«Не удивятся ли слуги, не найдя наших лошадей?» — написала я.
Казариан прочитал мои слова и оскалил клыки в хищной усмешке.
— Я рад, госпожа, что наше не слишком комфортабельное путешествие не повлияло на твой разум, — сказал он. — Если мы хотим, чтобы наша миссия в Сто лице оставалась тайной, нам не следует привлекать к себе внимание и появляться здесь в сопровождении верхового отряда. Как хозяин замка Кревонель, один лишь я знаю и использую множество тайных ходов, которые позволяют входить и выходить, оставаясь незамеченным для друзей и врагов. Мои слуги решат, что мы воспользовались одним из таких ходов — что мы, собственно говоря, и сделали, хотя и несколько своеобразным способом. — Он помолчал, затем продолжил:
— Тебе придется познакомиться с моими псами; ни один барон, посещающий мой замок" тем более Волериан, не преминул бы это сделать. Тебе когда-нибудь приходилось видеть наших псов или иметь с ними дело?
Я крепко сжала грифельную доску, чтобы он не заметил, как дрожат мои руки.
«Только издали, — наконец сумела написать я, — всего два раза, во время войны». Я невольно содрогнулась, вспомнив те жуткие события.
В первые годы войны в Долинах ализонские захватчики привезли с собой несколько свор хищных зверей, давших имя их расе, и напустили их на наших воинов. Ализонские псы не были похожи на тех собак, которых мы знали и которых использовали для охоты или в бою. Из дневника Эльзенара мне теперь было известно, что первые псы появились из магических Врат вместе с первыми ализонцами. Все мы в осажденных Долинах познали страх и ужас перед поджарыми белыми тварями, безжалостно уничтожавшими наших мужчин, женщин и детей, тщетно пытавшихся бежать.
Когда благословенному флоту Сулкара удалось наконец перехватить и потопить ализонские корабли, снабжавшие армию, бароны постепенно отозвали назад своих псов, слишком ценных для того, чтобы обречь их на гибель в море или от наших дротиков и мечей.
Волориан, вспомнила я, считался знаменитым заводчиком этих гнусных созданий. Но я обязана была осмотреть псов Казариана.
Глядя на меня, Казариан, видимо, почувствовал мое отвращение.
— Я принесу тебе недавно родившегося щенка от моей лучшей суки, — объявил он, — Прежде чем ты встретишься со всей сворой, нам нужно будет узнать, как подействует на них твой запах. Идем, поднимемся наверх. Я многое должен тебе рассказать, пока мы будем ждать ответа Гурбориана на наше письмо.
Он вставил свой ключ в большой замок и распахнул дверь.
Мы шли по коридорам и лестницам, где в пыли виднелись недавние следы лишь одной пары сапог. В отличие от мрачно-серых камней Лормта, камни замка Кревонель были блестящего желто-коричневого цвета, но масштабы ализонского строительства впечатляли не меньше. Я обнаружила странное сходство между здешними подземными коридорами и коридорами Лормта.., пока мы не достигли более обитаемых верхних уровней. Чем выше мы поднимались, тем более роскошными становились украшения и обстановка. Возможно, по причине своей природной бледности, ализонцы стремились украшать свои жилища, используя яркие, даже чересчур кричащие краски.
Дважды я замечала далеко впереди светловолосые фигуры, одетые в темно-синие ливреи, но, едва заметив нас, они скрывались из виду за углом или за ближайшей дверью. Лишь один из них не стал прятаться, но наоборот, устремился нам навстречу через просторный зал — высокий сухопарый пожилой ализонец, бледно-голубые глаза которого напомнили мне Морфью.
Казариан отрывисто кивнул незнакомцу, словно ожидал его здесь встретить.
— Будешь обслуживать нашего гостя и меня в северной башне, Геннард. Пошли за Бодриком, пусть немедленно явится туда.
Поклонившись Казариану, Геннард коснулся знака своего Рода.
— С возвращением, хозяин. — Он повернулся ко мне и снова поклонился, повторив тот же жест. — Замок Кревонель приветствует тебя, благородный барон, — произнес он голосом, в котором не звучало ни тени раболепства или страха. Если он служил Казариану с самого детства, то, видимо, отличался исключительными способностями к выживанию.., и считал свое положение вполне безопасным.
Я поклонилась, стараясь подражать Казариану, и зашагала следом, поскольку он уже направлялся к двери в дальнем конце зала. Мы поднялись еще по нескольким лестницам. Я испытала крайнее облегчение, когда Казариан, наконец, вошел в комнату, где предложил мне изящное кресло. Мы едва успели сесть, как в открытых дверях появился еще один ализонец.
— Входи, Бодрик, — пригласил его Казариан, и к нам подошел человек, которого он называл смотрителем замка.
Почему-то мне казалось, что все ализонцы должны быть на одно лицо. Пока что персонал замка Казариана отличался одинаково бледной кожей и белыми волосами, и все они были одеты в одинаковые синие ливреи, украшенные белым шнуром. Однако, оказавшись с ними лицом к лицу, я поняла, что они столь же разные, как и любые два уроженца Долин. Черты лица Бодрика были не столь правильными, как у Казариана, и он был более коренастым и широкоплечим, нежели его хозяин. Глаза его были ярко-зелеными, словно весенние листья, но больше всего привлекал внимание синевато-багровый шрам, шедший наискось через левую бровь и переносицу до правой щеки.
Коснувшись знака Рода, Бодрик поклонился Казариану.
— Кревонель приветствует тебя, хозяин, — произнес он голосом, в котором свойственные ализонцам рычащие нотки чувствовались куда более явственно, чем у Геннарда или Казариана.
— Благородный барон оказал замку Кревонель честь своим визитом, — объявил Казариан, почтительно кивнув в мою сторону. — Однако имя его и сам факт его присутствия здесь должны оставаться в тайне, поскольку того требует цель его пребывания в Столице. Он проделал немалый путь, несмотря на зимнюю лихорадку, временно лишившую его голоса. Он будет отдавать тебе свои распоряжения в письменном виде.
— Готов служить тебе, благородный барон, — сказал Бодрик, поклонившись мне, — Первый приказ барона — доставить личное послание барону Гурбориану, — сказал Казариан, доставая завернутый в кожу пакет, содержавший коварное письмо Морфью. — Немедленно отдай это Лурску, и пусть он, как можно быстрее, передаст его в руки Гурбориану, Тот должен прислать нам столь же тайный ответ. В зависимости от того, каким он будет, последуют дальнейшие распоряжения.
— Будет исполнено, хозяин Лурск сегодня пьет в «Хохлатом Вороне» Твое послание окажется в руках барона Гурбориана не позже, чем через час. — Бодрик снова поклонился каждому из нас и поспешно вышел.
Геннард, видимо, ждал ухода Бодрика, поскольку сразу же вошел в комнату, неся резной деревянный поднос, заставленный бутылками, закрытыми крышками блюдами и открытыми сосудами. С легкостью, которая достигается лишь долгой практикой, он ловко расставил еду и питье на столике, стоявшем в стороне.
Он уже собирался разложить еду по тарелкам, но Казариан придержал его за руку.
— В твоих услугах мы сейчас не нуждаемся, — сказал Казариан. — У меня есть для тебя другое задание.
Мы так спешили добраться до Столицы, что не взяли с собой никакого багажа. Поэтому барону на время его пребывания здесь потребуется кое-что из нашего гардероба.
Геннард окинул меня взглядом.
— Если благородный барон позволит, я могу доставить в его комнату одежду из запасов твоего родителя, хозяин.
— Отличная идея, — одобрил Казариан. — Он примерно такого же роста и телосложения, как и барон Оралиан. Принеси одежду и подходящие сапоги в комнату рядом с моей. Мы придем туда после того, как поедим и поговорим. И принеси также мел. Барон временно лишился голоса из-за лихорадки, и ему придется писать свои распоряжения на грифельной доске, которую он принес с собой.
— Как прикажешь, хозяин.., благородный барон, — Геннард поклонился нам обоим и вышел.
Казариан пододвинул столик к нашим креслам и начал переставлять блюда.
— Я не позволяю себе в замке Кревонель той роскоши, которую предпочитают другие бароны, — заметил он. — За годы, проведенные в поместье Волориана, я привык к простой пище и такому же образу жизни.
Теперь же, будучи хозяином Кревонеля, я продолжаю жить по-прежнему, вместо того чтобы развлекаться на бесконечных пирушках. — Он осторожно налил темно-красную жидкость в серебряный графин, затем чуть помедлил, прежде чем предложить мне бокал. — Должен тебя предупредить, — сказал он, — о нашем кровьвине. Мы никогда никому не позволяли вывозить его за пределы Ализона, и пить его позволено лишь баронам.
Советую тебе попробовать.., чуть-чуть, пока ты сполна не оценишь его качество.
Я осторожно взяла бокал. За годы моих торговых путешествий мне приходилось пробовать множество вин, как слабых, так и крепких. Это ализонское вино обладало ярко выраженным букетом и слегка резким, но не неприятным ароматом. Я сделала маленький глоток. Вкус не походил ни на одно из известных мне вин — одновременно странно сладковатый и соленый. Вино обожгло мне язык, подобно крепкому, хорошо перебродившему сидру. Я поставила бокал на стол, сделав глубокий вдох, чтобы прояснилось в глазах. Казариан наблюдал за мной из-за края своего кубка. Мне показалось, что в глазах у него мелькнула легкая усмешка.
Взяв доску, я уверенно написала: «Лучше я не буду много пить. Глаза слезятся».
Казариан кивнул. Моя реакция явно его позабавила.
— Мне придется подать кровь-вино Гурбориану и Гратчу, когда они придут, — сказал он. — Мы можем объяснить твой отказ присоединиться к нам утратой вкуса, из-за той же самой прискорбной лихорадки, что лишила тебя голоса. А сейчас попробуй этот напиток, приготовленный из белых ягод, — он не столь крепок, но хорошо утоляет жажду.
Подавая каждое из блюд, Казариан описывал мне, что это такое, и пробовал сам. Я прекрасно помнила, что и он, и Дюратан упоминали о склонности ализонцев травить друг друга. Несомненно, Казариан пытался убедить меня, что яства безопасны. Я выбрала знакомую мне пищу — вареную рыбу, ножку куропатки, запеченного кролика, немного сыра. Казариан настоял, чтобы я попробовала блюдо, напоминавшее тушеные коренья в сметанном соусе, сказав, что это еще один ализонский деликатес, никогда не предлагавшийся посторонним. Блюдо оказалось столь острым, что, на мой взгляд, вряд ли многие из гостей пожелали бы его есть, но мне не потребовалось высказывать свое мнение, поскольку Казариан был всецело занят разрезанием фруктового пирога с глазурью. Он предложил было еще несколько блюд, но я поспешно написала, что больше есть не в состоянии.
Казариан подал мне серебряную чашу с влажными салфетками, чтобы вытереть руки.
— Я ненадолго тебя оставлю, — сказал он, отодвигая кресло, — и принесу щенка. Может вернуться Генздард, чтобы убрать со стола. Если его присутствие тебя смущает, отойди к окну. Ты сможешь любоваться Столицей, пока он не уйдет.
Как и предполагал Казариан, вскоре после его ухода действительно вернулся Геннард. Он поклонился мне, затем начал ставить блюда на поднос. Я кивнула ему в ответ, надеясь, что мой жест будет правильно истолкован, и отошла к одному из узких окон, чтобы посмотреть на город моих врагов.
Из-за зимних холодов окна были закрыты тяжелыми деревянными ставнями, обитыми шерстью. Отодвинув щеколду, я распахнула ставни. Солнце закрывали густые облака, так что открывшийся передо мной впервые вид на ализонскую столицу был довольно бесцветным. Меня потрясло огромное пространство, на котором раскинулся город. Ряды крыш уходили вдаль, насколько хватало взгляда. На высоком каменном утесе возвышалась над всеми остальными зданиями громадная крепость, судя по всему — замок Ализон, резиденция печально знаменитого Лорда-Барона. С высоты башни замка Кревонель я могла видеть металлический отблеск на шлемах часовых, патрулировавших вдоль стен крепости.
Морозный ветер дул мне прямо в лицо, но у меня и без того похолодело внутри. Осознание того, что я, одинокая женщина из Долин, нахожусь в самом логове Псов Ализона, пронзило меня, словно острый нож. Вне себя от ужаса, я вдруг заметила, как мне на рукав упали слезы, которых я не замечала из-за холода. Запирая ставни, я ухитрилась вытереть лицо краем плаща и не оборачивалась, пока не услышала, как закрылась дверь за Геннардом. Я ругала себя на чем свет стоит. Несмотря на одиночество и усталость, подобная слабость была непростительна. Вряд ли ализонские бароны часто давали волю слезам — разве что корчась в агонии от выпитого яда.
Дверь внезапно открылась, и вошел Казариан, держа в руках трепыхающийся белый комочек. Я поспешно села на ближайшую скамью, и он положил жуткое создание мне на колени. Это был еще совсем маленький зверек, но уже с длинными и мускулистыми, приспособленными к бегу ногами. Пытаясь скрыть отвращение, я погладила щенка рукой в перчатке.
Меня удивило, насколько мягкой была его короткая белая шерсть. Голова была очень узкой, с проницательными желтыми глазами, глубоко посаженными чуть выше острого любопытного носа. Широкие уши то прижимались к голове, то вставали торчком, прислушиваясь. Острые как иглы когти, похожие на кошачьи, могли втягиваться в подушечки на лапах; вскоре мне стало ясно, что зубы у него еще острее: когда он куснул меня, я ощутила боль даже сквозь перчатки госпожи Бетааии. Руки Казариана, как я заметила, тоже носили следы свежих укусов и царапин.
Глядя на меня, Казариан рассмеялся — я впервые слышала его смех. Видимо, я ожидала, что ализонцы лают, подобно их чудовищным псам, но смех Казариана звучал вполне естественно, выражая искреннее удовольствие, — Исключительный храбрец! — воскликнул Казариан, стирая струйку крови с запястья, — Оба его родителя — прекрасные звери, каким со временем станет и он сам. Я назвал его Мун-Бим — Лунный Луч, из-за серебристого цвета шерсти. — Он почесал щенка за ушами, и тот повернул мордочку и лизнул руку хозяина.
Я была поражена. Неужели этим хищникам и в самом деле знакомо чувство привязанности? И были ли способны на это сами ализонцы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32