Только теперь все заметили, что он сильно нетрезв.
— Да ты пьян! — вскричал Кашпировский.
Эксперт улыбался, как кот на солнцепёке.
Начальник оглянулся на постовых, топтавшихся возле «УАЗа». Сержанты отворачивались, чтобы не засмеяться.
Кашпировский схватил эксперта за шкирку и поволок к машине. Пьяный лейтенант весил килограммов на тридцать меньше, чем дородный подполковник. Активного сопротивления он не оказывал, только хихикал и подгибал ноги, так что тыловику пришлось изрядно вспотеть, прежде чем он запихнул шутника в «стакан» «козелка».
— А вы чего сиднем стояли? — переведя дыхание, накинулся подполковник на постовых.
— Он же офицер…
— Он пьяная скотина, а не офицер. Сегодня же уволю! Везите его в отделение, пусть подержат, пока я не приеду. Сам оттащу этого алкоголика на экспертизу…
Подойдя к прокурору, Кашпировский пожаловался:
— Нет, вы только видели? И когда успел нализаться? Я же сам развод проводил, все были трезвые.
Воробьёву захотелось спросить, как мог Кашпировский, в течение без малого часа инструктируя личный состав, не запомнить эксперта. Вертелись на языке и другие вопросы: неужели сразу было не видно, что Супченко пьян? Как можно было принять его за представителя главка, если лейтенант похож на кого угодно: вечного студента, компьютерщика, наркомана, но только не на мента?
Воробьёв промолчал.
Кашпировский достал сигареты. Видимо, он курил достаточно редко и после второй затяжки раскашлялся. Отдышавшись, вкрадчиво улыбнулся:
— Все как-то не вяжется с этим осмотром. То ваши набедокурят, то наши расшалятся. Больно смотреть, как низко упал профессиональный и моральный уровень сотрудников за последние годы. Может, Василь Данилыч, сами поглядим? Все равно эксперта нового ждать…
Воробьёв не считал, что тыловик может адресовать к нему какие-то претензии по поводу ночного скандала, но опять промолчал. Кашпировский, при полной своей бестолковости в качестве милиционера, был все-таки человеком полезным: обещал отремонтировать, неофициальным порядком, прокурорскую автомашину. Воробьёв и сам мог бы запросто найти спонсора, но боялся запятнать руки в преддверии повышения.
Они пошли «глядеть». Что хотели рассмотреть — и сами не знали. Шли неторопливо, с серьёзными лицами, обшаривая взглядами землю. Подвернись серьёзная улика — они бы её не заметили.
Но подвернулась ксива Сазонова.
Из-под снега выглядывал только один уголок темно-бордовой книжечки. Кругом росли кусты, валялся мусор. В двух метрах правее было сильно натоптано, там ночью собирали автоматные гильзы. Соответственно, ещё правее, метрах в пяти-шести, должны были располагаться стрелки. К тому месту и направлялись начальники, но одновременно остановились, прищурились и наклонились, чуть не ударившись лбами.
Худощавый Воробьёв оказался проворнее раскормленного тыловика.
— Ну-ка, ну-ка, ну-ка… Ага!
Фамилия Шурика ничего Воробьёву не говорила, но лицо на фотокарточке показалось знакомым.
— Оперуполномоченный криминальной милиции, — прочитал прокурор с деланным удивлением. — Интересно… Похоже, ваш Супченко не один квасил.
Объяснение, пришедшее в голову Воробьёва, являлось наиболее правдоподобным: пьяный опер ночью выезжал на происшествие и, лазая по кустам, обронил свой мандат. Может, он был и не пьяный, а просто карман куртки прохудился, или имелась ещё какая-то безобидная причина потери, но Воробьёв моментально себя убедил, что имело место вульгарная пьянка. Во-первых, Супченко тому подтверждение. Во-вторых, представить дело таким образом значительно выгодней. РУВД скандал ни к чему, так что можно будет с Кашпировским поторговаться. Глядишь, кроме ремонта машины ещё что-то обломится.
— Разрешите-ка… — тыловик протянул руку к находке, однако прокурор этого якобы не заметил, повернулся к подполковнику спиной и позвал Риту:
— Тростинкина! Занеси в протокол…
Маргарита усмехнулась, рассмотрев удостоверение.
Она много слышала о безалаберности Сазонова, укрепилась в этом мнении, несколько раз столкнувшись с ним по работе, но понятия не имела о его высокопоставленных родственниках.
— Да, Василий Данилыч, сейчас нарисую.
Удостоверение исчезло в кармане её пуховика.
Воробьёв посмотрел на Кашпировского:
— Два ноль в нашу пользу.
— Сейчас внесём ясность, — подполковник достал телефон.
Как и прокурор, он подумал о пьянке. Сазонов не являлся его непосредственным подчинённым, и случись конфуз в другой день, Кашпировский не стал бы с ним разбираться. Но сегодня он являлся ответственным от руководства и вполне мог получить по шапке от начальника главка, который за утраченные ксивы спрашивал очень строго. Гораздо строже, чем за нераскрытые преступления, невыплаченную зарплату или, не дай Бог, гибель сотрудников.
— Сейчас внесём полную ясность в этот вопрос, — медленно повторил он, дозваниваясь до Катышева.
Одновременно подполковник думал о том, как будет торговаться с прокурором, чтобы тот отменил распоряжение оформить находку и согласился разойтись полюбовно: «Бензин? Сто литров хватит? Или дать триста?»
— Алло! Анатолий Василич? Кашпировский приветствует! Нет, не экстрасенс… — лицо подполковника снова немного надулось: традиционная шутка ББ сейчас показалась особенно неуместной, прямо-таки оскорбительной из-за присутствия посторонних. — Сазонов — твой боец? Работает? Ах, только что видел? Прекрасно! Проверь-ка у него ксиву. Что? Сегодня утром проверял? У всего ОУРа проверял? Говоришь, было в наличии? Проверь ещё раз, прямо сейчас. Я тебя очень прошу. Да, есть основания подозревать…
Возникла техническая пауза, пока ББ вызывал Шурика. Потом брови Кашпировского поползли вверх:
— При себе? Прямо перед тобой лежит? Не может этого быть!
* * *
Над местом ДТП кружилась стая ворон.
«Фольксваген» успел проскочить, удар фургона приняла на себя старая «волга». Андреич не смог ни отвернуть, ни затормозить — ушатанная «двадцатьчетверка» слушалась команд с большим запозданием.
«Газель» столкнула машину в кювет и заглохла.
За рулём фургона дрых пьяный водила. Пожилой, заскорузлый, с туповатым лицом. Злости не было его колошматить. Андреич ограничился двумя оплеухами и опустил руку.
Больше всех в аварии пострадал спортсмен-охранник. Выбравшись из машины, стоял, нервно икая, и растирал по лицу кровь, Андреич, разобравшись с водителем, осмотрел охранника: ничего страшного. Ушибленно-рваные раны виска и правой кисти, раскрошились два гнилых зуба.
— Все равно их надо было выдирать, — сказал Андреич, обрабатывая повреждения йодом.
Охранник попытался что-то ответить и замычал от боли: оказалось, он сильно прикусил язык.
— Видишь, мудила, что ты наделал? — вздохнул Андреич, оборачиваясь к виновнику ДТП. — Твоя машина?
— Не-а…
— Значит, хозяин заплатит. Будем ГАИ вызывать.
— А мне все по х… — ответил водитель, заваливаясь на правый бок и закрывая глаза. Голова, облачённая в засаленный «петушок», касалась колёса «газели».
Николай нервно расхохотался:
— Чисто русская заказуха! Киллер-лапотник, бля…
Андреич спустился к «волге»:
— А ничего она! Если вытащить — своим ходом пойдёт.
— Сильно помялась? — Калмычному с шоссе было не оценить масштаб повреждений.
— Починим. Новую-то все равно никто не купит. — Андреич покосился на директора.
Калмычный, произведя в уме какие-то расчёты, без особой уверенности пообещал:
— К весне две машины возьмём по бартеру. Одна вам отойдёт.
Андреич выбрался на дорогу:
— Надо что-то решать. Когда самолёт?
— Через двадцать минут.
— Значит, поступим так. Ты, — начальник охраны кивнул подчинённому, — останешься ГАИ дожидаться. Какая разница, кто был за рулём? Тем более, что этот козёл, даже когда проспится, ничего вспомнить не сможет. Потом договоришься с каким-нибудь грузовиком, чтобы вытащили. Деньги есть?
Парень отрицательно покачал головой.
— Держи! — Андреич достал «пятисотку». — Этого хватит. А мы едем встречать… Иван Иваныч, телефончиком не разрешите воспользоваться? Вызовем дорожный патруль…
Над местом дорожно-транспортного происшествия продолжали кружиться птицы.
* * *
— На меня напали.
— Кто?
— Неизвестные.
— В масках?
— Может, и в масках. Темно было. Не видно.
Акулов видел справку эксперта. Удостоверение Шурика, найденное во дворе физкультурно-оздоровительного комплекса, было признано подлинным. То, которое он предъявил Катышеву — поддельным. Фальшивка была изготовлена довольно грубо и не выдерживала мало-мальски внимательного исследования. Сазонова задержали на трое суток по подозрению в убийстве Громова. Узнав, где работают его родители, Воробьёв схватился за голову, но не стал ничего переигрывать. Как бы то ни было, но от «триста двадцать седьмой» Шурику не отвертеться, полный состав преступления налицо, так что чистеньким он не останется, даже если окажется непричастным к расстрелу около комплекса. Несмотря на свою антипатию, Акулов сочувствовал Рите. Какое бы развитие ни получила ситуация, ей, Тростинкиной, как и Сазонову, были гарантированы неприятности. Шурику — официальные, согласно нормам УК. Маргарите — подковерные, когда улыбаются, прежде чем укусить, и не признают условных приговоров.
— В подъезде меня отоварили. Я даже сделать ничего не успел! Шарахнули по голове, с одного удара отключили.
— Покажи.
Сазонов наклонил голову, показал место:
— Вот здесь.
Акулор пощупал: шишка была. Определить её давность он не мог. Одно понятно: удар был достаточно сильным.
— В «травму» возили?
— Возили, Ритка выписала направление.
— Хорошо. Дальше.
— Очухался уже на улице. Не знаю, сам как-то выбрался, или вынесли меня из подъезда. Лопатник на месте, часы… Ничего не пропало! Кроме этой чёртовой ксивы. Я её дома хватился.
Сазонов замолчал, играя пачкой сигарет. Улыбаться перестал. Избегал смотреть на Акулова. Определить, о чем он думал, было нельзя. Только гадать. Скорее всего, Шурик прикидывал, насколько можно быть откровенным с Акуловым.
Андрей не понукал. Разминал папиросу, прислушивался к своим ощущениям. Его Шурик всегда, мягко говоря, раздражал. Сейчас это сильно мешало. Врёт или нет? Скорее, второе. В любом случае, трудно поверить, что Сазонов завалил Громова. Все, что угодно, любая другая статья, но только не «мокрое». Акулов видел слишком много убийц, чтобы в это поверить. И по работе, и пока сидел в тюрьме. Шурик отличался от любого из них. Может, он и запорол бы кого-то ножом в пьяной драке, но засада с автоматом, совершенно точно, не его уровень.
— Сначала подумал, что где-то выронил. Вокруг дома все обыскал — нету. Потом вспомнил, что не мог никак выронить. Ксива в закрытом кармане лежала, на «молнии». Стал думать, чо делать.
— Самый простой выход в голову не пришёл?
— Какой? Застрелиться? — Сазонов грустно усмехнулся. — Кто бы мне поверил, расскажи я по-честному? Знаешь ведь, какая у меня репутация. Василич первый и предложил бы писать рапорт на увольнение. Короче, не пошёл я сдаваться. Откуда я знал, что ксива так быстро выплывет? Думал, похожу немного с липовой, а потом, когда случай подвернётся — погоня там какая-нибудь, задержание, — объявлю, что её потерял. В таких ведь ситуациях не сильно наказывают, да? Не увольняют?
— Да. Обычно не увольняют.
— Вот видишь, расчёт был верный! Просто не повезло… Есть у меня один чел, который ксивы мастырит. Поехал к нему, хорошо, дома была фотка с погонами, не пришлось ночью метаться, китель искать. Вот и все…
— Что за «чел»?
— Не, этого я никому не скажу, — Сазонов замотал головой. — Пусть лучше сажают!
— Так уже, считай, посадили.
— Все равно не скажу. На фига? Парень мне доброе сделал, помог, а я его заложу? Да ни в жисть! Ничего, посижу чуток — поумнею. Мамка вытащит, не даст пропасть. Адвокат уже приходил. Знаешь, кто?
— Ну?
— Трубоукладчиков Вениамин Яковлевич. Он такие вопросы свободно решает.
— Тьфу, бля!
До чего тесен мир! Трубоукладчиков был дорогостоящим специалистом, обслуживающим интересы лидеров криминального мира. Он защищал несколько человек, которых Акулов и Волгин отправили за решётку. Андрей не мог не признать: в большинстве случаев Вениамин Яковлевич свои гонорары отрабатывает сполна. Два месяца назад адвокат сам попал в серьёзный переплёт, который вполне мог ему стоить жизни, но как-то выкрутился без особых потерь.
Что ж, Шурик прав. С такими родителями и с таким адвокатом он в камере не засидится. Разве что доблестное УСБ что-нибудь накопает — но Акулов не верил в этих кристальных борцов с коррупцией. По его мнению, они были способны изобличить разве что таракана на своём письменном столе, или присосаться к чужой разработке и снискать лавры, первыми прогнувшись перед начальником главка. На их счёту было множество случаев стрельбы ракетами по воробьям — но практически ни одного попадания в серьёзную движущуюся мишень.
— Значит, не расскажешь про своего мастера?
— Какой мне резон?
— А совесть?
— Я и так тебе много сказал. У Ритки в протоколе и половины этого нет.
Помолчали. Потом Шурик спросил:
— Ты ведь сидел в тюрьме?
— Два года.
— Ну и как там, в ментовской камере?
— Хорошего мало.
— Жить-то можно?
— Будь человеком, следи за словами и не подставляй свою задницу.
— А что, можно — чужую?
— Твою запросто могут подставить.
Шурик обдумал услышанное. Было видно, что как бы он ни храбрился, ни уповал на помощь маменьки и адвоката, страх его гложет.
— Кто ж знал, что так получится, — наконец вздохнул он. — Случайность. Думаешь, это был обычный грабёж?
— Не похоже.
— Вот и я о том говорю. Меня ждали. Знали, что я мент, и специально пасли. Знаешь, как мне кажется? Тот, кто меня отоварил — он и Громова завалил. Верняк, отвечаю! Только одно непонятно: они потеряли ксиву или специально подбросили?
* * *
Самолёт приземлился без опоздания.
Два автобуса довольно быстро доставили пассажиров в зал прибытия.
Степанский вышел первым.
Даже в толпе прозевать его было нельзя.
Загорелый, рослый, с заокеанской улыбкой уверенного в себе человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44