Алейна бросилась перед ним на пол, подергиваясь в такт музыке. Мне показалось, что она увидела в нем богача, который сумеет обеспечить ей жизнь, свободную от унизительных трудов обычной женщины. Она надеялась, что с ним ей не придется размалывать зерна тяжелым пестиком, шить одежды, взбивать молоко в бурдюках и выпасать скот на жаре.Я наблюдал, как она извивается, ползает на животе, дергается, стонет и простирает к нему руки.За уроки танцев, которые начались сразу же после нашего прибытия в оазис Девяти Колодцев, я заплатил сущие гроши, а между тем стоимость Алейны возросла раза в два или три. Плата за уроки была, с моей точки зрения, неплохим вложением денег. Моя собственность росла в цене. Но самое главное — уроки принесли неоценимую пользу самой девушке. Она окунулась в учебу с невероятной энергией и прилежанием, часами отрабатывая такие простые движения, как вращение кистью.Ее учила танцовщица из кофейни по имени Селейна. Вместе с ней я взял в аренду флейтиста, а чуть позже игрока на каске.Как-то раз я зашел посмотреть, как идут дела. Алейна лежала на песке, вся мокрая от пота и увешанная колокольчиками.— Часто тебе приходится ее бить? — поинтересовался я у Селейны.— Что вы, — откликнулась рабыня. — Никогда не видела таких усердных учениц.— Играйте, — приказал я музыкантам.Они играли до тех пор, пока я не остановил их, подняв кверху палец. В ту же секунду Алейна замерла, высоко подняв правую руку и положив левую на бедро. Взгляд ее замер на пальцах левой руки, словно она не могла поверить, что они осмелятся погладить ее кожу. Затем она вышла из позы, встряхнула головой и, тяжело дыша, спросила:— Нравится ли господину его девочка?— Очень, — ответил я. — Вне всякого сомнения, ты понравишься и молодому кочевнику.Она презрительно фыркнула.— Такие, как он, для меня больше не существуют. — Она тут же склонила головку и прикусила губу — Конечно, господин сделает так, как сочтет нужным, но ведь богатый человек даст за меня больше денег.Она опустилась на колени, пот струился по ее гладкому телу и капал на песок.— Пожалуйста, господин, продай меня богатому человеку.Я жестом приказал ей подняться и дал знак музыкантам.Начался новый танец.Я наблюдал за ее движениями. Не исключено, что она сумеет заинтересовать и солидного покупателя.А что, если, подумал я, продать ее Сулейману? Танцевала она хорошо.— Первый раз вижу, чтобы рабыня так быстро и естественно усваивала науку танцев, — похвалила ее Селейна.— Она прирожденная рабыня, — отозвался я.— Разве может женщина чувствовать себя другой в ваших руках? — произнесла Селейна, глядя мне в глаза.— Иди в альков, — приказал я. В конце концов, я ее арендовал. — А ты работай, — сказал я Алейне.— То, что я хорошо танцую, — заявила Алейна, не прекращая двигаться в такт музыке, — еще не значит, что я прирожденная рабыня.Я улыбнулся и пошел в альков вслед за Селейной.— Меня еще не укротили! — выкрикивала Алейна. — Еще ни один мужчина меня не укротил!— А ну, на колени! — обернулся я.Алейна немедленно опустилась на колени.— Скажи: «Меня укротили».— Меня укротили, — с готовностью повторила она.Это был бунт покорности.— Работай дальше, — сказал я.Музыканты заиграли, и девушка возобновила свой танец. Это выглядело великолепно. И неправдоподобно. Эта дурочка действительно не подозревала, что она — прирожденная рабыня.Я любовался ее движениями.Она призывно мне улыбнулась. Я наблюдал, как закружились ее светлые волосы, когда она начала бешено вращаться. Глаза ее на мгновение фиксировали какую-то точку в комнате, танцовщица делала поворот, голова ее резко дергалась, и она снова смотрела в ту же точку. Затем она закончила вращение и замерла, высоко подняв руки над головой. Тело прямое, живот втянут, правая ножка вытянута, пальчики едва касаются пола. Затем она снова приняла исходную позицию. В Тахари хорошо заплатят за ее белую кожу. Светлые волосы и голубые глаза еще больше повышали ее стоимость. Но самое главное достоинство заключалось в том, что девчонка выглядела дьявольски красивой, как на мордашку, так и на фигуру. Тело ее было хоть и не полным, но удивительно соблазнительным и округлым. По земным меркам она была пять футов четыре дюйма ростом. Личико у нее было просто прелестно, особенно губы. Удивительно женственное лицо. На таком лице читаются все эмоции. Губы начинают быстро дрожать, глаза быстро увлажняются и наполняются крупными слезами. Она очень легко обижалась и не умела контролировать своих чувств, что для невольницы всегда считалось большим плюсом. Ее ранимость и четкая выраженность чувств делали ее особо желанной и уязвимой для мужчин. Эти качества облегчали им задачу и приносили дополнительную радость. Как-то раз я увидел ее почерк. Он выдавал бьющую через край женственность. Особенно же это проявлялось в танце. В ее животе горел огонь рабыни. С ней проблем не возникнет. Она принесет хорошую прибыль. Приобрести Алейну, прикидывал я, сможет позволить себе только состоятельный человек.Большая удача привезти такую девушку на юг. Я не сомневался, что она окупит себя в несколько раз.— Господин! — позвала меня из алькова Селейна, танцовщица из кофейни. Она стояла за опущенным шелковым пологом. Одежду она уже сбросила.— Пожалуйста, господин! — умоляюще произнесла она. Под тесемками колокольчиков я видел металлическое кольцо на шее. .Я направился к ней.Позади меня раздавался бой барабана и завывание каски, затем наступила пауза и послышались поучения флейтиста, который, взяв Алейну за талию, учил ее движениям бедер.Снова забил барабан. Селейна протянула ко мне руки. Я прикоснулся к полуоткрытым губам.— Господин хочет взять меня медленно?— Да, — сказал я.— Селейна очень любит господина.
Повинуясь ленивому жесту Ибн-Сарана, Алейна медленно поднялась с малинового мозаичного пола, грациозно вытянулась, поднялась на колени и тряхнула очаровательной белокурой гривой. Затем, не сводя глаз с Ибн-Сарана, рабыня распростерлась на каменных плитах и поцеловала пол рядом с его туфлями, после чего подняла голову. Похоже, девчонка решила достаться именно ему. Он был ее «богач». Он щелкнул пальцами, повелевая ей подняться. Она бесстыдно вытянула правую ногу и медленно встала, держа руки над головой.— Можно раздеть твою рабыню? — спросил Ибн-Саран.— Конечно, — кивнул я.Ибн-Саран щелкнул пальцами, и она тут же сбросила с себя перевязь из желтого шелка и, как мне показалось, с презрением отшвырнула ее в сторону. Я видел, что невольница возбуждена и взволнована интересом к своей персоне. Хорошенькая Алейна не собирается молоть зерно и взбивать молоко. Это работа для уродин и свободных женщин. Она слишком хороша и соблазнительна.Я решил наконец попробовать дымящегося черного вина и тоже щелкнул пальцами. На медленном огне постоянно подогревался огромный серебряный кувшин. Увидев мой жест, присматривающая за вином белокожая черноволосая рабыня опустилась возле кувшина на колени и замерла. Я видел, что она в чем-то не уверена. Как и все обслуживающие стол невольницы, она носила собранные на щиколотках прозрачные шальвары и накидку, оставляющую голыми живот и ребра. Лицо девушки скрывала чадра. Затем она стремительно поднялась на ноги и налила в маленький кубок горячей густой жидкости. Чадра помешала мне разобрать надпись на ошейнике. Я хотел узнать, кому принадлежит эта рабыня. Скорее всего, Сулейману, но, впрочем, кто знает. Другая девушка, белокожая и рыжая, тоже в накидке, шальварах, чадре и колокольчиках, кинулась ко мне с подносом, на котором были разложены сахар и ложечки. Я отвернулся. Я ее не звал. Рабынь подбирали по цвету волос — одну для черного вина, другую, рыжую, для сахара.Алейна сорвала с себя последнюю полоску ткани, прикрывающую бедра, и медленно поглаживала свою шелковистую кожу.Прикрыв тяжелые веки, купец наблюдал за искусным стриптизом. Он был настоящий знаток рабынь.Я тоже считал себя специалистом в этой области, хотя с благородным Ибн-Сараном тягаться не мог. Так, например, я вспомнил, что в свое время упустил девчонку, которая сейчас наливала нам черное вино. Это была великолепная рабыня, смотреть на нее означало хотеть ее. Так вот, вместо того чтобы в свое время купить ее и притащить на цепи в свой дом, я промедлил, а когда спохватился и послал на аукцион Лидиуса Таба, своего доверенного человека, ее уже купили. С тех пор я потерял ее след.Значит, однажды она уже посмела расстроить меня, мужчину. За это она должна понести наказание. Я не купил ее в Лидиусе. В те времена я разыскивал в северных лесах Талену, я хотел ее освободить, привести в Порт-Кар и начать все сначала. Не самым удачным было бы появитьсяперед ней с фантастически красивой черноволосой потаскухой в ошейнике, на котором выгравировано мое имя. Да Талена просто перерезала бы ей горло. Кстати, я часто думаю, был ли смысл освобождать тогда Талену. Такие, как она, все равно рано или поздно попадают в рабство. А что до черноволосой потаскушки, которая сейчас разливала нам вино, то ее давнишний побег с Сардара не принес ей желаемой свободы. Землянку мгновенно выловили женщины-пантеры и выставили на аукцион Лориуса. Там ее и купил Сарпедон, трактирщик из Лидиуса. Я нашел ее в паршивой таверне, подающей дешевую пагу. Кстати, с Сардара она улетела на моем тарне. Но, разыскав ее в Лидиусе, я ее за это не убил. Я лишь воспользовался ею и оставил рабыней. От тарна я потом отказался. Он стоил в десять раз больше, чем могли дать за ее тело на любом аукционе. Но как он позволил другому человеку, кроме хозяина, сесть в седло? Сколько, интересно, должен стоить боевой тарн, который допустил, чтобы на него сел незнакомый человек, а тем более потаскуха? Я от него отказался. До сих пор, вспоминая тарна, мне хочется запороть ее до смерти. Взять хлыст и сорвать у нее все мясо с костей. Между тем я помнил, что до побега ей приходилось работать на Царствующих Жрецов. Тогда я был настолько романтичен, что мечтал вернуть ее на Землю. Бежав с Сардара, она отвергла мое предложение. Это был смелый поступок. И у него были свои последствия. Она сделала ставку. И проиграла. Я оставил ее рабыней.По сигналу Ибн-Сарана Алейна легким движением откинула чадру, и она отлетела на дюжину футов, после чего плавно, очень плавно, опустилась на плиты пола.Рабыня продолжала танец.Неужели там, в Лидиусе, эта девчонка всерьез вообразила, что я отпущу ее на свободу, я, человек, в чьих жилах течет горианская кровь и чьего тарна она загубила? Я ее не прикончил. Маленькая дура. Я вспомнил, как она уговаривала меня ее купить. Только рабыня может так приставать к человеку. Тогда я не сообразил, что рабство у нее же в крови. Я с грустью вспомнил то время, когда нам казалось, что мы дороги друг другу. Я вспомнил, как однажды, очевидно в бреду, я плакал и просил, чтобы она любила меня. Позже, а Торвальдсленде, я нашел противоядие от этой напасти. Я больше не плакал и не умолял о любви, как слабый, я смеялся, я сильной рукой надел на] нее ошейник и швырнул ее к своим ногам. Я сделал ее своей рабыней. Если женщину переполняет гордость, надо ее унизить и опустить на колени. Они любят принадлежать гордым мужчинам. Она молила об освобождении. Рабыня. А я был таким дураком, что однажды решил проявить о ней заботу. Было время, это правда, когда она служила Царствующим Жрецам. Я до сих пор состою у них на службе. Как давно это было. Тогда мы не знали, да и она сама не знала, что в душе она конченая рабыня. Это выяснилось в таверне Лидиуса. Мы думали, что она свободная женщина, которая выдает себя за рабыню. Там, в таверне, мы поняли, что она и есть рабыня. Не могло быть и речи о том, чтобы рабыня служила Царствующим Жрецам. Ошейник, согласно законам Гора, перечеркивает все прошлое. Когда Сарпедон запаял на ее шее металлический ошейник, ее прошлое свободной женщины исчезло, началась история рабыни.— Она сбежала с Сардара, — сказал мне тогда Самос. — Она выказала неповиновение. Ей нельзя верить. К тому же она слишком много знает.Он даже хотел послать в Лидиус своих людей, чтобы они ее выкупили, привезли в Порт-Кар и бросили в каналы на съедение уртам.— Ей нельзя доверять, — повторял он. — И она слишком много знает.— С красивой рабыней можно проделывать и более приятные вещи, чем кормить ею уртов, — возразил ему я.— Может, и так, — улыбнулся тогда Самос. — Может, и так.Каким же надо было быть дураком, чтобы всерьез пытаться вернуть такую похотливую самку на Землю. Имей я хоть чуть-чуть мозгов, я бы нацепил на нее ошейник и приковал бы к спинке своей кровати. Не стану отрицать, я ликовал от того, что она не укрылась на Земле. Это было бы нелепо и тривиально. Меня радовало, что такая красивая женщина осталась на Горе, где ее прелестью могли воспользоваться многие, и в том числе и я. На Земле ей было бы, пожалуй, безопаснее, но она предпочла Гор, она предпочла опасность, как и положено всякой красивой женщине без Домашнего Камня. Ей пришлось расплачиваться своей красотой. Расплачиваться с сильными мужчинами, носителями примитивной культуры. Она сделала ставку. И проиграла. Я был безмерно доволен, что она проиграла. Жалко только, что я не купил ее в свое время в Лидиусе и не привез в Порт-Кар в качестве своей рабыни. Почему-то я был тогда уверен, что разыщу Талену. Талена, конечно, никогда бы не согласилась делить жилье с такой красавицей. Разве что сама угодила бы в ошейник. Она бы ее или убила, или продала женщине или самому дотошному рабовладельцу, которого смогла бы найти. До Лидиуса я не знал, что Велла, бывшая мисс Элизабет Кардуэл с планеты Земля, была истинной рабыней.Я оглянулся, чтобы еще раз посмотреть на нее, стоящую на коленях перед серебряным кувшином с длинным носиком, в котором дымилось густое черное вино. Глаза ее под чадрой были сердиты. Обнаженный живот и ребра притягивали взгляд. Видеть ее означало хотеть ее, а хотеть ее означало владеть ею.Алейна закружилась под последние такты бешеной музыки.Затем она остановилась, замерла, высоко подняла руки и откинула голову. Тело ее блестело от пота, с последним аккордом она рухнула на пол, к ногам Ибн-Сарана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47