Напиться таким способом, конечно, нельзя, но губы и язык освежить можно.— Если кругом так много каваров и та'кара, значит, вы не сможете обеспечить безопасность каравана? — В самом деле, в случае войны охрана в сто человек могла скорее спровоцировать атаку.Хамид, заместитель Шакара, предводителя отряда аре-таев, пропустил мое замечание мимо ушей. Вместо этого он сказал:— Дай мне камни. Я сохраню их в безопасности. Иначе они могут достаться каварам. Я передам их Сулейману. Он не станет встречаться с тобой. Я за тебя поторгуюсь. Ты получишь хорошую цену в финиковых кирпичах.— Я сам поторгуюсь с Сулейманом, — сказал я.— Каварская сволочь! — прошипел он.Я промолчал.— Дай мне камни!— Нет, — сказал я.— Ты планируешь добиться аудиенции Сулеймана, чтобы его убить! И получить за это финиковых кирпичей. Тебе понадобится кинжал!Он прыгнул как дикий кот, но на моем месте уже никого не было. Я выбил ударом ноги шест, на котором держался шатер, и выкатился наружу.— Эй! — вопил я что было сил. — На помощь! Грабители!Ко мне немедленно бросились несколько человек, среди них предводитель отряда Шакар. Вокруг тут же столпились погонщики и гуртовщики. По сигналу Шакара принесли факелы. Из-под рухнувшего шатра выбрался Хамид.— Да это же благородный Хамид! — воскликнул я. — Прости меня, высокочтимый господин! Я по ошибке принял тебя за грабителя.Хамид с проклятиями отряхивал песок с одежды.— Только неуклюжий человек может обвалить себе на голову шатер, — проворчал предводитель отряда, засовывая ятаган в ножны.— Зацепился, — огрызнулся Хамид и, не оборачиваясь, скрылся в темноте.— Поставь шатер, — приказал я испуганной Алейне— Да, господин.Затем я отправился к Фаруку. Я не хотел, чтобы он терял людей.
Атаки каваров пришлось ждать недолго. Она началась около десяти часов утра на следующий день, когда наступил горианский полдень. Я даже не удивился, когда вылетевшие навстречу противнику воины аретаев поворотили кайилов и ускакали в пустыню, бросив караван на произвол судьбы. Каваров было действительно много.— Не сопротивляться! — скомандовал Фарук своей охране, разъезжая из конца в конец каравана. — Не сопротивляться!Спустя несколько мгновений на нас налетела толпа каваров. Бурнусы были отброшены за спину, в руках угрожающе торчали копья. Охрана Фарука, повинуясь его приказу, повтыкала копья и ятаганы в песок.Рабыни визжали от страха.Кавары приказали мужчинам спешиться. Всех согнали в кучу. Погонщикам было приказано выстроить всех кайилов в один ряд. Разбойники наугад открывали ящики или вспарывали мешки, пытаясь определить, что везет караван.Один воин провел копьем черту на песке.— Разденьте женщин и выстройте их вдоль этой линии, — приказал он.Женщин выстроили в одну длинную шеренгу. С некоторых ятаганами сорвали одежду и чадру. Я видел, как Алейну выдернули из курдаха и швырнули на песок. Она в ужасе припала к земле. Какой-то воин, не слезая с кайила, острием копья сорвал с нее чадру.— Смотри, какая красавица! — воскликнул воин.Острое как бритва копье уперлось ей в грудь.— Становись в ряд, рабыня! — приказал он.— Да, господин, — пролепетала Алейна.— А ты почему не разоружился? — спросил меня подъехавший кавар.— Я не подчиняюсь Фаруку.— Ты едешь с караваном, разве не так?— Мы идем в одну сторону, — сказал я.— Бросай оружие и слезай на землю! — приказал он.— Нет.— Мы не хотим тебя убивать, — сказал кавар.— Мне приятно это слышать, — ответил я. — И у меня нет планов убивать вас.— Если это аретай, убей его! — распорядился проезжающий мимо всадник.— Ты аретай? — спросил меня воин.— Нет.Я видел, как некоторых кайилов отвели в сторону. Других оставили с погонщиками.Топчущиеся животные подняли страшную пыль. Она покрывала щиколотки и икры выстроенных в шеренгу рабынь. Девушки прикрывали глаза от палящего солнца и пыли. Двое тяжело кашляли, некоторые приплясывали, их маленькие босые ножки не выдерживали жжения раскаленного песка. Вдоль шеренги разъезжал видный кавар, осматривая добычу. Он выкрикнул команду, и первой из строя вытолкали Алейну.Я был безмерно доволен, что кавары посчитали ее достойной добычей.— Встань сюда, девушка, — приказал кавар.Меня это не удивляло. Она с каждым днем становилась все лучше и лучше. Рано или поздно она должна была возрадоваться своему состоянию рабыни и по-настоящему возлюбить ошейник. На Земле ее приучали подражать противоестественному поведению и совершать поступки, противные собственной природе. На Земле больше всего боялись, что мужчины и женщины станут самими собой и женщинам захочется быть рабынями. На Горе это как раз считалось нормой. Как ни странно, но основным чувством живущей в рабстве женщины является благодарность. Иногда мне не ясно, за что 'могут испытывать такую благодарность полностью зависящие от чужой воли люди.Рядом с Алейной стояли уже восемь девушек. Шестерых кавары забраковали.— Бегите к своим хозяевам, — приказали им воины, и те в слезах покинули шеренгу. Я видел, что Алейне нравится возглавлять колонну отобранных рабынь. Еще больше ей понравилось, что Айя, которая успела попортить ей немало крови, была отвергнута каварами. Алейна выпрямилась и гордо ожидала, пока ее закуют в цепи. До этого, естественно, не дойдет.— Я тебе советую бросить оружие и слезть на землю, — повторил кавар.— А я тебе советую забирать своих дружков и подобру-поздорову сматываться, — ответил я.— Не понимаю, — нахмурился он.— Если бы ты был аретаем, — спросил я, — сдал бы ты караван без боя?— Конечно нет, — ответил он и побледнел.— Несмотря на то что я вижу пыль на востоке, я бы не стал на вашем месте бежать на запад. Это было бы наиболее естественной реакцией испуганных, растерявшихся людей. Там вас и станут ждать. Учитывая протяженность территории и количество воинов, которых могут собрать аретаи, они попытаются окружить вас вместе с караваном. Так вот, я бы вам рекомендовал, хотя и я могу ошибиться, бросать все и уходить на юг.— На юг! — опешил он. — Да там же земля аретаев!— Зато там они точно не устроят засады. А вы всегда можете свернуть в сторону.Кавар привстал на стременах, затем подозвал проезжающего мимо начальника. Они вдвоем вглядывались в растянувшееся на несколько пасангов облако пыли, которое, словно клинок огромного ятагана, двигалось в нашу сторону.— Бежим! — крикнул начальник.— Вначале узнайте, сколько их, — сказал я. Начальник уставился на меня.— Ну и сколько же их? — спросил он.— Точно не знаю. Полагаю, достаточно для того, чтобы осуществить задуманное.— Кто ты?— Тот, кто направляется в оазис Девяти Колодцев.Начальник поднялся в стременах и поднял копье. Всадники выстраивались к маршу. Сердито пиная кайилов, кавары покинули лагерь.Они поскакали на юг. Командовал ими умный человек. Я подъехал к Алейне. Она взглянула на меня.— Похоже, тебя не закуют в цепи, — сказал я.— Я так рада, — ответила девушка.— Не расстраивайся, — успокоил я ее. — Они еще успеют тебе надоесть. Тебя будут заковывать часто и надолго.— Вот как? — вздернула она носик.— Посмотришь, — заверил я рабыню. Она лукаво улыбнулась.— Они хотели заковать меня самую первую, — засмеялась она. — Я стояла самой первой в шеренге. Мне пришлось бы вести за собой всех рабынь!— Тебе бы никуда не пришлось их вести, — сказал я. — По пустыне рабынь не водят. Их сковывают попарно и перебрасывают через седло кайила.— Если бы мы пошли пешком, — упрямо повторила она, — я бы шла первой.— Конечно, — сказал я и поднял ее в седло.— А я между тем не самая высокая, — заметила она. — Там были девушки выше меня ростом.— Ты случаем не наглеешь? — поинтересовался я.— Ну, конечно нет, господин, — замотала она головой. — Но ведь все это означает, что я самая красивая!— Среди тарсков даже слин в цене.— О, господин, — вздохнула она, и я посадил ее в курдах. Она встала на колени. Кончиком копья я поднял с песка ее чадру и бросил к ее ногам.— Почини и прикрой свой ротик. Что-то последнее время он стал очень часто открываться.— Хорошо, господин.Я посмотрел на восток. В сторону каравана скакало не менее четырехсот всадников.— Господин, — позвала девушка.— Что еще?— Я знаю, что я красивая.— Кто тебе сказал? — спросил я.Алейна стояла в курдахе на коленях, положив чадру на ноги. Потом она выпрямилась и гордо вскинула подбородок. Шея у нее действительно была великолепна, длинная, белая, аристократическая. Даже металлические застежки ошейника смотрелись на ней как дорогое украшение. Глаза ее сверкали поразительным голубым цветом, а по плечам рассыпалась роскошная белокурая грива.— С чего ты взяла, что ты красивая? — спросил я.Она встряхнула головой, а потом взглянула мне прямо в глаза. Пальцы ее поглаживали металлический ошейник.— Потому что меня взяли в рабство.Я вытащил ятаган, намереваясь закрыть полог курдаха.Аретаи неслись в направлении каравана. До них оставалось не более двух пасангов. Теперь я видел, что с запада в нашу сторону тоже скакало человек двести всадников. Рассчитано было неплохо, только каваров к этому времени уже и след простыл.— Разве я не права, господин?— Конечно, права, рабыня. Если бы мужчины не посчитали тебя красивой, они бы с радостью оставили тебя на свободе. Только самые красивые девушки удостаиваются клейма и ошейника. Чем красивее и оригинальнее выглядит женщина, тем больше у нее шансов угодить в рабство.Она смотрела на меня широко открытыми голубыми глазами.— Когда настоящий мужчина видит красивую женщину, ему хочется ею обладать.— В этом мире они могут себе это позволить.— В этом мире они так и живут.— Бедные женщины! — вздохнула Алейна. Я пожал плечами.— Господин, — позвала она. — Да?— Можно, чтобы Алейна, твоя послушная девушка, твоя исполнительная рабыня, начала учиться танцевать?— Ты еще не забыла молодого кочевника? — спросил я. Она мрачно потупила взор.— Не умея танцевать, тебе будет трудно его покорить.— Да он просто скотина! — взорвалась она. — Он ужасный! Ужасный! Ты видел, как он меня оскорбил?— А ведь ты можешь попасть к такому же.— Ужасно, — простонала она и заплакала.Невзирая на ее возмущение, я ощупал ее тело. Оно было горячим и влажным.— Хорошо, маленькая Алейна, — сказал я. — Я научу тебя танцевать, ибо в твоем теле горит огонь рабыни.— Нет!— Огонь рабыни, — повторил я и захлопнул полог курдаха.С востока и с запада на караван налетели визжащие аретаи с копьями и ятаганами. Ни каваров, ни та'кара они не нашли.
Сулейман был умным и рассудительным человеком. К тому же он обладал большим вкусом. Он внимательно изучал камни. Он подготовил мне ловушку. — Двадцать пять весов финиковых кирпичей, — сказал он.— Девяносто, — ответил я.— Ты назвал слишком высокую цену.— Но твоя цена, великий паша, показалась мне чересчур низкой.— Где кавары? — заорал Шакар, предводитель аретаев, когда его отряд окружил караван. Рядом с ним восседал на кайиле его сподвижник Хамид.— Уехали, — пожал я плечами. Если бы они попались в ловушку, живым не ушел бы никто.Таких людей, как Сулейман, надо уважать.Реальная стоимость камней, как я выяснил в Торе, составляла от шестидесяти до восьмидесяти весов финиковых кирпичей. Естественно, меня интересовал не торг, а возможность встретиться с Сулейманом. Прошел уже месяц с тех пор, как я приехал в оазис. И только сегодня паша согласился принять меня. Не так давно сюда же прибыл с караваном Ибн-Саран. Всего в Девяти Колодцах проживало около двадцати тысяч человек, в основном мелкие фермеры и ремесленники с семьями. Это был один из самых крупных оазисов в Тахари. Для меня было очень важно повидать Сулеймана. В подтверждение своей легенды я хотел продать ему камни. Кроме того, получив за камни финиковые кирпичи, я мог бы по дороге на восток с успехом выдавать себя за торговца финиковыми кирпичами. Меня не оставляло подозрение, что согласие Сулеймана предоставить мне аудиенцию как-то связано с прибытием в оазис Ибн-Сарана. Похоже, он решил защищать мои интересы. Конечно, он помнил меня по дому Самоса. Я уже решил, что, если не удастся увидеть Сулеймана в ближайшее время, надо отправляться дальше. Без проводника это было чрезвычайно опасно. В Тахари принято убивать тех, кто пришел составлять карты этой страны. Местные жители хорошо знают пустыню и не хотят, чтобы ее узнали другие. Без проводника, знающего, где искать воду, отправляться в Тахари — самоубийство. Я предлагал проводникам хорошие деньги, но ни один человек до сих пор не откликнулся. Все ссылались на угрозу войны, утверждая, что в такое время отправляться в путь чрезвычайно опасно. Я подозревал, что им просто запретили соглашаться. Удалось вроде бы уговорить одного парня, но на следующее утро он явился ко мне и сказал, что передумал. Слишком опасно в такое время пускаться в путь по пустыне. Иногда мне попадался Хамид, помощник Шакара, предводителя отряда аретаев. Он по-прежнему был уверен, что я каварский шпион. Но как только в оазис прибыл Ибн-Саран, меня допустили к Сулейману. Может быть, Сулейман ждал Ибн-Сарана? У меня создалось впечатление, что Ибн-Саран пользовался в Девяти Колодцах влиянием большим, чем можно было ожидать от простого торговца солью. Я видел, как люди отступают в сторону перед его кайилом и приветственно поднимают руки.Танцуя, Алейна почувствовала силу и власть Ибн-Сарана. Полураздетой танцовщице, демонстрирующей свою красоту, нетрудно определить, кто из смотрящих на нее обладает силой и властью. Я даже не знаю, как им это удается. Конечно, в определенной степени многое зависит от одежды, но гораздо важнее, как я понимаю, манера держаться, уверенность в себе, взгляды, которые мужчина бросает на понравившуюся ему женщину. Рабыня чувствует, обладает ли желающий ее мужчина силой и властью. На подсознательном уровне взгляд властного мужчины потрясает женщину, и она начинает лезть из кожи вон, чтобы понравиться ему еще больше. К рабыням это относится в особой степени, поскольку у них женское начало оголено самым бесстыдным и наглым образом. Ибн-Саран равнодушно взирал на танцовщицу и потягивал горячее черное вино.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47