Вернулись домой, можно сказать, ни с чем. Жрецы, неохотно подтвердив, что боги отказываются отвечать, пустились в пространные объяснения. Мол, боги решили, что люди должны меньше зависеть от указаний свыше и больше полагаться на себя. Когда делегаты начали выражать несогласие, служители богов велели стражникам попросту выгнать их из храма.
Насколько Малледу было известно, в то время некоторые даже призывали разрушить святилище в Давренародже, что являлось совершенной глупостью уже хотя бы потому, что там никогда не было никаких оракулов. Другие предлагали отправиться маршем на Зейдабар, в чем было, конечно, больше смысла, но Зейдабар находился от них не в одной сотне миль, и, кроме того, оттуда уже начали поступать сообщения о бунтах, тотчас подавленных Императорской Гвардией.
Одним словом, все эти протесты ни к чему не привели. Страшных напастей, несмотря на молчание оракулов, не произошло, и триады покатились обычной чередой. Империя выстояла с помощью солдат и магических сил, которыми по-прежнему обладали жрецы.
В народе, однако, прошел слух, что теперь, когда боги замолчали, лучшие дни Империи Домдар остались в прошлом.
Императрица Беретрис взошла на престол в ту пору, когда большинство присутствующих ещё не родились, — во всяком случае, задолго до рождения отца Малледа, Хмара. Домдар правил миром на памяти многих поколений, и никто, естественно, не помнил тех времен, когда власть богов была неоспорима, а Сотня Лун блуждала в небе по своим запутанным и сложным путям. Кругом царил мир, царил дольше, чем мог припомнить любой из ныне живущих.
Да, люди не привыкли к переменам. Им даже страшно подумать, что не только жрецы, но и они сами могут обучиться новой магии.
Но ведь это же безумно интересно и совсем не опасно! Любопытно, что испытывает человек, летая, как птица?
Покачав головой, Маллед отхлебнул эля.
У него не было желания идти за тысячи миль на восток, в горы Говия, чтобы обучиться магии. Он надеялся благополучно прожить до конца своих дней здесь, в Грозеродже. Уже сейчас он незаменимый партнер отца в кузнице, а когда Хмар постареет и отойдет от дел, он будет единственным кузнецом в деревне. Женится на Анве, если сумеет уговорить её и её родителей. Если же с Анвой ничего не получится, возьмет в жены какую-нибудь красивую девушку из местных, построит дом по другую сторону кузницы и станет растить дюжину детишек. Раз в год будет совершать паломничество в Бьекдау, чтобы выразить свое почтение Дремегеру — богу-заступнику тех, кто работает с металлом. Может быть, в один прекрасный день он выберется и в Зейдабар взглянуть на Императрицу, а ещё когда-нибудь ему посчастливится наблюдать восшествие на престол и коронацию одного из троих её детей.
Когда в трактир заглянула Анва, Гремаян в очередной раз втолковывал слушателям, что не знает, как действует новая магия. Маллед залпом осушил кружку и поспешил к девушке.
Увидев его, она заулыбалась, но молвила коротко:
— Я ищу отца.
Маллед молча указал на Драгена и его дружков — в присутствии Анвы он терял дар речи.
Прошло не меньше часа, прежде чем им удалось вывести Драгена из трактира. Анва поддерживала его с одной стороны, Маллед с другой. Когда их руки соприкоснулись за спиной Драгена, Маллед вздрогнул — в него словно вонзили иглу. У девушки была маленькая нежная ручка, и Маллед, в этот миг забыв о пьяненьком Драгене, захотел сжать её крепче. Но, увы, сделать это не было никакой возможности.
Пока они доставляли Драгена домой, стало темнеть, а ливень превратился в настоящий потоп. И Маллед, и Анва промокли до костей. Мать девушки, бросив мгновенный взгляд на парня, предложила ему задержаться, чтобы немного обсохнуть.
Маллед пришел в восторг. Они сидели рядышком возле очага, положив Драгена в угол рядом с трубой. Волосы Анвы висели слипшимися сосульками, но и такая она казалась Малледу прекрасной. Он в упоении созерцал линию её подбородка и капельку воды, свисавшую с кончика носа.
Анва повернулась и, поймав его взгляд, зарумянилась от смущения. Однако в первый раз за все время их знакомства никто из них не отвернулся.
* * *
Через десять дней состоялась помолвка, и Маллед забыл о всякой магии, кроме той, которой одаряют боги юных возлюбленных. Он сидел в трактире рядом с Анвой, обнимая её за плечи, и все его приятели с воодушевлением восприняли радостную новость.
— И пусть Баранмель спляшет на твоей свадьбе, — вопил Оннел. Их ссора давным-давно была забыта.
Все собравшиеся хором произнесли традиционное благословение.
Маллед улыбнулся и крепче обнял Анву, но, как ни странно, его занимал вопрос, придет ли Баранмель — бог веселья и празднеств — и в самом деле плясать на его свадьбу. Это почиталось знаком особой милости богов и обещало счастливую судьбу. Почему бы и нет? Разве Маллед не избранник небожителей? Разве не об этом говорилось в послании Долкаута?
Хотя не исключено, что теперь, когда оракулы более не слышат богов, Баранмель перестанет посещать свадебные пиры простых смертных.
"Да какое имеет значение, улыбнется ему Баранмель или другие боги?” — подумал Маллед.
Пока Анва с ним, он будет счастлив.
Глава четвертая
Безымянный трактир Бардетты, в котором весело отмечали праздник со своими друзьями Маллед и Анва, стоял на центральной площади Грозероджа фасадом на юг. Сама, с позволения сказать, площадь являла собою открытое пространство весьма неопределенной формы, окруженное дюжиной расположенных поодаль друг от друга домов и лавок.
Между строениями пролегали довольно широкие делянки зелени. От центра деревни расходились три аллеи: две зигзагами вели к мастерским и усадьбам земледельцев, а третья шла мимо кладбища к кузнице и протекающей неподалеку быстрой речке.
Кроме того, площадь пересекала настоящая большая дорога; она тянулась полсотни миль по холмистой местности от речного порта Бьекдау на севере до стоящего на возвышении города Зелдау на юго-западе. Зелдау, заложенный тысячу лет назад как пограничная крепость, превратился теперь в крупный центр. Между Бьекдау и Зелдау дорога проходила через поселения Грозеродж, Давренародж и Уамор. Обитатели Бьекдау называли дорогу Зелдавской, а жители Зелдау соответственно Бьекдавской. Те же, кто жил в промежуточных поселениях, величали её просто: “Дорога”.
Бьекдау стоял на южном берегу реки Врен, за Нижними порогами, служившими границей судоходной зоны. Со времен правления Суогана Третьего не смолкали разговоры о необходимости сооружения шлюзов и канала в обход порогов. Но торговому люду Бьекдау, опасавшемуся потери прибылей, до сих пор удавалось сдерживать начало строительства. В общем, споры о том, нужен или не нужен канал, велись в течение трех веков.
За Бьекдау, или, вернее, за рекой, холмистый ландшафт сменялся плоской, простирающейся на сотни миль равниной. Ее тучные земли кормили войска Домдара с самого основания Империи.
Почти в двухстах милях к востоку от Нижних порогов равнину пересекала широкая и неглубокая долина полноводной реки Гребигуаты. Столетия, в течение которых Домдар демонстрировал свою силу и влияние на морях, а боги ещё не требовали захвата земель, Гребигуата служила восточной границей Империи.
За рекой равнина тянулась ещё на несколько сотен миль и лишь затем почти незаметно начинала переходить в холмистые предгорья хребта Говия. Эта территория была покорена войсками Домдара под водительством Гогрора Второго в результате безудержного наступления на плохо организованные туземные племена, вытесненные дальше на восток.
Но если равнинные земли подпали под власть Империи всего за несколько лет, то на покорение народов, обитавших в горах Говия, не хватило и столетия. Горы оказались преградой, которой Домдару прежде встречать не приходилось. Отдельные очаги сопротивления сохранялись в изолированных долинах ещё много поколений после того, как Домдар прорвался через перевалы на равнинные земли, лежащие за хребтом.
Поговаривали, будто сопротивление не обошлось без черной магии. Рассказы о чем-то непонятном, именуемом “нечто” и обитающем в горах или под ними, не умолкали по сей день.
За хребтом лежали древние плодородные земли Матуа и Греи. На их завоевание ушло примерно два десятка лет. На северных просторах Шибира Империя сопротивления не встретила, и их осталось просто поглотить.
Однако на юге кочевники Олнами под руководством клана Назакри более полутора столетий вели партизанскую войну против Домдара. Кровь лилась до 788 года милости богов. В тот славный год военачальник и Богоизбранный Заступник Руамель, взяв в плен главу клана Базари Назакри и его шестерых сыновей, вынудил противника капитулировать.
Базари Назакри дал торжественную клятву, что никогда более ни он, ни его сыновья, ни внуки не поднимут оружия против Империи Домдар. Клятва для олнамцев священна, и всякое организованное сопротивление прекратилось. Пустыня превратилась в провинцию Олнамия, а клан Назакри исчез из истории Домдара.
Но Назакри не исчезли из мира под Сотней Лун, сохранились они и в памяти своего народа.
Базари Назакри в 791 году был отравлен кланом Чизари, объявившим его предателем. Сыновья отомстили за отца, двое из них поплатились за это жизнью. Чизари не приносили клятвы и под защитой Домдара не находились. К 802 году этот клан прекратил свое существование, но и семейство Назакри во время бойни пострадало настолько, что почти исчезло из поля зрения олнамцев.
Четверо уцелевших сыновей Базари прожили отпущенный им срок — хотя для самого младшего, Азанли, срок этот оказался недолгим. Боги наслали на него лихорадку, и он скончался весной 809 года. Оставшиеся сыновья растили собственных сыновей, посвящая их в историю Олнами, родословную клана и рассказывая о клятве Базари.
Те, в свою очередь, воспитывали своих детей — внуков сыновей Базари.
Случилось так, что уже в следующем за этим поколении Назакри почувствовали себя свободными от клятвы, но к тому времени остальные олнамцы утратили всякий интерес к борьбе с Империей. Кочевые племена разбрелись по земле, полностью сменив образ жизни. Большинство олнамцев предпочитали жить в городах-крепостях Империи, презрев традиционные шатры. Домдар господствовал над всем континентом от полуострова Форстен на дальнем западе до Грейского побережья на востоке. Под управлением Зейдабара все земли процветали, наслаждаясь мирной жизнью. Оракулы, следуя воле богов, учили императоров проявлять мудрость и щедрость.
Одни представители клана Назакри впали в отчаяние, другие, махнув на все рукой, продолжали жить своей жизнью, и лишь небольшая горстка, верная многовековой ненависти, постоянно изыскивала любую возможность отомстить за поражение Базари и разрушение древнего государства Олнами.
Одного из непримиримых звали Ребири Назакри.
Из шести сыновей Базари старший не успел произвести потомства до своей гибели. Второй сумел наплодить только дочерей. Зато у третьего, по имени Дейри, оказалось четверо сыновей. Старшего из них, рожденного в 798 году, звали Шаони.
Ребири смог проследить свою генеалогию по линии старших сыновей до девятого колена, то есть вплоть до Шаони Назакри. И пришел к выводу, что он, Ребири, является законным главой клана Назакри и, следовательно, военачальником всего Олнами. Значит, думал Ребири, по своему положению он должен быть облачен в самые дорогие шелка и вкушать утонченные яства с золотых подносов в роскошном шатре.
Но в тот вечер, когда Маллед, сын кузнеца, возвестил о своей помолвке, Ребири Назакри сидел сгорбившись в пещере у крошечного костра на одном из холмов восточного предгорья хребта Говия. Одетый в штаны из козьей шкуры и потертый шерстяной плащ, глава клана прислушивался к урчанию в пустом желудке.
Обратив взор к выходу из пещеры, он на своем родном языке послал весьма изощренное проклятие в адрес богов Домдара, которые довели его до такого состояния, а заодно и в адрес богов Олнами, допустивших подобное безобразие.
Его предки покинули пустыню более ста лет назад. Под влиянием слухов о сверхъестественных силах, сопротивлявшихся в этих краях Домдару, они пришли в горы в надежде найти новое оружие для сокрушения Империи. В горах Говия им довелось увидеть немало странного, но силы, способной справиться с богами Домдара, обнаружить так и не удалось. И Ребири не оставалось ничего иного, как грозить богам кулаками и выкрикивать проклятия.
Иногда ему казалось, будто кто-то или что-то вслушивается в его вопли. Но как только он умолкал, ответом было лишь глухое безмолвие.
У входа в пещеру возникла какая-то тень, полностью загородив остатки дневного света. Ребири прищурился, глядя сквозь дым костра.
— Отец? — спросил мальчишеский голос на олнамском языке.
— Алдасси? — Ребири узнал своего первенца. — Подойди, я хочу увидеть тебя. Что ты принес?
Он невольно уловил аромат их будущего ужина.
— Утку, отец. Я поймал утку!
— Великолепно! — улыбнулся Ребири. — Тащи её сюда!
Мальчик вручил жирную птицу отцу, а он, не теряя ни секунды, принялся её умело ощипывать.
— У меня и несколько морковок есть, — объявил сын, опустившись на колени рядом с отцом. — Заработал на базаре в Долия Кориен, выполнил несколько поручений.
— Хорошо, хорошо, — кивнул Ребири, сосредоточенно ощипывая утку. — О чем толкуют на базаре? Не преставилась ли случаем Беретрис? Не разразилась ли война за наследство?
Он вопрошал саркастическим тоном, однако Алдасси, знавший о настроениях отца, понимал, что Ребири надеется именно на это. В истории Домдара ни разу не произошел конфликт из-за престола, но сейчас, когда оракулы перестали объявлять Императорской семье волю богов, возможно все. И так считало большинство населения Империи. У Беретрис были два сына-близнеца и старшая дочь, которая, по слухам, не считала свой пол серьезным препятствием для осуществления её права быть наследницей матери. Вероятность появления разногласий была очевидна как никогда.
Правда, не ясно, какую пользу из спора о наследстве может извлечь Назакри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70