос ББ:
— Я вас слушаю!
— Не надо кричать, — говорит Лапсердак. — Ты понял, кто я?
— Представься.
— У меня два заложника. Мальчик и девочка. Церемониться я не буду, одного пристрелю сразу, как только что-нибудь мне не понравится. Ясна диспозиция?
— Ну и чего же ты хочешь?
— Все хотят одного.
— Дай трубку Акулову.
— Дам. Он как раз все и объяснит.
Лапсердак присаживается рядом с Андреем на корточки. Ствол пистолета утыкается Акулову в лоб. Курок старого «браунинга» взведён. Чтобы произвести выстрел, достаточно лёгкого движения пальцем. Левой рукой Юрий подносит сотовый телефон.
— Василич?
— Да, Андрюха! Как ты?
— На троечку. Он хочет машину…
Акулов пересказывает требования Лапсердака. Катышев слушает молча. Интонацией, паузами Андрей пытается дать понять, какой ответ требуется. Как только он замолкает, начальник ОУРа взрывается:
— А самолёт и чемодан с баксами он не хочет?
— Баксы у него есть.
— Скажи ему, что в РУВД нет ни одной иномарки с мигалками. Придётся в главке просить. И весь план согласовывать с ними…
Лапсердак все это слышит. На корточках пятится от Акулова, подносит трубку к своему уху. Обрывает Катышева на полуслове. Начинается торг. ББ напирает на то, что для генералов из главного управления капитан Акулов — слишком мелкая фигура, чтобы ради него идти на поводу у преступника. Машину, может быть, и дадут, но снайперы откроют огонь сразу, как только Лапсердак выйдет на улицу. Что будет при этом с Акуловым и сестрой — никого не волнует.
— Я не хочу терять парня, — говорит Катышев. — Давай сделаем так: ты поменяешь меня на девчонку.
— На фига ты мне нужен?
— Я все-таки подполковник и начальник уголовного розыска. Меня генералы так просто не спишут. И тачку дадут, и мочилово устраивать подождут. У тебя появится реальный шанс смыться…
— Нет, вы двое мне не нужны. Баба при любом раскладе останется. Что-то я сомневаюсь, что по ней станут стрелять…
— Ну-ну, сомневайся…
— В благородство играешь, начальник?
— Я же говорю, что не хочу потерять парня.
Лапсердак думает. Выражение лица меняется, словно оно пластилиновое. Обычно он не склонён к такому проявлению эмоций. Что ж, сейчас ему предстоит сделать выбор, от которого зависит его дальнейшая жизнь. Деньги или параша. Непростая альтернатива…
— Черт с тобой! — почти кричит Юрий в трубку. — Будем меняться. Девчонка останется, но я возьму тебя вместо Андрея. Годится?
— Идёт, — Катышев ни секунды не медлит с ответом. — Я иду. Открывай дверь.
— Не торопись. Не так быстро, начальник. Зайдёшь ко мне в трусах.
— Что?
— Черт с тобой, оставь штаны и ботинки. Руки в наручниках. И без фокусов! У меня много патронов, и я не промахнусь. Все понял?
— Жди.
Лапсердак поднимается с корточек. Стоит, прислонившись к стене. Прячет мобильник в задний карман. По лицу Юры стекают крупные капли. Он смахивает их ладонью. Перекладывает пистолет в левую руку, вытирает правую о джинсы. Неожиданно рявкает:
— Чего развалился?! А ну, быстро вставай!
Идут в коридор. Акулов первым — ствол «браунинга» сильно давит под лопатку. Левую руку Юрий положил Андрею на шею — дрожащие влажные пальцы касаются кадыка.
Звонок.
— Открывай! — Лапсердак тыкает пистолетом. — И помни о сестрёнке…
Акулов проворачивает головки замков. Если в квартиру ворвётся спецназ, то… Конечно, добраться до Вики Лапсердак не успеет, но несколько раз выстрелить сможет. В тесном коридоре невозможно промазать.
Катышев. Один. Голый по пояс, руки скованы впереди. Лицо кажется невозмутимым. В голосе проскальзывает ирония, маскирующая внутреннее напряжение:
— Можно войти?
Прежде чем ответить, Лапсердак долго вглядывается в полумрак за спиной подполковника. Пальцы все сильнее сдавливают горло Андрея. От ствола пистолета под лопаткой скоро проступит синяк.
— Заходи, гостем будешь. И дверь закрыть не забудь.
— Отпусти парня, как договаривались.
— Позже.
Лапсердак начинает пятиться, заставляя двигаться и Андрея. Когда расстояние до ББ увеличивается до четырех метров, останавливается.
— Думаешь, вы мне оба нужны? На хрена? Отпущу, не беспокойся! Сперва дверь закрой. Потом поговорим, и он уйдёт.
Катышев ногой толкает дверь. Она захлопывается, срабатывает один из замков.
— Ты кто?
Катышев пожимает плечами:
— Мы по телефону с тобой говорили. Забыл?
— Чем подтвердишь?
— Ксива в кармане. Достать?
— Только медленно.
Катышеву неудобно, мешают наручники. Наконец, удаётся выудить документ. Он раскрывает бордовую книжечку, держит перед собой. Лапсерадк силится прочитать, но не видит: велико расстояние.
ББ делает шаг вперёд.
— Стой!
— Стою…
— Брось её.
— Куда?
— Я поймаю.
Лапсердак выставляет левую руку из-за бока Андрея. Растопыривает пальцы. Влажная ладонь блестит в свете лампы. Пальцы дрожат. Пот, стекая по лицу Лапсердака, капает на спину Андрея.
Катышев примеривается и бросает. Опять мешают «браслеты». Из-за них движение оказывается усечённым, и книжечка, чуть-чуть не долетев до руки, шлёпается на пол.
— Черт!
Лапсердак и ББ ругаются одновременно.
— Поднять? — предлагает ББ.
— Стой! Стой, где стоишь. Отвернись к стенке… Так, чтобы я твои руки видел. Вот так и стой, подполковник…
Василич стоит. Юрий подталкивает Андрея, и они делают два шага вперёд. Удостоверение лежит обложкой вверх.
Лапсердак, сжимая горло Андрея, начинает приседать. Акулов делает то же самое. Когда представляется возможность дотянуться, Юрий снимает руку с шеи Андрея и мгновенным точным движением хватает документ. С облегчением выдыхает, когда книжечка оказывается в руке. Начинает вставать, давлением пистолета приказывая Акулову повторять его действия.
Выпрямились. «Браунинг» все так же упирается в спину. Вторая рука Юрия занята…
Сейчас он на пару секунд должен отвлечься, чтобы изучить документ. Должность и звание вписываются от руки и не всегда чётким почерком, да и к ментовским ксивам Лапсердак не привык, ему нужно время, чтоб разобраться.
У Акулова будто вторая пара глаз на затылке открылась. Каждое движение противника представляется совершенно отчётливо.
Сейчас он ещё смотрит вперёд… Переворачивает книжечку… Бросает взгляд на ББ… На свой пистолет… Снова на Катышева… Боится подвоха… Косится, пытаясь краем глаза прочитать записи в ксиве… У него не получается, он должен опустить глаза, целиком сосредоточиться на изучении документа… Можно!
Выстрелить Лапсердак не успевает.
Разворотом корпуса Андрей уходит с линии огня. Оказывается лицом к лицу с Лапсердаком, ещё не осознавшим случившегося.
Чуть отклонился.
Ударил головой.
Ударил ногой в самый низ живота.
И снова ударил головой так, как не бил ещё никогда в жизни. Из руки Лапсердака вывалился пистолет.
Вслед за ним упала и ксива.
Лапсердак рухнул беззвучно.
Это казалось слишком лёгкой победой. Казалось, что он притворяется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44