— Бывает.
— Может, нам поставить сигнализацию? Тебе, как сотруднику, должны быть положены льготы.
— М-м-м… Я узнаю. Но, по-моему, нет. Только тем, кто работает в охране, — поняв, что почитать не удастся, он сложил газету.
И только теперь обратил внимание на число. Издание вышло месяц назад. А он и не заметил, когда просматривал передовицу и новостные заметки. Казалось даже, что интересно.
— Ты во сколько пришёл?
— Около трех, — перед тем как ответить, Андрей зачем-то посмотрел на часы.
— Тебе Маша звонила два раза. Последний раз — где-то в двенадцать. Я сказала, что ты на работе.
— Да? — Андрей пожал плечами.
Он не мог понять, почему Мария так поступила. Чем попусту названивать, могла бы сбросить сообщение на пейджер. Или она думает, что он от неё прячется? Так вроде не давал поводов. А теперь и мать подозревает его в чем-то предосудительном. Последнее время она всецело занимала сторону девушки и не один раз намекала, что он уделяет слишком много времени работе, забывая о личной жизни. Причём не просто забывая — такое регулярно случалось и раньше, а обижая невниманием достойного человека. Андрей бы не удивился, узнав, что мать начала втихаря готовиться к свадьбе.
— Ты вчера ездила к Вике?
— Конечно.
— Я не смог выбраться. Как там?
— Юра все устроил очень хорошо. Но на восстановление потребуется ещё много денег.
— Сколько?
— Пока непонятно. Может быть, несколько тысяч. Долларов.
Андрей опустил голову. Подцепил на вилку последний кусок. Медленно прожевал. Настроение, и без того не самое радужное, испортилось окончательно. До ранения Вика зарабатывала неплохо, но все её деньги ушли на подарок к его дню рождения — вскладчину с мамой и Машей она презентовала Андрею «восьмёрку», на которой он сейчас ездил, — и на лечение, У мамы, занимавшейся журналистикой, тоже бывали высокие гонорары, но сколько-нибудь значимых накоплений она не имела, все рассасывалось на текущие надобности. О нем, как о добытчике, и говорить нечего.
«Придётся продавать тачку», — решил Андрей.
Говорить это вслух он не стал. Допил кофе, поднялся. Мельком взглянул на часы: обещанные помдежу сорок минут истекали, а он все ещё дома.
— Надо бежать. Ты же будешь, наверное, Вике звонить? Скажи, что я постараюсь вечером заскочить.
— Не буду ничего говорить. Если сможешь — позвонишь сам. А то она будет ждать, а ты опять где-то застрянешь…
* * *
Валет выполнял поручение Акулова.
Со стороны это могло выглядеть привлекательно.
Поздней ночью кавалькада иномарок пронеслась по шоссе, за полчаса одолев пятьдесят километров, отделявших город от пригородного посёлка, где располагалась база отдыха. За рулём не было трезвых, среди пассажиров далеко не все знали друг друга. Но всем было весело. Пенилось пиво, плескалась в пластмассовых стаканчиках водка, визжали девчонки, вытягивался в приоткрытые окна дым анаши. Сабантуй родился случайно, компания подобралась по спортивному признаку — все когда-то воспитывались у одних и тех же тренеров, выступали на одних и тех же соревнованиях. Было о чем поговорить. Вспоминали былое, хвастались, по мере потребления спиртного, настоящим. Развязывались языки даже у тех, кто привык тщательно следить за базаром. Казалось, что вокруг только свои, без подстав. И сказывался «эффект железнодорожного попутчика»: пошалили, потрепались, отрезвели и разбежались по своим делам. Назавтра никто не упрекнёт за неловкое слово, не пристыдит тем, что наклюкался и жаловался на жизнь. Все казалось естественным, радостным, лёгким.
Посреди этого праздника только Валет чувствовал себя напряжённым. Внешне это не проявлялось, он скалился и гоготал вместе со всеми, вёл тачку и хватал за ляжки какую-то бабу на соседнем сиденье, травил анекдоты и прикладывался к любимому тёмному пиву, но на душе у него было невесело.
К пяти утра все интересное кончилось. Попили, пожрали, попарились в баньке, повалялись в снегу, постреляли из ракетниц и пистолетов. Многие уже заперлись в номерах, кто в одиночку, кто с женщиной. Валета ничто не брало, ни алкоголь, ни наркотики. Конечно, доза «герыча» или «коки» его бы свалила, но он тяжёлой наркоты избегал, а «травка» в сочетании со спиртным не могла снять его внутреннее напряжение. Бабы тоже не волновали: увлёкся, вроде, одной — да бросил, потащил в спальню другую — та заупрямилась, а он поленился настаивать. Так и ходил со стаканом, как неприкаянный. С кем-то пил, с кем-то общался.
Попёрся в сортир, чтоб отлить, и неожиданно для себя проторчал там тридцать минут — смотрел в зеркало и думал о своей жизни. Жалко стало себя, померк внешний блеск, захотелось чего-то серьёзного.
Стоял, упёршись лбом в стекло, пока совсем не опротивело.
Вышел в зал — а там уж и нет никого. Только баба с задранной юбкой дрыхнет на кресле, да один боец, из незнакомых, уткнулся мордой в салат.
Валет решил подышать свежим воздухом. На звезды посмотреть, пофилософствовать.
В коридоре было темно.
Там-то и услышал он этот разговор.
Всего несколько фраз.
Но каких!
Вжался в стену, чтоб не заметили. Дышать перестал. Навострил уши.
Говорили тихо, не все слова долетали. Но смысл был ясен.
Поговорили и разошлись. Хлопнула дверь — кто-то вышел на улицу. Двое протопали в зал. Валет рассмотрел лица: приблудные. Из тех, кто присоединился к компании в последний момент. Кажется, даже машины у них своей не было. Прикинул, у кого навести о них справки.
Подумал о Волгине. С ним Валета связывали давние отношения, Акулов был новичком.
Сообщать ему или нет?
Ничего не решив, заперся в своём номере. Рассудил, что утро вечера мудрёнее, и бухнулся спать.
Но сон долго не шёл. Валет ворочался с боку на бок, измял всю постель, несколько раз хватался за сигареты.
А потом ему приснились кошмары.
* * *
Заходить в дежурную часть Акулов не стал. Остановился в коридоре перед большим окном, так, чтобы Кулебякин из камеры не мог его видеть, и дождался, пока обратит внимание Купченко. Положив телефонную трубку, прапорщик вышел и плотно закрыл за собой дверь. Протянул для пожатия руку:
— Жаль, что пришлось тебя разбудить.
— Ничего страшного, была бы польза.
— Есть что-нибудь закурить? У меня за смену все «расстреляли».
Акулов угостил папиросами. Сам тоже взял. Поднёс зажигалку. Купченко кивнул в знак благодарности. Спросил:
— Ты знаешь Майданника?
— Это фамилия или?..
В прежние времена «майданщиками» называли воров, орудующих на железнодорожных вокзалах.
— Понятно. Из нынешних его мало кто помнит. Он тоже в дежурке работал, пока не спился. Лет десять назад. А потом совсем плохо стало. Бандиты кинули на квартиру, хулиганы отметелили так, что едва живой остался… Ночью его патруль подобрал — дрых где-то на улице, чуть не замёрз. Не первый раз! Я его в камеру положил, больше-то девать некуда. Сыну его позвонил — тот отказался забрать… И Кулебякина твоего в эту камеру посадил. Он к Майданнику и пристал: позвони, дескать, одному человеку, когда тебя выпустят. Передай, что меня замели.
— Майданник ещё здесь?
— Ждёт.
— Давай.
Бывший дежурный дремал на скамейке у паспортного стола. Услышав шаги, встрепенулся, встал, и расправил пальто. Грязный, заросший, опухший. Зубов почти не осталось, на щеке — ссадина, под глазом — старый «синяк». Неожиданно Акулов его вспомнил. Фамилия ничего не говорила, но лицо всплыло в памяти. Действительно, работал когда-то. И Майданник Андрея узнал. Протянул трясущуюся руку:
— Здоров! Я тебя помню! Ты только начинал, когда меня вышвырнули.
Улыбка Майданника была жалкой. Пожимая его корявую ладонь, Андрей почувствовал какую-то неловкость за своё здоровье и относительное благополучие. За то, что сам он пахнет туалетной водой.
— А говорили, что ты сидишь.
— Убежал.
Оставалось поражаться осведомлённости полубомжа. Впрочем, ничего удивительного, в отделении Майданник был частым гостем.
Прапорщик кашлянул:
— Ну, я вас оставлю, не буду мешать. Разговаривайте…
Ушёл. Майданник сел на скамейку, Акулов остался стоять.
— Кирилл просил позвонить своему брату, Ивану. Сказать, что его посадили, но он не раскололся, все взял на себя.
— Какой телефон?
Майданник продиктовал. Андрей записал цифры в блокнот. Адрес был неизвестен, как не было до сих пор известным и то, что у задержанного имеется какой-то брательник. Папаша-алкоголик о нем не обмолвился; может быть, не родной?
— Что-нибудь ещё он говорил?
— Ничего интересного. Да мне и не с руки было спрашивать.
— Понимаю, — Акулов повторил цифры. — Все правильно?
— Да. Это в пригороде где-то, в Сосновке. У меня там когда-то баба жила.
— Спасибо, — просто так уйти было неудобно. Андрей помедлил, думая, как поступить, и экс-дежурный сам пришёл ему на помощь:
— Червончиком не богат?
В бумажнике Андрея были только пятьдесят рублей одной купюрой и талоны на бензин. Майданник сдачи не даст…
Акулов протянул ему полтинник.
— О! Благодарствую, — банкнота исчезла в кармане пальто. — А может?.. Я быстро сгоняю, а?
Намёк был понят. Акулов отрицательно покачал головой:
— Как-нибудь в другой раз.
Потоптался, не зная, что можно пожелать опустившемуся человеку, пожал руку и пошёл, не оглядываясь.
* * *
Ждать до десяти или одиннадцати часов, когда в отделение должна была приехать Тростинкина, Акулов не стал. Пускай сама разбирается с Кулебякиным, если надо — местные ребята помогут. А он появится позже, с информацией об Иване.
Был соблазн заехать домой и подремать часок в своей кровати, но он подумал, что наверняка не услышит будильник, и повернул к РУВД.
Сонный милиционер открыл ворота. Двор управления был почти пуст, и Акулов выбрал удобное место для своей «восьмёрки». Большое начальство регулярно запрещало сотрудникам парковать здесь личный автотранспорт, расчерчивало на асфальте прямоугольники с номерами машин, составляло какие-то списки. Покойный Иван Тимофеевич Сиволапов отдавал этому делу много сил. После его гибели активность по данному направлению сошла на нет, но снова возобновилось, как только появился Кашпировский. Наверное, это было первое, чем он занялся, приняв должность. Акулов ни в каких автомобильных списках не значился и спрашивать разрешения на парковку не собирался. Во-первых, это казалось ему просто глупым. Во-вторых, немалую часть двора занимали иномарки, принадлежащие неизвестно кому, уж точно — не работникам управления, и несколько передвижных торговых лотков с рекламой мороженого, пельменей и чебуреков. Как-то раз опера из 13-го отделения просили одну такую тележку, чтобы замаскироваться для наблюдения за точкой наркоторговцев, но Кашпировский им показал дулю и сказал, что торговое оборудование хранится в РУВД исключительно для того, чтобы его не разворовали на улице. Как и роскошные автомашины, самая дешёвая из которых стоила тысяч тридцать зелёными. Такая вот своеобразная профилактика преступлений.
Стоило войти в кабинет, как прозвонил телефон. Андрей решил, что это — Маша, но в трубке прозвучал незнакомый женский голос.
— Простите, Андрея Витальевича можно услышать?
— Это я.
— Вас беспокоит жена… — девушка назвала фамилию, которую Андрей не сразу вспомнил. — Скажите… Вы Сашу арестовали, да?
Казалось, что вопрос задаётся с надеждой.
— Нет. А почему вы так решили?
— Он пропал. Я нашла вашу визитную карточку. Он оставил её, когда приходил позавчера.
— Простите, а… на работе?
— Я разговаривала с Ларисой Валерьевной. Она мне, по-моему, врёт. Говорит, что приехала вчера вечером, а Саши нет.. А перед этим говорила, что он ушёл в магазин. Зачем она мне врала? — девушка всхлипнула.
Акулов не очень-то понял, кто с кем сколько раз перезванивался, но не стал уточнять. Сказал:
— Подождите, — и снял трубку внутреннего телефона.
— Дежурный.
— Коля, посмотри, пожалуйста, у нас нигде не задерживался такой Александр…
— Нигде, — сообщил дежурный через минуту и прервал связь.
— Я все слышала, — сказала девушка голосом, в котором угасла надежда. — А вы… Вы меня не обманываете?
— Не обманываю.
Акулову хотелось сказать, что ещё прошло слишком мало времени для того, чтобы волноваться всерьёз. Мало ли, какие обстоятельства у человека? Один его знакомый, в прошлом мент, ушёл из дома за хлебом и вернулся только через неделю. Жена всех на уши поставила, а он, оказывается, возле булочной встретил друзей, которые собрались на рыбалку, выпил с ними и упросил взять с собой. Из алкогольного коматоза вышел только на острове, глядя, как удаляется за горизонт катер. Средств мобильной связи в ту пору не существовало, и пришлось ждать, пока катер не вернётся за ними — через семь дней, как и было условлено.
Хотелось сказать, но язык не повернулся. Он как-то сразу понял, проникся тем, что с администратором ФОК случилась беда. Вот только её сейчас и не хватало…
— Когда вы Сашу последний раз видели?
— Видела позавчера. Он вечером забегал буквально на пару минут, принёс нам продукты. А вчера мы разговаривали по телефону. Он сам позвонил, часов в пять. Сказал, что обязательно придёт. Я попросила его купить лекарство для ребёнка — самой-то мне из дома не выйти. Понимаете? Он обязательно должен был придти! Я уже все больницы обзвонила, «скорую помощь»… А Лариса Валерьевна врёт. Я уже просто не знаю, кому можно верить!
Акулов решал, что следует предпринять. Всего три варианта: несчастный случай, убийство, добровольное исчезновение. Два последних запросто могут быть связаны с убийством Громова. Как ни крути, а надо заниматься самому и с моральной точки зрения, и с профессиональной.
Вот только в сутках всего двадцать четыре часа…
— Напомните ваш адрес.
— Зачем?
— Я к вам заеду, поговорим поподробнее.
— Приезжайте…
Положив трубку, он заметил, что держит папиросу. И когда успел закурить?
Вышел в коридор, запер дверь. Чертыхнулся и повернул ключ в обратную сторону.
Сел за стол, щёлкнул выключателем лампы. В пепельнице дымились крошки табака. Пока доставал из ящика блокнот, давил их пальцем. Обжёгся, подул. Взялся за телефон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44