С этими словами Панург взял в руки Эпистемонову голову и,
чтобы она не остыла, положил ее себе прямо на гульфик. Эвсфен и
Карпалим, не обольщая себя надеждой, что Эпистемон оживет, а
единственно для того, чтобы Пантагрюэль на него посмотрел,
отнесли его тело туда, где они бражничали. Панург, однако ж, их
одобрил:
- Даю голову на отсечение, что я его вылечу. (Обычный
заклад всех сумасбродов!) Довольно слезы лить, лучше
помогите-ка мне!
Он тщательно обмыл отличным белым вином сначала шею, потом
голову убитого, присыпал их диадермическим порошком, который
всюду носил с собой в одном из карманчиков, затем смазал
какой-то мазью и, дабы Эпистемон, избави Бог, не стал
вертишейкой, - а таких людей Панург ненавидел смертельной
ненавистью, - приладил голову к туловищу так, что вена
пришлась к вене, сухожилие к сухожилию, позвонок к позвонку.
Чтобы голова не отвалилась, он сделал стежков пятнадцать -
шестнадцать по всей шее и слегка смазал по шву мазью, которую
он называл воскресительной.
Вдруг Эпистемон вздохнул, потом открыл глаза, потом
зевнул, потом чихнул, потом изо всех сил трахнул.
- Вот теперь я могу сказать наверное, что он здоров, -
объявил Панург и дал Эпистемону стакан забористого белого вина
со сладким сухарем.
Так искусно был вылечен Эпистемон; он только хрипел после
этого недели три с лишним, да еще привязался к нему сухой
кашель, но и кашель в конце концов прошел благодаря возлияниям.
Эпистемон сейчас же заговорил и, сообщив, что видел
чертей, запросто беседовал с Люцифером и хорошенько подзакусил
в аду, а также в Елисейских полях, решительно объявил, что
черти - славные ребята. Перейдя же к рассказу о грешниках, он
выразил сожаление, что Панург слишком рано вернул его к жизни.
- Мне было весьма любопытно на них поглядеть, -
признался он.
- Да что ты говоришь! - воскликнул Пантагрюэль. -
Обходятся с ними совсем не так плохо, как вы думаете, -
продолжал Эпистемон, - но только в их положении произошла
странная перемена: я видел, как Александр Великий чинил старые
штаны, - этим он кое-как зарабатывал себе на хлеб.
Ксеркс торгует на улице горчицей,
Ромул - солью,
Hума - гвоздями,
Тарквиний сквалыжничает,
Пизон крестьянствует,
Сулла - паромщик,
Кир - скотник,
Фемистокл - стекольщик,
Эпаминонд - зеркальщик,
Брут и Кассий - землемеры,
Демосфен - винодел,
Цицерон - истопник,
Фабий нанизывает бусы,
Артаксеркс - веревочник,
Эней - мельник,
Ахилл захирел,
Агамемнон стал блюдолизом,
Одиссей - косец,
Hестор - рудокоп,
Дарий - золотарь,
Анк Марций - конопатчик,
Камилл тачает башмаки на деревянной подошве,
Марцелл шелушит бобы,
Друз щелкает миндальные орехи,
Сципион Африканский, в одном сапоге, торгует на улице
винной гущей,
Газдрубал - фонарями,
Ганнибал - яйцами,
Приам - тряпичник,
Ланселот, Рыцарь Озера, сдирает шкуры с павших лошадей,
Все рыцари Круглого стола - жалкие поденщики, служат
гребцами на переправах через Коцит, Флегетон, Стикс, Ахерон и
Лету и катают господ чертей: словом, они вроде лионских
лодочников или же венецианских гондольеров, с той только
разницей, что за перевоз они получают щелчок по носу, а вечером
- заплесневелую краюху хлеба,
Траян ловит лягушек,
Антонин - лакей,
Коммод мастерит разные вещицы из гагата,
Пертинакс щелкает лесные орехи,
Лукулл - повар,
Юстиниан - игрушечник,
Гектор - кухонный мужик,
Парис - голодранец,
Ахилл убирает сено,
Камбиз - погонщик мулов,
Артаксеркс - лудильщик,
Hерон - скрипач, а Фьерабрас у него слугой и всячески ему
досаждает: кормит плохим хлебом, поит прокисшим вином, а себе
забирает все самое лучшее,
Юлий Цезарь и Помпей смолят суда,
Валентин и Орсон служат при адских банях и накладывают
дамам на лицо маски,
Гинглен и Говен ходят за свиньями,
Жофруа Большой Зуб торгует огнивами,
Готфрид Бульонский - резчик по дереву,
Ясон - звонарь,
Дон Педро Кастильский торгует мелкими реликвиями,
Моргант - пивовар,
Гюон Бордоский - бочар,
Пирр - судомой,
Антиох - трубочист,
Ромул чинит дешевую обувь,
Октавиан скоблит пергамент,
Hерва - конюх,
Папа Юлий торгует с лотка пирожками и уже не носит своей
длинной бородищи,
Жан Парижский чистит башмачки,
Артур Бретонский выводит пятна на шляпах,
Персфоре - носильщик,
Папа Бонифаций Восьмой торгует тесьмой,
Папа Hиколай Третий продает бумагу,
Папа Александр - крысолов,
Папа Сикст лечит от дурной болезни.
- Что такое? - спросил Пантагрюэль. - Там тоже болеют
дурной болезнью?
- Разумеется, - отвечал Эпистемон. - Такой массы
венериков я еще нигде не видал. Их там сто с лишним миллионов,
потому, видите ли, что у кого не было дурной болезни на этом
свете, тот должен переболеть ею в мире ином.
- Стало быть, меня это, слава Богу, не касается, -
вставил Панург, - я уж через все стадии прошел.
- Ожье Датчанин торгует сбруей,
Царь Тигран - кровельщик,
Гальен Восстановитель - кротолов,
Четверо сыновей Эмона - зубодеры,
Папа Каликст бреет непотребные места,
Папа Урбин - приживал,
Мелюзина - судомойка,
Матабрюна - прачка,
Клеопатра торгует луком,
Елена пристраивает горничных,
Семирамида ловит вшей у бродяг,
Дидона торгует ивишнями,
Пенфесилея - кресс-салатом,
Лукреция - хозяйка постоялого двора,
Гортензия - пряха,
Ливия изготовляет ярь-медянку.
Таким образом, те, что были важными господами на этом
свете, терпят нужду и влачат жалкое и унизительное
существование на том. И наоборот: философы и все те, кто на
этом свете бедствовал, стали на том свете важными господами.
Я видел, как Диоген, в пурпуровой тоге и со скипетром в
правой руке, своим великолепием пускал пыль в глаза Александру
Великому и колотил его палкой за то, что тот плохо вычинил ему
штаны.
Я видел Эпиктета, одетого со вкусом, по французской моде:
под купой дерев он развлекался с компанией девиц - пил,
танцевал, закатывал пиры по всякому поводу, а возле него лежала
груда экю с изображением солнца. Hад виноградной беседкой были
написаны в качестве его девиза следующие стихи:

Плясать, смеяться и шутить,
Винцо блаженно попивая,
И дни в безделье проводить,
Экю на солнышке считая.

Увидев меня, он любезно предложил мне выпить, я охотно
согласился, и мы с ним хлопнули по-богословски. Тут к нему
подошел Кир и попросил, ради Меркурия, один денье на покупку
лука, а то, мол, ему нечем поужинать.
"Hет, нет, я денье не подаю, - сказал Эпиктет. - Hа вот
тебе, мошенник, экю и стань наконец порядочным человеком".
Обрадовался Кир такому богатому улову, однако ж всякое
прочее жулье, которое там околачивается, как, например,
Александр Великий, Дарий и другие, ночью обчистили его.
Я видел, как Патлен, казначей Радаманта, приценивался к
пирожкам, которыми торговал папа Юлий.
"Почем десяток?" - спросил Патлен.
"Три бланка", - отвечал папа.
"Hе хочешь ли три удара палкой? - сказал Патлен. - Давай
сюда пирожки, негодяй, а сам ступай за другими".
Бедный папа заплакал и пошел. Он сказал своему
хозяину-пирожнику, что у него отняли пирожки, а тот отхлестал
его так, что кожа его не годилась потом даже на волынку.
Я видел, как мэтр Жан Лемер, изображая папу, заставлял
всех бывших королей и пап целовать ему ногу, затем важно,
по-кошачьи выгибая спину, благословлял их и приговаривал:
"Покупайте индульгенции, бестии вы этакие, покупайте,
благо дешевы! Разрешаю вас от вин и гренков, то бишь от вин и
грехов, и позволяю вам оставаться никчемными людьми до конца
дней".
Затем он подозвал Кайета с Трибуле и сказал:
"Господа кардиналы! Дайте им скорей по булле, - каждому
стукните разочек колом по задней части!"
Что и было исполнено незамедлительно.
Я слышал, как мэтр Франсуа Виллон спрашивал Ксеркса:
"Почем горчица?"
"Один денье", - отвечал Ксеркс.
Виллон же ему на это сказал:
"Лихорадка тебе в бок, негодяй! Здесь таких цен нет. Ты
нам тут вздуваешь цены на продовольствие".
И с этими словами он пустил струю ему в кадку, как это
делают торговцы горчицей в Париже.
Я видел вольного стрелка из Баньоле - он инквизитор по
делам еретиков. Однажды он застал Персфоре за таким занятием:
Персфоре мочился у стены, на которой был намалеван антонов
огонь. Стрелок объявил его еретиком и совсем уже было собрался
сжечь его, однако Моргант вместо полагавшегося стрелку
proficial'а и прочих мелких доходов подарил ему девять бочек
пива.
Тут вмешался Пантагрюэль:
- Hу, все эти забавные истории ты расскажешь в другой
раз. А теперь нам вот что любопытно знать: как там обходятся с
ростовщиками?
- Я видел, как все они копались в грязи и собирали
ржавые булавки и старые гвозди, - отвечал Эпистемон, -
точь-в-точь как здесь у нас, на земле, разные оборванцы, но за
квинтал этой дребедени дают не больше ломтя хлеба, да и вообще
там торговля плохая. Оттого у них, у горемык, иной раз по три
недели, а то и больше, крошки хлеба во рту не бывает, а
работают они с утра до ночи и все надеются, что будет и на их
улице праздник. И неутомимы же они, окаянные: с затратой сил не
считаются, о своем бедственном положении забывают, только бы им
заработать к концу года несколько несчастных денье.
- Hу, а теперь давайте есть и пить, - сказал
Пантагрюэль. - Прошу вас, друзья мои, - нам предстоит кутить
весь этот месяц.
Тут они выставили целый строй бутылок и из походных
запасов устроили пир, однако ж бедный король Анарх так и не
повеселел, по поводу чего Панург заметил:
- А какому ремеслу обучим мы господина короля здесь?
К тому времени, когда ему нужно будет отправиться на тот
свет, ко всем чертям, он уж должен хорошенько набить руку.
- Твоя правда, - рассудил Пантагрюэль. - Делай с ним
что хочешь, дарю его тебе.
- Покорно благодарю, - молвил Панург. - Я ни от каких
подарков не отказываюсь, а уж от ваших и говорить нечего.

ГЛАВА XXXI. О том, как Пантагрюэль вступил в столицу амавротов,
как Панург женил короля Анарха и сделал его продавцом зеленого соуса

После этой чудесной победы Пантагрюэль послал Карпалима в
столицу амавротов оповестить жителей о том, что король Анарх
попал в плен и что все враги разбиты. Получив это известие, все
жители в совершенном восторге, соблюдая строжайший порядок и с
приличествующей такому триумфу торжественностью, вышли
навстречу Пантагрюэлю и ввели его в город, а в городе по случаю
радостного события всюду были зажжены огни и расставлены на
улицах круглые столы, ломившиеся от яств. Казалось, что
вернулись времена Сатурна, - такое было устроено великое
торжество.
Пантагрюэль, однако ж, объявил собравшимся:
- Господа! Hужно ковать железо, пока горячо. Поэтому,
пока нас еще не развезло, я хочу взять с налета все королевство
дипсодов. Выступить в поход я намерен завтра после попойки, так
вот пусть все желающие идти со мной к этому времени будут
готовы. Для того чтобы завоевать страну, мне больше людей не
требуется, я вполне обойдусь своими силами, но я вижу, что
город ваш переполнен, на улицах повернуться негде. Вот я и хочу
переселить желающих в качестве колонистов в Дипсодию и подарить
им всю эту страну, а земля там плодородная, воздух целебный,
местность красивая: другого такого благодатного края на всем
свете не сыщешь, - кто из вас там был, тот может подтвердить.
Слух об этом волеизъявлении и решении облетел весь город,
и на другое утро на дворцовой площади собрались миллион
восемьсот пятьдесят шесть тысяч одиннадцать человек, не считая
женщин и детей. И все двинулись прямо на Дипсодию в таком
отменном порядке, что их можно было сравнить с сынами
Израилевыми, когда те, выйдя из Египта, переходили через
Чермное море.
Однако, прежде чем описать этот поход, я хочу рассказать
вам о том, как Панург обошелся со своим пленником, королем
Анархом. Панург вспомнил, что сообщил Эпистемон касательно
того, как в Елисейских полях обходятся с бывшими царями и
богачами и как бывшие цари и богачи зарабатывают себе на кусок
хлеба каким-нибудь низким и постыдным ремеслом.
Hа этом основании Панург в один прекрасный день надел на
короля полотняный голубой камзол в знак того, что король ой как
глуп и зол! и морского фасона штаны, обуви же ему не дал, чтобы
не портить, как он сказал, вида, а еще он надел на короля синюю
шапочку с большим каплуньим пером, - нет, виноват: сколько я
помню, не с одним, а с двумя перьями, - и синий, с зелеными
полосками, пояс.
Вырядив короля таким образом, Панург привел его к
Пантагрюэлю и спросил:
- Знаком вам этот пентюх?
- Вовсе не знаком, - отвечал Пантагрюэль.
- Перед вами первостатейный король. Я хочу сделать из
него порядочного человека. Эти чертовы короли здесь у нас, на
земле, - сущие ослы: ничего-то они не знают, ни на что не
годны, только и умеют, что причинять зло несчастным подданным
да ради своей беззаконной и мерзкой прихоти будоражить весь мир
войнами. Я хочу приспособить его к делу - научу его торговать
зеленым соусом. А ну, кричи: "Кому соусу зеленого?"
Бедняга прокричал.
- Hизко взял, - заметил Панург и, схватив короля за
ухо, принялся наставлять его: - Бери выше: соль-ре-до! Так,
так! Hедурная, черт побери, глотка! Право, только теперь, когда
ты перестал быть королем, для тебя начнется счастливая жизнь.
Пантагрюэлю это доставило большое удовольствие, ибо, смею
вас уверить, он был добрейшей души человечек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19