https://wodolei.ru/catalog/podvesnye_unitazy_s_installyaciey/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— А что значит слишком много денег:
Лицо Теодора Ливермана скривилось в кисловатой гримасе:
— Миллион долларов. Это нормально, я ничего против не имею. Но она хочет их наличными, а мои адвокаты считают, что сейчас не время превращать то, что я имею, в наличность.
Дженел, усмехнувшись, сказала:
— Черт побери, у вас двадцать миллионов. В чем же дело?
И здесь Ливерман впервые за время их встречи искренне оживился.
— Вы не понимаете? Да почти никто не понимает. Верно, у меня состояние, что-то около шестнадцати, может, восемнадцати миллионов, но с наличностью дела не очень блестящи. Да, я владею недвижимостью, акциями и корпорациями, но мне постоянно нужны деньги для реинвестирования. Так что у меня очень мало ликвидности. Хотел бы я иметь такую же возможность тратить деньги, как Доран. И знаете, Лос-Анджелес — это очень дорогое для жизни место.
Дженел поняла, что имеет дело с известным из литературы типом человека, скупым миллионером, с Гобсеком. И поскольку он не отличался остроумием, не был наделен особым обаянием, не был магнетическим типом мужчины, короче, так как у него не было никаких особо привлекательных черт, кроме скромности, да еще он имел деньги, с которыми с легкостью не расстанется, — он сам ясно дал это понять своей собеседнице, — то она поспешила распроститься с ним сразу же после следующего стаканчика. Когда позднее, вечером вернулся Доран, то он очень рассердился.
— Проклятье, он мог бы стать для нас чековой книжкой на питание, — сказал ей Доран.
Именно тогда она решила уйти от него.
На следующий день она подыскала себе маленькую квартирку в Голливуде, недалеко от квартала Парамаунт, и сама, на свой страх и риск, сумела получить очень мелкую роль в одном кинофильме. После того, как она закончила сниматься для этого фильма, что заняло всего несколько дней, ее одолела тоска по дому, она очень захотела увидеть свое дитя и родом Теннеси и поехала туда на две недели. Но на больший срок покинуть Джонсон Сити она не могла.
Она все время думала о том, чтобы забрать при возвращении в Голливуд своего сына, но это было невозможно, и она вновь оставила его у своего бывшего мужа. Уезжая, она чувствовала себя очень тоскливо, но была полна решимости сначала заработать денег и сделать хоть какую-то карьеру, прежде чем завести свой настоящий домашний очаг.
Ее бывший муж все еще явно находился во власти ее обаяния. На этот раз она выглядела еще лучше, чем раньше, в ее облике исчезла наивность и появились черты искушенного в жизни человека. Общаясь с ним, она вела себя совершенно свободно, но затем резко отталкивала его, когда он пытался вести себя с ней, как со своей женой. Это повергло его в странное настроение. Она была осмотрительна в отношении его. Она по-настоящему любила его прежде, но он обманул ее с другой женщиной, когда она ожидала ребенка. Он отказывался пробовать ее молоко, которым она кормила своего ребенка, а она этого хотела.
— Минутку, — сказал Мерлин, — дай мне его сейчас.
— Что? — сказала Дженел. Она криво усмехнулась.
Мерлин ждал.
— О, у меня было много молока, когда я кормила. Оно мне очень нравилось, я хотела, чтобы дитя пило и пило. Я уже говорила тебе как-то об этом.
Когда она подала на развод, то отказалась от алиментов, из чистого презрения.
Вернувшись в свою квартиру в Голливуде, в телефонном автоответчике она нашла два адресованных ей сообщения. Одно от Дорана, а другое от Теодора Ливермана.
Сначала она позвонила Дорану и сразу напала на него. Он выказал удивление, что она вернулась в Джонсон Сити, но не задал ей ни одного вопроса относительно их общих друзей. Как обычно, он был слишком поглощен теми делами, которые он считал для себя важными.
— Послушай, — сказал он. — Этот Тед Ливерман и в самом деле только о тебе и думает. Я не шучу. Он безумно влюбился, даже не взирая на то, что ты оставила его в дураках. Если ты будешь правильно вести игру, то сможешь выйти замуж за двадцать миллионов долларов. Он все время пытался выйти на тебя, и я дал ему твой телефон. Позвони ему и ты сможешь стать королевой.
— Он женат, — сказала Дженел.
— Через месяц будет оформлен развод, — сказал До-ран. — Я все выяснил о нем. Он очень честный и прямой малый. Достаточно ему будет провести с тобой ночь, и ты навеки получишь его с его миллионами. — Все это придумал Доран и игру хотел вести правильно он сам.
— Ты отвратителен, — сказала Дженел.
Доран в этот раз был сама любезность.
— Слада моя, вперед. Мы, конечно, расходимся во мнениях. И, кроме того, ты оставила меня в таких дураках, как никто и никогда в моей жизни. Это было обставлено лучше, чем могла бы придумать самая сообразительная из тех, голливудских. Но мне не хватает тебя. Поверь мне, я понимаю, почему ты упрямишься. Но это не значит, что мы не можем оставаться друзьями. Я пытаюсь помочь тебе, тебе нужно расти. Дай этому парню шанс. Это все, о чем я прошу.
— Хорошо, я позвоню ему, — сказала Дженел.
Ее никогда не волновал вопрос денег в том смысле, что она хотела разбогатеть. Но сейчас она подумала о том, что можно сделать с их помощью. Она смогла бы привезти к себе сына, чтобы он жил у нее, и завести прислугу, которая бы заботилась о нем, пока она работает. Она смогла бы учиться у лучших драматургов. Постепенно она полюбила игру. И теперь знала, чего же она хочет в жизни.
Об этой своей увлеченностью игрой, страстном стремлении стать киноактрисой она даже не говорила Дорану, потому что он и так это чувствовал. В библиотеке она брала бесчисленное множество пьес и книг по драматургии и прямо проглатывала их. Она поступила в небольшую театральную группу, руководитель которой был о себе столь высокого мнения, что это очень забавляло ее и даже очаровывало. Когда он сказал ей, что она — одна из талантливейших, прирожденная актриса, и мало таких видел он за всю свою жизнь, то она прямо-таки влюбилась в него и, в конце концов, стала жить с ним.
Лишенный обаяния, скупой, богатый Теодор Ливерман владел золотым ключиком от столь многих дверей, что она позвонила ему. И договорилась с ним встретиться в тот же вечер, чтобы поужинать вместе.
Дженел нашла Ливермана весьма милым, спокойным и скромным и взяла инициативу в свои руки. В конце концов, она побудила его рассказать о себе. Но услышала не много. У него было две сестры-двойняшки, на несколько лет младше его, и обе они погибли в авиационной катастрофе. Эта трагедия вызвала у него нервное потрясение. А теперь его жена желает получить развод, миллион долларов наличными и часть его состояния. Постепенно его жизнь стала эмоционально ущербной. Отрочество его прошло в материальном достатке, но все вместе сделало его слабым и ранимым. Единственное, на что он стал пригоден, — это делать деньги. У него был план финансирования проекта Дорана, план чрезвычайно надежный. Но должно было созреть время, ведь те, кто дает инвестиции, ведут себя, как рыбы, и ему, Ливерману, придется бросать в воду затравку, приманку, делать как бы заливку насоса, чтобы он заработал, — пускать в дело наличные.
Так продолжалось каждый вечер две или три недели, и он все это время был так мил и робок, что Дженел это, в конце концов, надоело. Правда, после каждого свидания он присылал ей цветы. Он купил ей брошку от Тиффани, зажигалку от Гуччи и старинное золотое кольцо от Роберто. Он был до безумия влюблен в нее Она пыталась уложить его с собой в постель и была поражена тем, что он стал упираться. Так что ей ничего не оставалось, кроме как демонстрировать свою готовность. В конце концов, он предложил ей поехать с ним в Нью-Йорк и Пуэрто-Рико. Ему нужно было ехать туда по делам своей фирмы. Она поняла, что по каким-то соображениям он не может быть с ней близок здесь в Лос-Анджелесе. Вероятно из чувства вины перед женой. Некоторые так себя ведут. Они могут быть неверны только в том случае, когда находятся за тысячу миль от своих жен. Первое время, во всяком случае. Она посчитала это развлекательным и интересным.
Они остановились в Нью-Йорке, и он взял ее с собой на деловые встречи. Она видела, как он ведет деловые переговоры о правах на экранизацию нового романа и на сценарий, написанный знаменитым писателем. Он показал себя хитрым, умным, спокойным, и она увидела, что в этом была его сила. В эту ночь они, наконец, были вместе в их номере в Плаза, и она ближе узнала его.
Он был почти полностью неспособен в качестве мужчины. Сначала она рассердилась, считая виноватой себя, но потом дела пошли лучше. В этом отношении он был самым неспособным из всех, кого она знала. Она была рада возвращению в Лос-Анджелес. Когда он привез ее в ее квартиру, он сделал ей предложение стать его женой. Она ответила, что подумает. Выходить замуж за него, об этом она не собиралась и думать, пока Доран не набросился на нее, пытаясь убедить сделать это, используй все свое красноречие и не стесняясь в выражениях.
— Подумаешь? Ах, ты подумаешь? Да есть ли у тебя голова на плечах? — сказал он. — Парень без ума от тебя. Выходи за него. Ты свяжешь себя с ним на один год. Потом ты свалишь от него, получив по меньшей мере миллион, а он все еще будет любить тебя. Ты покроешь все свои расходы. Твоя карьера получит в сто раз больше шансов на успех. Да еще через него ты познакомишься с другими богатыми парнями, которые тебе понравятся больше, а может ты и полюбишь кого. Ты сможешь изменить весь ход своей жизни. А теперь потерпи один лишь год. Черт возьми, это же не страдание. Я не стал бы просить тебя пойти на страдания.
Этого вполне можно было ожидать от Дорана. Он вполне мог думать, что очень умен и что прямо-таки открывает глаза Дженел на ту правду жизни, которую знает каждая женщина и которая ей внушается самой жизнью с колыбели.
Но Доран знал и то, что Дженел было неловко делать что-либо подобное, и не потому, что это было аморально, но еще и потому, что она не могла позволить себе обманывать таким образом другого человека. И так хладнокровно. Да еще и потому, что она до такой степени любила жизнь, каждую ее минуту, что не смогла бы вынести такого в течение целого года, отрешившись от той жизни, которую любила. Однако Доран быстро нашелся, как ей возразить, и сказал ей, что много шансов на то, что в этот год ей пришлось бы потерпеть и без Теодора. А здесь она на целый год может все-таки осчастливить хотя бы Теодора.
— Знаешь, Дженел, — сказал Доран, — быть умным в свои худшие дни лучше, чем попасть в ситуацию, когда вокруг тебя умные другие, и в их лучшие дни. Это были те редкие слова, сказанные им вполне искренне, которых он почти не произносил с двенадцати лет. Хотя они и предназначались, собственно, ему самому.
Все, однако, решилось благодаря необычно напористому поведению Теодора, которое и перевесило чашу весов в его сторону. Он купил за двести пятьдесят тысяч долларов дом в Беверли-Хиллз, с бассейном, теннисным кортом и двумя слугами. Он знал, что Дженел любит играть в теннис, она научилась в Калифорнии. У нее, само собой, получился роман, короткий, правда, с ее учителем игры в теннис, стройным блондином, который, к ее удивлению, потребовал от нее оплаты за уроки поцелуями. Потом другие женщины рассказывали ей кое-что о мужчинах Калифорнии. Как они ведут тебя в бар, заставляют тебя же заплатить, а потом просят тебя провести ночь в их апартаментах. Они даже не заплатят за тебя, чтобы тебя отвезли домой. Так что она получала удовольствие от тенниса как в постели, так и на корте, и очень преуспела и в том и в другом. В конце концов, однако, она устала от него, потому что его успехи были лучше, чем у нее. Он все понял и вышел из игры, переключившись на ее друзей и подруг, с которыми, это поняла даже Дженел, которая не имела предубеждений, он переходил все границы. С Ливерманом она никогда не играла в теннис. Он как-то раз заметил, что, учась в университете, победил Артура Эша, так что она сразу же решила, что его класс игры много выше ее класса и что, как и многие хорошие игроки в теннис, он предпочитает не играть с неумехами. Но когда он убедил ее переехать в новый дом, они провели неплохую партию в теннис.
Ей очень понравился дом. Это был огромный роскошный особняк, типичный для Беверли-Хиллз, с гостиными, с домиком для бассейна, с открытым подогревающимся бассейном. Они с Теодором строили планы насчет того, как его отделать, встроить специальные деревянные панели. Вместе они делали покупки. По ночам же он становился полным банкротом, и Дженел больше не пыталась улучшить эту ситуацию. Он обещал ей, что когда в следующем месяце получит развод и они поженятся, он будет в норме. Дженел искренне надеялась на это, так как чувствовала себя виноватой. Она решила, что самое меньшее, что она может сделать, это быть хотя бы верной женой, поскольку собиралась выходить замуж за деньги. Однако жизнь с таким человеком действовала ей на нервы. Но в день проведения теннисной партии она, поняла, что все это блеф. Она почувствовала, что вся эта история какая-то сомнительная, все стало внушать ей подозрение. Но Теодор Ливерман внушал ей такую уверенность, что все обстоит прекрасно, как и ее друзьям, и даже цинику Дорану, что она стала думать, что лишь из-за своей не совсем спокойной, совести она начинает так думать.
В тот день Теодор, наконец, вышел на корт. Играл он довольно хорошо, но было ясно, что никакого класса у него нет. Не могло быть и речи о том, что он мог побить Артура Эша, даже когда тот был еще в колыбели. Дженел была поражена. В одном она не сомневалась — что ее возлюбленный не лжец. И ведь она не была простушкой, которая ни в чем не разбирается. Она всегда исходила из постулата, что все любовники лгуны. Но Теодор никогда не выпендривался, не хвастался, никогда не вспоминал свои деньги или свое высокое положение в кругах инвесторов. Он даже никогда и не разговаривал ни с кем, кроме Дженел.
Его манера разговаривать — тихо, деликатно, — была чрезвычайно редка в Калифорнии, до такой степени, что Дженел постоянно удивлялась тому, что он всю свою жизнь прожил в этом штате. Увидев его, однако, на теннисном корте, она поняла, что в одном он все же лжет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81


А-П

П-Я